и поворачивается боком, пропуская меня.
Захожу в квартиру и разуваюсь. Очущение теплоты от квартиры исчезло. В голове бьётся мысль, что мне здесь больше не рады. Не дожидаясь приглашения, я иду по коридору к Викиной комнате, на ходу убеждая себя, что ошибку нужно и можно исправить.
Дяди Васи нет дома.
Из Викиной комнаты доносится тихая музыка. Дверь чуть приоткрыта. Легонько стучу по стеклянной вставке на двери и открываю ее шире.
Вика не ожидала меня увидеть. Темные брови взлетают вверх, а глаза становятся чуть шире.
Она сидит на разложенном диване в клетчатой пижаме. Рядом лежит открытая, общая тетрадь и разбросанные маркеры.
— Ты что здесь забыла? — тут же ощетинивается она.
Я чувствую вину, досаду и раздражение, но призываю себя к терпению. Я пришла, чтобы помириться, а значит, мне придётся не принимать её слова и упрёки близко к сердцу.
— Привет, — прямо в пальто сажусь рядом, — ты не отвечала на мои сообщения: я пришла поговорить.
— Нам не о чем говорить. — она поднимается и встает напротив меня, привалившись спиной к стенке. — Я тебе уже все сказала.
— А я? Почему ты даже не дала мне шанса высказаться? — горло давит от обиды. Ее игнор ранил меня.
Рассматриваю родинку над губой, тугую косичку и маленькие гвоздики в ушах. Мне не хватало Александровой.
— Валяй. — она складывет руки на груди.
Чувствую исходящую от нее агрессию. Тяжело говорить, когда ты уже заведомо враг.
— Мне жаль, что все так получилось. — зажимаю ладони коленями. — Гриша мне нравился. Он был внимательным, отзывчивым, добрым. Оказалось, что мне много не надо, чтобы запасть на парня. Пары прикосновений и красивых слов — достаточно. Я не снимаю с себя вины, но у нас ничего не было. То, что ты видела на фото — вырванный из контекста кусок, клянусь.
— А чего тебе тогда пары красивых слов Лебедева не хватило?
— Ты знаешь, какие о нем слухи ходят. — морщусь: ее бестактный вопрос рвет душу в клочья.
Вика скептически смотрит на меня. Я не узнаю свою подругу. Как бы поступила я, будь на её месте?
Мне хочется продолжить свое оправдание. Рассказать, что на фоне властного, не принимающего меня отца, Гриша выглядел надёжной пристанью, в отличии от Макса.
Я не выбирала, к кому привязываться. Но слова не желают складываться в предложения.
Я снова думаю о том, что никогда не достучусь до папы. Теперь я точно знаю это.
Сама не замечаю, как щеки становятся мокрыми. Только теперь плачу я — взрослая Вера, а не маленькая девочка во мне.
В Викиных глазах проскальзывает что-то из прошлого. Так она смотрела, когда у меня в девятом классе на перемене украли дорогущий телефон, и я плакала от обиды. Вика обнимала меня и гладила по спине.
Ее глаза снова становятся холодными.
— Маслова, вот только не надо мне на жалость давить, лады? Дело не только в Ксюхе. Главная проблема в тебе, как ты не понимаешь? Ты поступила подло по отношению к человеку. Подло и низко.
— Вик, а ты не думала, что там уже были проблемы, если между ними встала я? Почему ты всецело перекладываешь вину на меня? Гриша сомневался пять лет, а это немалый срок. Что ему мешало сделать предложение раньше? — начинаю закипать. Сжимаю мокрый от снега пояс.
— А если у меня с парнем будут проблемы, то там тоже появишься ты? — повышает голос.
— Да при чем здесь ты и твой парень?! У тебя его даже нет. — рявкаю я, хлопнув по дивану так, что маркеры подскакивают.
— Мне друзья предатели не нужны! — кричит Вика.
У неё красные глаза, как будто она вот-вот заплачет. Раздувает ноздри и отворачивается.
Я замираю, оглушенная ее категоричностью.
Эту фразу я запомню надолго. Как бы я не старалась, я не смогу понять, что творится в Викиной голове.
Как можно перечеркнуть нашу дружбу одним махом?
Она правда убеждена, что я лицемерка, которая когда-нибудь воткнет ей нож в спину? Получается, она никогда меня по-настоящему не знала? Ведь если бы знала, то не заклеймила меня одним неправильным поступком.
Оглушенная болью, я встаю. Вспоминаю свои слова о том, что мы были сёстрами в прошлой жизни. Видно в этой не судьба.
— Пока, Вик. — встаю. — В таком случае, можешь удалить мой номер.
Выхожу из комнаты и слышу, как она плачет. Тетя Лера делает вид, что поливает цветы на кухне.
— Не провожайте, — обращаюсь к ней, — я знаю, где выход.
В подъезде я плачу, уткнувшись в холодные ладони. Почему терять так больно. Как я буду без Вики. У меня больше нет подруг.
Что же за зима такая в этом году?
37
Какое-то время брожу по Викиному двору.
В душе я надеюсь, что она остановит меня: напишет, позвонит, высунется из окна, в конце концов, и прокричит мне в след, чтобы я не уходила. Скажет, что ей ужасно меня не хватало, но телефон молчит, а в окнах её комнаты продолжает мигать гирлянда.
Домой приезжаю под вечер. Несколько часов я слонялась по городу, разглядывая прохожих и витрины магазинов. Я не заметила, как окончена. Зуб на зуб не попадает.
В такси снова просматриваю соцсети Лебедева. Он совсем затих. Последнюю неделю он вообще ничего не выкладывал. У Митрошенко и Логунова тоже ни намека на его тусовочную жизнь. Я даже залезла на странички Риты и Насти Усмановой, и снова ноль.
Мама дома.
Она почти сразу продала отцу свою часть фирмы, поэтому в город она теперь выбирается только за продуктами. Практикантка в белой блузка не врала.
Мама сидит в перед телевизором в спортивном костюме с бокалом вина. Она даже дома продолжает укладывать волосы. Я знаю, что это делается лишь для того, чтобы совсем не утонуть в пучине отчаяния.
— Что смотришь? — плюхаюсь рядом с ней и кладу голову ей на плечо.
Мама целует меня в лоб и глади по щеке.
— Какую-то чушь про моду и стиль. Здесь нет ни одного, ни другого. — отвечает глядя на экран.
— Я такая голодная. Поужинаем?
— Давай. — мама смотрит на меня. Я почти привыкла к грусти в ее глазах. — Только холодильник пустой. Закажешь еду?
— Окей, — достаю телефон из заднего кармана джинс, — ты что хочешь?
— Давай пасту. Под вино самое то.
Делаю заказ и оплачиваю приличную сумму за доставку. Ждать минут сокорок, пока курьер доберётся за город.
Оставляю маму в гостиной и иду наверх переодеваться.
Дом прекрасно отражает мое