Читать интересную книгу 1000 ликов мечты, О фантастике всерьез и с улыбкой - Виталий Бугров

Вглядимся в истоки

Обильную фантастическую продукцию двадцатых годов еще и до недавнего времени нет-нет да и рассматривали оптом как «псевдонаучную», «развлекательную», «бульварную». Традиция эта зародилась в тридцатых годах, когда ранняя советская фантастика либо просто замалчивалась критиками, либо принижалась и зачеркивалась. «Выходило много псевдонаучной и псевдофантастической псевдолитературы в 1925–1928 годах, — писал, например, А. Ивич. — Такие книги выпускались частными издательствами, писались авторами, имен которых никто нынче не помнит, — это были типичные образцы „вагонного“ чтения. Лишенные и творческой фантазии, и самых скромных литературных достоинств, эти книги теперь забыты — и поделом. Нечего о них вспоминать»[10]. Да, из песни слова не выкинешь — была и псевдолитература, и бульварщина. Но критик явно перегнул, столь категорично зачеркивая все произведения, не укладывавшиеся в каноны прикладной научно-технической фантастики, с позиций которой А. Ивич и рассматривал книги предшествующего периода. А между тем основная масса советской фантастики 1925–1928 годов выпускалась вовсе не частными издательствами: ее печатали Госиздат, «Молодая гвардия», «Земля и фабрика»… И создавалась она не только «авторами, имен которых никто нынче не помнит», — фантастику в двадцатых годах писали и Алексей Толстой, и Илья Эренбург, и Валентин Катаев, и Мариэтта Шагинян, и Всеволод Иванов с Виктором Шкловским, и Николай Асеев, и Михаил Булгаков, и многие другие писатели, чьи имена очень даже хорошо помнил современный критику читатель… Революция смела в нашей стране мир старый, капиталистический; новый мир, социалистический, только-только зарождался. И естественно было стремление молодых советских литераторов, с одной стороны, «разделаться» с мировым капитализмом, показать его несостоятельность, а с другой стороны представить как можно ощутимее радостный мир будущего. Не оставались в стороне от этого могучего влечения к фантастике и уральские литераторы. Их героями тоже становились люди, стремившиеся «конструировать историю в нужном направлении». И тут в первую очередь приходит на память «князь Ватерлоо» с Верх-Исетского завода.

