— Но это я настояла на посещении кафе «Ша Нуар», — возразила Гвен.
Эльма подняла бровь от удивления.
— Ну что ж, — промолвила она, сделав паузу, — после всего пережитого вам, в конце концов, нужно было развеяться. Одна ночная прогулка по Парижу, думаю, не принесет вам вреда, если, конечно, вас не видел кто-то из знакомых. — Эльма нахмурилась: — О Боже! Надеюсь, вас действительно никто не видел?
— Нет, — поспешно заверила ее Гвен, — я не встретила ни одного знакомого.
Эльма облегченно вздохнула:
— Ну, в таком случае не произошло ничего страшного. Однако считаю, дорогая, что нам пора уезжать отсюда. Сестры мистера Рамзи давно зовут нас пожить в деревне. На мой взгляд, нам следует принять их приглашение. Мы могли бы поехать в Корнуолл или на остров Гернси, выбирайте.
— Тетя Эльма, — осторожно начала Гвен, — мне кажется, вы плохо понимаете, что со мной происходит. Мне не грозит нервный срыв, я прекрасно чувствую себя. Прошлой ночью мы…
— Ладно, ладно! — Эльма замахала на нее руками. — Довольно. Давайте лучше поговорим на другую тему. Вам, наверное, интересно, что именно мы празднуем сегодня? Я сейчас сделаю вам приятный сюрприз, дорогая. Во-первых, надо сказать, вы счастливо отделались от виконта. Он недостоин вашей любви, и вам не следует винить себя зато, что этот мужчина бросил вас. Но я должна сообщить вам, что виконт не совсем пропащий человек. Да, он негодяй, но не вор! Посмотрите, что он передал леди Литтон перед своим отъездом.
Эльма взяла что-то из шкатулки и показала Гвен.
— Да, да, дорогая! — весело поглядывая на опешившую подопечную, воскликнула Эльма. — Это ваше кольцо, возьмите его. Я знаю, как много оно значит для вас.
Гвен с трепетом взяла тяжелое прохладное кольцо, положила на ладонь и провела по нему пальцем, ощупывая знакомые бороздки. Это действительно была семейная реликвия! Правда, золото отливало каким-то новым блеском, как будто от контакта с кожей Пеннингтона оно слегка потускнело.
Лицо Эльмы сияло. Она наверняка ожидала, что Гвен сейчас ударится в слезы или упадет в обморок от счастья. Однако Гвен вела себя сдержанно, хотя и была искренне рада, что ей вернули кольцо. Это как будто компенсировало ей моральный вред, избавляло от пережитого позора.
Глядя на кольцо, Гвен думала о том, что ему, наверное, пришлось много попутешествовать и пережить немало приключений.
— То, что я отдала его Томасу, не было моей ошибкой, — сказала Гвен. — Вина целиком и полностью лежит на нем. Я же не знала, что он предаст меня.
— Разумеется, кто же это знал? Зато кольцо наконец-то вернулось к вам, и теперь вы можете выбросить из головы всю эту историю. Поверьте мне, в мире очень много холостых мужчин; будет и на вашей улице праздник. Представьте на минуту, что в Лондоне вы встретите молодого красивого джентльмена, который безумно обрадуется вашему знакомству! А возможно, кто-то из знакомых вам холостяков уже ждет не дождется вашего возвращения в Англию, мечтая о том, чтобы такая богатая девушка, как вы, осчастливила его.
Гвен рассмеялась. Действительно, женихов привлекало в ней только богатство. Гвен давно уже убедилась в этом. Эльма не замечала, какая горькая ирония содержится в ее словах.
— Я все еще остаюсь при своем мнении относительно женихов и замужества, Эльма. Я не хочу снова погружаться в эту карусель ухаживаний и сватовства, надежд и разочарований. Мне хочется еще какое-то время побыть здесь во Франции.
Эльма надула губы. При этом вокруг ее губ и в уголках глаз собрались морщинки, которые она так ненавидела и всячески пыталась скрыть.
— Гвен, будьте благоразумны. После того, что произошло сегодня ночью, я не могу позволить вам оставаться здесь.
— Да, я вас понимаю, — промолвила Гвен и, поднеся чашку к носу, вдохнула приятный запах чая со сливками.
Аромат бергамота всегда напоминал ей об отце, который так пристрастился к чаю с этой добавкой, что вся его одежда пропахла ею. В молодости он вынужден был пить третьесортный китайский чай, который к тому же сильно разбавляли водой из экономии. Поэтому отец Гвен заявлял, что, только сколотив состояние и имея возможность жить в роскоши, он открыл для себя настоящий вкус чая. «Какой чудесный напиток! — говорил он. — Ни один химик не сможет изобрести искусственную замену настоящего чая».
Вздохнув, Гвен поставила чашку на стол.
— Вам, Эльма, нет необходимости оставаться со мной. Я уже взрослая и вполне обойдусь без опеки.
Глаза Эльмы стали круглыми от изумления.
— О Господи… Не хотите ли вы сказать, что собираетесь остаться одна в Париже?
— А что здесь такого? Я видела женщин моего возраста, которые разгуливали по здешним улицам одни, без сопровождающих, — сказала Гвен и замолчала, пораженная мыслью о том, что при всем своем богатстве она не чувствовала себя независимой. — Я видела, как эти женщины пили напитки, стоя у киосков на вокзале. Они не стеснялись покупать даже бренди! Причем многие из них были хорошо одеты и выглядели респектабельными.
Эльма смотрела на нее с таким ужасом и недоумением, словно у Гвен выросли на лбу рога.
— Но ведь эти женщины работают машинистками или служат в почтовых офисах, Гвен! Вы не должны сравнивать себя с ними.
— Я и не сравниваю. Но то, что они работают, не делает их менее респектабельными. Эти женщины не хуже и не лучше моей матери, которая тоже работала до замужества.
Эльма, раскрыв рот от изумления, сокрушенно покачала головой:
— Ваша мать хотела для вас лучшей доли, чем судьба почтовой служащей или машинистки.
Гвен потупила взор и стала разглядывать свою чашку с чаем.
— Но она не хотела, чтобы я выходила замуж без любви.
— Никто не заставляет вас делать это. Боже правый, что произошло с вами тогда, у алтаря? Похоже, у вас не только разбилось сердце, но и повредился мозг!
— Мое сердце не разбито! — решительно возразила Гвен, стукнув чашечкой по столу. — Сколько раз вам говорить об этом!
Эльма прищурилась:
— Да, я это уже слышала. Но дело заключается не только в ваших желаниях, Гвен. — Теперь голос Эльмы звучал холодно и непреклонно. — Вынуждена напомнить, что, взяв вас к себе в дом, я поручилась за вас, рискуя своим добрым именем. Вы многого не знаете, Гвен. Признаюсь, друзья предостерегали меня от необдуманных шагов, настраивали против вас. Они говорили: «Эльма, на осинке не растут апельсинки». Но я их не слушала. Я убеждала их в том, что вы добрая милая девушка с мягким сердцем. Тогда я и подумать не могла…
Эльма осеклась и, сжав губы, тряхнула головой.
Гвен молча наблюдала за ней. То, что вертелось у нее на языке, могло бы обидеть Эльму. Гвен хотела напомнить, что «осинка» оплачивала счета Бичемов на протяжении десяти лет. Эльма приняла ее в дом вовсе не за добрый мягкий нрав.