Читать интересную книгу «Метаморфозы» и другие сочинения - Луций Апулей

15. Немало нашлось смельчаков из храброй шайки, которых привлекало исполнение этой искусной затеи, но общим голосованием из них другим предпочтен был Фрасилеон, ему достался жребий на рискованное это предприятие. Вот он скрылся с веселым лицом в шкуру, которая сделалась мягкой и гибкой. Тут самые края зашиваем мы тонкою бечевкой и, чтобы не видно было шва от зашивки, хотя и без того он был еле заметен, напускаем на него густой мех со всех сторон; у самой шеи, откуда перерезана была голова зверя, не без труда втиснута была голова Фрасилеона, проделали отверстия для дыхания против ноздрей и против глаз и посадили храбрейшего нашего товарища, сразу сделавшегося животным, в клетку, купленную нами заранее по дешевке, куда он, не теряя присутствия духа, сам быстро вскочил. Окончив таким образом предварительные подготовки, мы занялись дальнейшим выполнением проделки.

16. Откопавши имя некоего Никанора, который, исходя родом из Фракии, был связан священными узами дружбы с вышеупомянутым Демохаром, мы состряпали от его имени письмо, будто бы верный друг этот посылает первинки своей охоты в подарок для украшения празднества. Дождавшись, когда достаточно смеркнется, под прикрытием мрака мы доставили Демохару клетку с Фрасилеоном и наше подложное письмо; удивленный величиною зверя и обрадованный щедростью своего товарища, пришедшейся очень вовремя, прежде всего отдает он приказ отсчитать нам, посредникам в столь радостном деле, десять золотых, что в данное время и составляло его казну. Так как всякая новинка возбуждает в людях желание посмотреть на небывалое зрелище, то сбежалось большое количество любопытных поглазеть на зверя, но наш Фрасилеон угрожающими движениями ловко удерживал толпу в отдалении; поминутно раздавались возгласы; какое счастье и удача для Демохара, что после такого падежа на животных с новой этой доставкой он опять может спорить с судьбою, и наконец он отдает приказ отправить со всевозможным тщанием зверя сейчас же на свои, находящиеся под паром, земли. Тут я вмешиваюсь.

17. — Остерегись, — говорю, — господин, усталое от солнечного зноя и дальнего пути животное отсылать в стадо к другим зверям, к тому же, как я слышал, не вполне здоровым. Не лучше ли здесь, около дома, найти для него место достаточно обширное, где бы было много воздуху, еще лучше по соседству с каким-нибудь прудом, прохладное? Разве ты не знаешь, что эта порода всегда живет близ чистых рощ, пещер сырых, приятных источников?

Испуганный такими доводами и без труда с ними согласившийся, вспомнив о многочисленных потерях, Демохар дает нам разрешение поставить клетку где нам заблагорассудится. — Мы и сами, — продолжаю, — готовы по ночам спать при этой клетке, чтобы усталому от зноя и тряски животному и пищу вовремя, и питье, к которому он привык, как следует подавать.

— Для этой службы в вас нет никакой надобности, — он отвечает, — почти вся прислуга у меня, от давней привычки, знакома с уходом за медведями.

18. После этого мы откланялись и ушли. Выйдя за городские ворота, видим мы какую-то семейную усыпальницу, расположенную в стороне от дороги в уединенном месте. Там вскрыли мы наудачу, как вместилище будущей нашей добычи, несколько саркофагов, полуразвалившихся от времени и ветхости, где покоились истлевшие и уже в прах обратившиеся тела усопших; затем, по заведенному в нашей шайке обычаю, выждав время ночи, когда не бывает луны, когда первый сон крепко овладевает и держит в своей власти сердца смертных, выстроили наш отряд, вооруженный мечами, как бы высланный для грабежа, перед самыми воротами Демохара. Со своей стороны, и Фрасилеон, по положению улучив воровской час в ночи, вышел из клетки, сейчас же всех до единого убивает мечом сторожей, находящихся поблизости и объятых сном, наконец самого привратника и, вытащив ключ, распахивает ворота и указывает нам, быстро ворвавшимся и наполнившим внутренность дома, на кладовку, куда спрятано было, как он с вечера предусмотрительно заприметил, множество денег. Как только общими усилиями ее взломали, я отдаю распоряжение, чтобы каждый из сотоварищей уносил сколько сможет золота и серебра, прятал его скорее у верных наших покойничков и со всех ног возвращался за следующей порцией; я же для общего блага должен был один остаться у ворот и за всем тщательно наблюдать, пока те не вернутся. Самый вид медведихи, свободно ходящей посреди зданий, казалось, способен был навести страх, если бы кто из челяди оказался неспящим. Да и правда, как ни будь храбр и смел, а всякий, встретившись с такой звериной махиной, особенно ночью, сейчас бы пустился бежать и, дрожа, заперся бы на засовы у себя в чулане.