«…Полдюжины бравых наполеоновских канониров удивились, когда неожиданно и любовно оседлал Владычиц гладкий ствол пушки. — Ватерлоо! — подумал Роман. — Эй, молодчик, зря ты сюда забрался, — рявкнул канонир с закоптелой рожей и банником в руках, — у нас не так много орудий, чтобы на них кататься верхом! Владычиц, побуждаемый не столь окриком, сколь жжением в некоторой области, плохо защищаемой брюками, соскочил с пушки, и через секунду из дула ее с веселым свистом вырвалось ядро. Ватерлоо! Неуклюжие ядра носились в воздухе, бухали ружья, падали люди, вообще все было очень похоже на настоящее сражение…» Да, Ватерлоо… Именно сюда стремился и именно сюда попал на изготовленной им «машине времени» Роман Владычин, инженер-механик Верх-Исетского завода. Всесторонне изучив по историческим документам эпоху наполеоновских войн, Владычин является к французскому императору в поистине критический момент: Наполеон находится буквально на волоске от поражения под Ватерлоо. В отличие от наполеоновских маршалов Роман Владычин четко представляет себе (поскольку знает доподлинно!) расположение войск как самого Наполеона, так и противостоящих ему союзников («Я из Америки. Спрыгнул со снизившегося монгольфьера, летящего сейчас в сторону англичан», — так объясняет он потом собственное появление, свой странный костюм и отменное знание обстановки. Объясняет вначале маршалу Даву, горько сожалеющему позже, что не пристрелил его тут же, а затем и самому «кандидату на Св. Елену»…). Роман помогает-таки императору избежать столь закономерного исторически поражения! Более того, с помощью Владычина Наполеон заново воссоздает империю. Уральский инженер в роли бонапартиста, добровольного помощника завоевателя, — не дико ли это?! Но не будем торопиться с заключениями. «Неонаполеоновская» империя нужна Роману Владычину лишь как удобный плацдарм для дерзкого социально-исторического эксперимента. Стараниями энергичного уральца в империи невиданными темпами развивается наука, подвигая вперед и технику. Инженер двадцатого века насадил в начале века девятнадцатого и железные дорога, и мартеновские печи, и швейные машины, и кинематограф. Озабочен Роман и развитием культуры. В специальный воспитательный интернат, где делами заправляет «носатый чудак» знаменитый педагог Песталоцци, со всей Европы собраны дети и подростки, которым суждено в будущем прославить свои имена. Пересказанная вот так — сжато, почти без подробностей, — книга кажется всего лишь вариацией уже известного: много раньше, еще в 1889 году, Марк Твен отправил своего предприимчивого героя модернизировать куда более седую древность! У критиков, право же, были основания записать «Бесцеремонного Романа» (так называлась эта действительно бесцеремонная книга, выпущенная в 1928 году издательством «Круг») в разряд чисто развлекательной литературы. И вдосталь иронизировать над выходцем из XX века, который чтением «Средь шумного бала…» приводит в восторг… юного А. С. Пушкина! Но тем не менее роман этот — из числа книг, о которых небезынтересно и вспомнить. И не только потому, что вслед за «Янки…» М. Твена «Бесцеремонный Роман» открывает необозримый ныне поток произведений об отклонениях в развитии исторического процесса, вызванных действиями подобных Владычину выходцев из будущего. (Уэллс в данном случае не совсем в счет: он подарил фантастам «машину времени», но герой его — всего лишь пассивный созерцатель, крайне редко — да и то вынужденно — выходящий за рамки этого амплуа.) Не в пример произведениям иных нынешних фантастов (по бесцеремонности обращения с историей нередко оставляющих далеко позади фантастов прошлого, но делающих это подчас во имя узких, «малокалиберных» целей) в основе «Бесцеремонного Романа» была заложена по-настоящему большая, общественно значимая мысль. Личность и история, возможности личности в историческом процессе — эта проблема издавна волновала людей. В. Гиршгорн, И. Келлер и Б. Липатов, авторы «Бесцеремонного Романа», пробуют решить эту проблема средствами фантастического романа. И на мой взгляд, неплохо справляются с задачей: их «развлекательная» книга ненавязчиво и наглядно показывает, что единичная личность, даже незаурядная, даже — вооруженная доскональнейшим знанием общечеловеческого опыта все-таки остается лишь единицей, которой явно не по силу по-своему перекроить Историю. А ведь поначалу кажется, что Владычину удается все, в том числе и это! Вот он, завоевав доверие Наполеона, становится «князем Ватерлоо», вторым человеком в Империи, ре форматором-просветителем, проводником новых, прогрессивных взглядов и идей. Академия противится планам реорганизации хозяйства? Что ж, Роман «не мытьем, так катаньем» доказывает академикам свою правоту — и вот они уже увлеченно трудятся над воплощением в жизнь его проектов и замыслов. Диктат Наполеона тормозит общественное развитие? Переодевшись мастеровым Владом, «князь Ватерлоо» зажигает искру недовольства в рабочих массах, организует движение за демократические свободы. Это движение приобретает огромный размах, цепная реакция недовольства крушит политические устои «Единой Империи». Герой и сам гибнет в вызванной им схватке Нового со Старым, этот все-таки излишне самонадеянный Влад «князь Ватерлоо» — Роман Владычин… Да, не удалась и не могла удаться дерзкому уральцу его попытка переделать историю, «досрочно» построить на земле счастливое свободное общество. Но само исследование такой фантастической попытки интересно и знаменательно для литературы тех лет. При всех литературных издержках (я сознательно не останавливаюсь на них) роман уральских авторов был в целом вполне на уровне заметных книг ранней советской фантастики. Тех книг, о которых мы так редко вспоминаем сегодня… Кстати, этому успеху, несомненно, немало способствовало обстоятельство, о котором на склоне дней вспоминал И. И. Келлер (в течение многих лет главный режиссер Пермского академического театра оперы и балета имени П. И. Чайковского, лауреат Государственной премии СССР): «Так как главные события развертывались в первой половине XIX века, пришлось много времени провести в Публичной библиотеке, изучая старые газеты и журналы, архивные материалы и мемуары, вплоть до записей „Камер-Фурьерского журнала“, фиксировавшего каждодневные события в царской семье…» Именно углубленное знание истории — уже не Р. Владычиным, а его создателями, — надо полагать, подкупило в «Бесцеремонном Романе» и писателя Николая Тихо нова, по чьей рекомендации книга увидела свет в московском издательстве.

Мы могли бы привести в качестве примера и другие НФ книги двадцатых годов — книги, авторов которых можно считать нашими земляками. В одной из главок очерка, посвященного «поддельным» романам, фигурировал у нас «Блеф» Риса Уильки Ли. Этот памфлет, также предвосхищающий целую тему современной фантастики, написан, как указывалось, уральцем Борисом Липатовым. Можно было бы вспомнить и повесть И. Келлера и Б. Липатова «Вулкан в кармане». Свердловская «Урал-книга» издала ее в 1925 году пятью выпусками — так, как издавались в то время в Москве «Месс-Менд» и «Лори Лэн» Мариэтты Шагинян или «Иприт» Всеволода Иванова и Виктора Шкловского. Пусть несомненным толчком к написанию повести послужил чапековский «Кракатит» (не случайно взрывчатое вещество страшной разрушительной силы именуется здесь «вулканитом» и «везувианом», да и изобретает-то его чешский химик Тадеуш Пряник), — разве почти одновременно другое произведение Карела Чапека — пьеса «R. U. R.» — не было прямо положено в основу «Бунта машин» маститым Алексеем Толстым? Фантастический «боевик» молодых уральских авторов являл собою веселую и едкую буффонаду, в которой гротескно были изображены представители агрессивно настроенных правящих кругов Америки, Англии и… Парагвая, а заодно с ними и эмигрантское охвостье. Все они активно домогаются секретов нового сверхоружия. И все они в конце концов остаются с носом… Любопытно было бы вспомнить и повесть И. Келлера и В. Гиршгорна «Универсальные лучи» (1924; в другом издании — «Сорванец Джо»), которая «посвящается революционной молодежи», а заканчивается совсем так, как заканчивались многие произведения советской фантастики той поры кричащими газетными сообщениями: «- В Южных Штатах вспыхнуло восстание рабочих под руководством коммунистов… — Войска, высланные для подавления восстания, уничтожены рабочими при помощи „Универсальных лучей“…» Можно было бы, наконец, обратиться и к еще более ранним (в том числе дореволюционным) произведениям уральских фантастов. Но это уже особая тема — в кратких заметках обо всем не расскажешь. Вообще же подобное исследование представляется интересным и нужным.