России). Поэтому Переяславская рада провозгласила воссоединение «Малой и Великой Руси» (или «Малороссии с Россией»). Воссоединение двух частей некогда единой, но разорванной Руси, её Церкви, двух частей одного народа в общей, родной для них православной державе.
Именно такой смысл данного события укладывается в идейную канву общественной мысли и практики, существовавших в западнорусском обществе ещё со времени введения в конце XVI века унии и означавшего фактический запрет в Речи Посполитой православной русской идентичности. Заметим, что униатский вариант русской идентичности там дозволялся, но (за исключением самих униатов) обеими сторонами — и православными, и католиками рассматривался как искусственный и переходный к католичеству.
Именно так соединение Малороссии с Россией понималось церковным сознанием, даже несмотря на первоначальное неприятие решения Переяславской рады некоторыми иерархами Киевской митрополии. И, кроме того, термин «воссоединение», в отличие от «присоединения», указывает на наличие второго субъекта, представляющего воссоединяющуюся сторону, и делающего это сознательно и добровольно.
А в случае с Малороссией такой субъект был. По решению Переяславской рады с Россией воссоединилась контролируемая войсковой казачьей администрацией территория Малой Руси в границах Зборовского договора — трёх бывших воеводств, Киевского, Черниговского и Браславского. В политическом отношении объединённая в Гетманство — военно-административное образование, основанное на сословно-территориальной автономии казачества, и наделённое самыми широкими правами.
Итак, и присоединение, и воссоединение.
Форма — пожалования и подданства соответствовала юридическому статусу сторон. Россия была самостоятельным государством, а её монарх — единственным в ойкумене независимым православным государем. Войско Запорожское (организованное в Гетманство) самостоятельным государством не являлось, юридически пребывая в составе Речи Посполитой в качестве автономной (да ещё и изначально самопровозглашённой) административной единицы с не определённым окончательно статусом, территорией, объёмом её прав и сомнительной правящей группой. Это следовало из Зборовского и Белоцерковского трактатов (мирных договоров), заключённых между восставшими и польской стороной. О подданстве, а не о «военном союзе» и т. п., речь шла и на Земском соборе, и на Переяславской раде, и на переговорах в Москве, причём о нём говорили обе стороны[106].
Важно подчеркнуть не только отсутствие факта «договора» как юридического документа, заключённого между двумя равными по статусу договаривающимися сторонами, но и то, что с малороссийской стороны в качестве партнёра фактически выступало не политическое образование (Гетманство), а несколько сословий, принимавших российское подданство (казачество, шляхта, духовенство и мещане), что и было оформлено царскими жалованными грамотами[107]. Да, по факту казачество контролировало территорию Малой Руси, и его сословно-войсковые институты действовали там в качестве органов власти, а само оно оказалось наверху сословной иерархии. Но формально оно выступало как социальная группа. И эти органы власти как раз нуждались в придании им легитимного характера путём монаршего пожалования (неважно, от короля, царя или султана). Утвердить свои формальные (да и фактические) права на Малороссию и её народ, а себя — как легитимную правящую группу края, казачеству и его старшине ещё только предстояло. Делать это им пришлось на протяжении ста тридцати лет. И тот комплекс мер, который называется «Переяславской радой», стал заметным шагом на этом пути.
Другим важным аспектом данного акта был его всенародный характер. Объединение с Россией (в виде подданства — формы оговаривались позже) было добровольным, его инициатива исходила от малороссийской стороны, причём была не спонтанной (вызванной сиюминутными военными затруднениями), а озвучивалась на протяжении нескольких последних лет («шесть летных наших молений безпрестанных», как отозвался о них Хмельницкий) и имела свою предысторию.
В Русском государстве решение о принятии Малой Руси и Войска Запорожского в подданство принял всесословный Земский собор. А в Малороссии была проведена широкомасштабная индивидуальная присяга на верность царю — помазаннику Божьему (вещь беспрецедентная в Европе), почему и стало возможным истолковывать её нарушение как измену. Исходя из сказанного, российская сторона действительно имела основания трактовать произошедшее как переход Малой Руси в подданство на правах широкой автономии.
Казачья старшина, привыкла мыслить категориями, заведёнными в Речи Посполитой: договорами подданных с монархами, контролем шляхты над королями, правом на мятеж. И оперировать своим опытом мятежей, поднимаемых против короля — хоть и иноверного, но законного монарха. А потому смотрела на произошедшее несколько иначе, стремясь видеть в них именно «соглашения» и «договоры» своей корпорации с монархом[108]. Которые, в случае чего, можно не выполнять, пересмотреть или вовсе от них отказаться. Эти нюансы понимания правовых отношений впоследствии сказались на поведении казачьей старшины и её политических ориентациях, став одной из главных причин «Руины».
Письмо Богдана Хмельницкого от имени всего Войска Запорожского о победах над польским войском и желании казачества перейти под власть русского царя (1648 г.)
Эти «соглашения» в ходе дальнейших московско-казачьих отношений действительно пересматривались. Не «Жалованная грамота гетману Богдану Хмельницкому и Всему Войску Запорожскому», конечно, а документы, конкретизирующие положение казачьей автономии в русском подданстве (те самые «Статьи»). Причём пересматривались они хоть и по инициативе российской стороны (при избрании каждого нового гетмана), но поводом к этому служило поведение именно казачьей стороны. А конкретно, старшинских группировок и гетманов, нарушавших присягу, затевавших мятежи и переходивших на сторону противников России — Польши, Турции, Швеции.
Тенденция к постепенному сужению гетманской автономии прослеживается на протяжении всей второй половины XVII века и особенно в XVIII веке, то усиливаясь, то ослабевая, то даже обращаясь вспять под влиянием внешнеполитической обстановки, позиции старшины, расклада сил в российских верхах. Любое государство, любая власть стремятся к консолидации своей территории и централизации управления ею. И Русское царство, а потом и Российская империя, не были исключением, понимая переход Войска Запорожского и малороссийских сословий в подданство как факт включения Малороссии в свой состав. Недаром в царский титул было внесено дополнение о «Малыя» (а потом и о «Белыя») России. Ранее он звучал так: «Великий Государь, Царь и Великий Князь (далее шло имя — А.М.) всея Русии Самодержец», а с марта 1654 года стал следующим: «Великий Государь, Царь и Великий Князь… всея Великия и Малыя России Самодержец».
Подобным образом, кстати, поступала и гетманская администрация по отношению к слабо контролируемому ею и потому опасному для неё Запорожью (запорожцам). Конфликтовали с ним гетманы И. Выговский и И. Брюховецкий (последний в 1665 году настоял на праве московского воеводы с гарнизоном находиться на Сечи в крепости Кодак). В 1668 году гетман П. Дорошенко планировал ликвидировать Запорожье при помощи турок и татар; тех же целей, только уже руками русского правительства, хотел добиться и гетман И. Мазепа[109].
Так же вели себя власти Гетманства и по отношению к «сепаратистским» поползновениям некоторых полковников, строивших планы независимости своих полков от Гетманства. Как, например, стародубский полковник Пётр Рославец, который замыслил «бить царю челом об освобождении Стародубского полка из-под гетманской власти» и «предлагал царю отделить Стародубский полк от гетманщины». То есть, напрямую подчиняться Москве, как казачьи полки на Слободской Украйне. Однако по ряду причин