19. Но всем этим правильным предположениям здравого рассуждения противустала жестокая неудача. Покуда я с нетерпением жду возвращения своих товарищей, какой-то из самых последних рабов, обеспокоенный шумом или по наитию проснувшийся, осторожно вылез на двор и, увидев, что зверь по всему помещению расхаживает свободно взад и вперед, не говоря ни слова, возвращается вспять и всем в доме рассказывает, что он видел. Не прошло и минуты, как весь дом наполняется челядью, которой было не малое количество. От факелов, ламп, восковых свечей и сальных и прочих осветительных приспособлений мрак рассеивается. И не с голыми руками вышла эта толпа, у кого что: с кольями, копьями, обнаженными наконец мечами, становятся они охранять входы. Не забыли они пустить для загона зверя и свору охотничьих собак длинноухих, шерсть дыбом.

20. Шум все усиливался, и я помышляю уж обратно убежать восвояси, но, спрятавшись за дверь, смотрю, как Фрасилеон чудесно отбивается от собак. Дошедший до последних минут жизни, не забыл он о своей, о нашей, о древней доблести, но защищался в самой пасти зияющей Цербера. Не бросая мужественно роли, добровольно на себя взятой, он, то убегая, то защищаясь различными поворотами и движениями своего тела, продвигался вперед, так что наконец вышел из дому. Но и владея гражданскою свободою, не смог он в бегстве найти спасенья, так как все собаки из ближайшего переулка, достаточно свирепые и многочисленные, присоединяются к охотничьей своре, которая тоже сейчас же вырвалась из дому и помчалась в погоню. Какое печальное и зловещее зрелище предстало глазам моим! Фрасилеон наш окружен сворой свирепых собак, захвачен, подвержен укусам, раздираем. Не будучи в состоянии выносить такой скорби, я вмешиваюсь в шумящую толпу народа, и единственно чем могу помочь, не выдавая себя, славному товарищу, — обращаюсь к начальникам облавы с такими увещеваниями: — Будет большим и крайним преступлением, если погубим мы такого огромного и поистине драгоценного зверя.

21. Но несчастнейшему юноше мало принесли пользы мои хитрые речи; выбегает из дому какой-то здоровенный верзила и прямо под сердце поражает медведиху копьем, за ним другой, и, наконец, многие, оправившись от страха и подойдя поближе, наперерыв наносят раны мечом. Итак, Фрасилеон, честь и украшение шайки нашей, мог потерять свою жизнь, достойную бессмертия, но, не утратив своего терпения, не выдав себя ни единым криком, ни единым воплем и, раздираемый уже зубами, пораженный оружием, отвечая на случившуюся беду, переносимую им с благородной стойкостью, лишь глухим воем да звериным рычанием, отдал душу богу, оставив после себя неувядаемую славу. Однако он нагнал такой страх и такой ужас на все это сборище, что до рассвета, даже до бела дня не нашлось такого смельчака, который хотя бы пальцем дотронулся до уже поверженного зверя, пока наконец медленно и робко не подошел какой-то немного осмелевший мясник и, взрезав брюхо медведихи, не обнаружил там доблестного разбойника. Так потерян был для нас Фрасилеон, но не потерян для славы. Мы же, немедленно увязав добычу, что сохранили верные наши покойнички, спешным маршем покинули Платейские пределы, и не раз приходило нам в голову, что немудрено не найти в жизни этой никакой верности, когда она, гнушаясь коварством нашим, перекочевала к душам усопших и к покойникам. Вот, измучившись от тяжести поклажи и трудности пути, потеряв трех товарищей, приносим мы добычу, которую вы видите.

22. По окончании этой речи в память усопших соратников делают возлияние из золотых чаш неразбавленным вином, потом, усладив себя несколькими песнями в честь Марса, немного успокаиваются. Что касается до нас, то новая знакомая наша, вышеупомянутая старуха, засыпала нам ячменю не скупясь, свыше меры, так что добрый конь мой, получив всю эту массу в исключительное свое пользование, мог воображать себя на пышном пиру салийцев.221 Я же, который до сих пор признавал ячмень только мелко размолотым и хорошо разваренным, стал шарить по углам, где была свалена целая куча хлебных остатков, и пустил в ход свою глотку, уже уставшую от долгой голодовки и начавшую покрываться паутиной. Глубокою уже ночью разбойники проснулись, снимаются с места и, по-разному обрядившись, кто вооружившись мечами, кто преобразившись в привидения, спешным маршем удаляются. Я же продолжал торопливо и жадно есть, так что даже одолевающий меня сон не мог оторвать от еды. Прежде, когда я был еще Луцием, удовлетворившись одним или двумя хлебцами, я вставал из-за стола сытым, теперь же, при столь глубоком желудке, я жевал уже третью корзину. К моему удивлению, полный день застал меня за этим занятием.