Голос Русланы долетал до покоев падишаха. Как только султан Сулейман, который весь день провел с визирями в подготовке к походу на Родос, услышал его, он совершенно забыл о черной каменной крепости родосских рыцарей. Он пытался забыть о своем горе – смерти в Манисе первого сына, шехзаде Махмуда. Шехзаде было только девять лет. Он родился, когда Сулейман был санджак-беем в Кафе. Когда шехзаде родился, Сулейман и сам был почти ребенком, в сердце его не было теплых чувств к Махмуду, но смерть сына всегда является сильным ударом. Хвала Аллаху, шехзаде Мустафа оказался настоящим львенком. Падишах поднял рюмку перед ярко горевшим в очаге пламенем. Слушая голос девушки, то повышавшийся, то понижавшийся, иногда стонавший и моливший, иногда бившийся, словно птица, иногда ласкавший, словно мать, а иногда шаливший, словно ребенок, он медленно задумчиво смотрел на алые языки пламени, плясавшие в вине.
«О Аллах, как прекрасен голос этой девушки из Московии, – подумал он. – Как ее зовут? Александра…» Продолжения ее имени он не запомнил… Но ведь она просила называть ее Русланой, разве не так? В его мыслях место родосской крепости постепенно заняло лицо Русланы. Какая у нее красивая улыбка! От ее улыбки, казалось, комнату наполнял особый свет. А ямочки на щеках? Какая она хорошенькая с этими ямочками. Он вспомнил глаза Русланы и так и не смог понять, синие ли они или зеленые. И в самом деле, какого цвета были ее глаза? Какие они бездонные, сколько в них скрытого смысла.
Песни Русланы часто были полны тоски и грусти. «Почему бы ей не грустить, – подумал султан Сулейман. – Кто-то украл девушку, увез ее из родного дома. Кто знает, что ей довелось пережить! Какие страдания она перенесла!»
Он беспокойно пошевелился на ложе и подумал, что впервые размышляет о жизни девушки до того, как она попала в гарем. Он очень этому удивился. Да, у наложниц когда-то были семьи. Их преподносили в качестве подарка, но что было до этого в их жизни? Девушек не спрашивали, просто увозили и все. Пиратские суда, работорговцы… Некоторые благородные семейства отправляли своих дочерей в гарем в качестве подарка по их собственной воле, так им хотелось получить покровительство падишаха. Так в гарем, например, попала его мать. Такой же была и Гюльбахар Хасеки. Они стали жить во дворце по воле своих семей. Ну а остальные?
Эта мысль усилила его беспокойство. Он поднялся, подошел к камину. Жар камина обнял его тело. Глотнув вина, он вновь прислушался к голосу Русланы. Интересно, была ли она довольна, что находится здесь? Почему бы ей и не быть довольной, ведь кто не захочет попасть в гарем к правителю огромной империи, повелителю мира, султану Сулейману? Она непременно была довольна. Но если так, то почему у нее такие грустные песни? Какое чувство гнетет ее, какое чувство заставляет эти рыдающие мелодии срываться с ее губ? «Это все тоска», – пробормотал молодой падишах, ложась на привезенную из Индии тигриную шкуру перед очагом. Девушка, должно быть, тосковала по тому, что осталось у нее в прошлом.
«Так устроен мир, – попытался обмануть он себя. – Если бы Руслана сегодня не оказалась здесь, кто знает, куда и к кому она бы попала. Я сам спрошу у нее. Если она хочет уехать, то я отпущу ее. Пусть возвращается в свою страну к своей семье, если это принесет ей счастье». Сулейман решил так и сделать.
Пока падишах предавался размышлениям, слушая голос Русланы, Гюльбахар Хасеки металась у себя в покоях, мучаясь от ярости и тоски. От злости она наказала всех своих служанок. Заметив, что девушки приоткрыли дверь, чтобы лучше слышать голос Русланы, она пришла в ярость. «Ах вы безбожницы! – кричала она. – Где это видано, чтобы дверь в покои Хасеки Султан была открыта? Что здесь, постоялый двор?»
Крики Гюльбахар были слышны по всем коридорам. Рядом с прекрасным голосом Русланы визги надрывавшейся Хасеки казались еще более отвратительными. Но Гюльбахар не замечала, что гнев и ревность уродуют ее, роняют ее достоинство и дарят новые возможности ее врагам. А ведь повелитель еще даже не позвал соперницу к себе в покои!
Все знали, почему так гневается Гюльбахар. Она отправила три письма падишаху, но ни на одно не получила ответа. Повелитель уже три дня ни разу не спускался к ней. Хафза Султан тоже перестала ее звать. Гюльбахар бесило, что султан Сулейман вслед за Валиде ходил в покои для наложниц. Как такое может быть? Эта мысль не давала ей покоя. Сам великий падишах, отец моего сына шехзаде Мустафы Хана, идет, чтобы посмотреть на какую-то наложницу, и разговаривает с ней, не стесняясь, при всех! Да что там разговаривает – еще и хвалит! Пусть голос у нее красивый, но не до такой же степени, чтобы потерял голову весь гарем. Что такого красивого в этом голосе? У нас голос вовсе не хуже.
Она сама не верила собственным словам. Она умела красиво играть на уде, но голос у нее был не самый приятный. Она ни разу в жизни толком не спела ни одной песни.
Сейчас Гюльбахар с трудом себя узнавала. Она никогда не была такой. Она всегда была радостной, скромной, никто никогда не слышал, чтобы она хоть раз повысила голос на служанок. Появление этой русской девицы все перевернуло с ног на голову. Сулеймана она теперь тоже не узнавала. Конечно, голова его занята государственными делами, но разве за десять дней нельзя затосковать по своей хасеки?
А что Валиде Султан? Всякий раз, когда они случайно сталкивались в коридорах, пожилая женщина прятала глаза, словно была в чем-то виновата. А ведь действительно была! Она была виновата в том, что старалась отвести русскую девицу в покои к своему сыну. Она была виновата в том, что желала, чтобы султан Сулейман вкусил аромат другой розы после своей розы Гюльбахар. Она была виновата в том, что позволила Сулейману увлечься страстью и забыть о матери своего внука.
Хасеки не могла выносить этот голос. Ей не хотелось слышать голос этой девушки. Голос дьявола. Конечно же, именно так и звучит голос дьявола. Голос дьявола, который пришел украсть у нее счастье и будущее. Гюльбахар упала на кровать и заплакала навзрыд. Плакала она очень долго, понимая, что выхода нет.
На третий день гнев Русланы уже не знал границ. Каждой ночью она пела песни и заставляла Сулеймана слушать свой голос, надеясь, что под утро он позовет ее, но никто не приходил. Может быть, она не понравилась падишаху? Может быть, он уже упрекает Хафзу Султан: «Как ты себе представляешь, матушка, неужели я пущу к себе эту деревенскую девчонку?» Хорошо, пусть я ему не понравилась, тогда почему же он меня хвалил? Руслана глубоко страдала. «Может быть, он меня просто жалел?» – этот вопрос не давал ей покоя. С этим она смириться не могла. «Найдите мне Сюмбюль-агу!» – кричала она на Сетарет-калфу и Мерзуку. Татарка попыталась было ее успокоить, но получила совершенно неожиданный ответ: