вместе с ней распространились и ее случайные признаки, и гены округлых черепов стали универсальными. Теоретическое моделирование показывает, что такое явление, которое называется дрейфом генов, математически вполне правдоподобно и виды действительно могут приобретать новые признаки таким путем. Но дрейф генов – это объяснение, к которому стоит прибегать только в крайних случаях, потому что лучше всего оно работает для признаков с минимальным биологическим значением. Что касается небольших зубов и невыраженной маскулинности, то эти признаки наверняка были очень важны для выживания и размножения
31.
Второе объяснение основано на поиске адаптивного значения каждого из анатомических признаков Homo sapiens, в духе гипотезы параллельной адаптации, которая традиционно применялась для объяснения синдрома одомашнивания. Как я уже говорил в главе 3, различные характеристики Homo sapiens связывали с самыми разными факторами, от потепления климата, изобретения термической обработки пищи и более эффективной охоты до уменьшения размеров тела. Это объяснение, таким образом, подразумевает целый набор причин для целого ряда следствий. Какие-то из них могут вполне соответствовать действительности, по крайней мере до некоторой степени. Например, потепление климата и правда могло привести к формированию более легкого скелета, а термическая обработка пищи могла вызвать уменьшение размера челюсти и зубов. Но эти разрозненные объяснения не решают той проблемы, на которую указывала Лич. Почему характерные особенности Homo sapiens настолько совпадают с признаками, входящими в состав синдрома одомашнивания у животных? Лич предложила простое и логичное решение: особенности человека так хорошо описываются синдромом одомашнивания просто-напросто потому, что человек представляет собой одомашненный вид32.
Однако интерпретация, предложенная Лич, была не совсем удачной: она предположила, что процесс одомашнивания человека произошел на самом позднем этапе нашей эволюции, когда многие популяции прекратили кочевать и стали оседлыми, – то есть в течение последних 10 тысяч лет. Но такая концепция не только не учитывала признаков синдрома одомашнивания, наблюдавшихся уже у самых ранних Homo sapiens, но и допускала ту же ошибку, что и Аристотель. Согласно теории Лич, некоторые популяции людей (те, которые так и остались кочующими собирателями) не подверглись одомашниванию.
Другой недостаток теории Лич – механизм, которым она объясняла самоодомашнивание. Она считала, что после того, как люди научились строить дома, “искусственная защитная среда” привела к “сознательному или бессознательному вмешательству в размножение”. Что, по ее версии, и привело к одомашниванию растений, животных и человека. Но как именно это могло случиться, она так и не объяснила и никак не связала свою теорию с догадкой Беляева о ключевой роли отбора против реактивной агрессии в процессе одомашнивания33.
Чтобы понять, почему у человека сформировался синдром одомашнивания, нужно установить его механизм: конкретное давление отбора, которое действовало на Homo sapiens на протяжении всей его эволюции. Фактор, лежащий в основе одомашнивания, должен быть применим ко всему виду в целом. А значит, этот фактор должен был появиться как минимум 60 тысяч лет назад, а лучше раньше – в самом начале эволюции нашего вида, около 300 тысяч лет назад34. Также этот фактор должен быть уникальным для Homo sapiens: он не может быть применим к неандертальцам или другим видам Homo. И самое главное, искомый механизм должен объяснять, как и почему понизилась склонность к реактивной агрессии. На такой механизм уже намекал Чарльз Дарвин, а позже о нем писал Кристофер Бём. По их мнению, снижение реактивной агрессии, вызвавшее синдром одомашнивания у Homo sapiens, произошло потому, что реактивная агрессия стала наказуемой.
Глава 7. Проблема тиранов
Синдром одомашнивания указывает на то, что менее агрессивный темперамент начал формироваться в Африке во время среднего плейстоцена, около 300 тысяч лет назад, сделавшись в итоге отличительным признаком Homo sapiens. Со временем череп стал более феминизированным, синдром одомашнивания более выраженным, а гены клеток нервного гребня подверглись положительному отбору. Все имеющиеся данные говорят о том, что наши предки становились все более миролюбивыми. Однако эти данные не объясняют, почему и как происходил отбор против реактивной агрессии. К счастью, на этот счет существует исчерпывающая гипотеза, которую можно назвать гипотезой смертной казни. Гипотеза смертной казни – чисто научное объяснение, не имеющее никакого этического подтекста: из него не следует, что смертная казнь должна считаться общественным благом в наши дни. Тем не менее нельзя не признать, что центральное положение гипотезы жутковатое: согласно ему, в основе отбора против агрессивности лежали смертные казни, которым подвергались нарушители общественных норм.
Гипотеза смертной казни в своем первоначальном виде была предложена еще Дарвином, что довольно удивительно, учитывая, что Дарвин не верил в самоодомашнивание человека. Как мы помним, он задавался вопросом, была ли в эволюции человека фаза одомашнивания, и ответил на него отрицательно. Попытка короля Пруссии Фридриха Вильгельма I провести искусственный отбор среди людей полностью провалилась. Если уж могущественный правитель не смог этого сделать, то никому другому это точно не под силу. По этой и другим причинам Дарвин пришел к выводу, что человек одомашниванию не подвергался.
Однако в своей книге об эволюции человека, вышедшей в 1871 году, – “Происхождение человека и половой отбор” – Дарвин тем не менее набросал упрощенную версию гипотезы смертной казни в попытке объяснить эволюцию двух признаков – пониженной агрессии и повышенной социальной терпимости, – которые сегодня считают ключевыми признаками одомашнивания. Почему Дарвин задавался вопросом о причинах снижения агрессии, если не верил в идею самоодомашнивания? Потому что снижение агрессивности его интересовало с точки зрения морали, а не одомашнивания. Ему очень хотелось подвести эволюционную основу под человеческую добродетель.
Больше всего Дарвина интересовал феномен бескорыстной помощи. Согласно общепринятым представлениям той эпохи, чувства, лежащие в основе самоотверженной кооперации, были благодатью, дарованной человеку милосердным Богом. Однако идея, что нравственность дана человеку Богом, противоречила эволюционной теории Дарвина, ведь он настаивал на том, что все характеристики человека возникли в результате эволюции, без всякого божественного вмешательства. Поэтому, чтобы доказать, что эволюционная теория поистине универсальна, Дарвину нужно было объяснить существование нравственности, не прибегая к религиозным сущностям1.
Дарвин сосредоточился на агрессии как противоположности нравственной добродетели. Он хотел понять, почему люди во многих отношениях настолько неагрессивны. В частности, его интересовало, как общество справляется с гиперагрессивными мужчинами. Судя по всему, он принимал как данность, что мужчины обычно агрессивнее женщин; с тех пор это различие между полами было подтверждено множеством данных2.
На вопрос о месте излишне агрессивных людей в обществе Дарвин отвечал так. “Что касается нравственных качеств, – писал он, – то устранение самых худших наклонностей делает постоянные успехи даже у наиболее цивилизованных народов. Преступников казнят или заключают в тюрьмы на долгое время,