– Пожалуйста, будь благоразумен, Свёрл, – ответил Гаррота. – Пусть ты выгадаешь хоть сто часов и вернешь станцию к первоначальному состоянию, против нас у тебя нет шансов. Даже если применишь технологии, которыми, как нам известно, ты обладаешь, ты все равно проиграешь.
«Очень интересно», – подумал Свёрл.
– Полагаю, твое новое тело – не ударный корабль, а один из дредноутов? – спросил Свёрл.
Он снова проверил, как движется производство генераторов силового поля. Свёрл решил перенести сеть поближе к корпусу судна, чтобы спрятать ее среди многочисленных пристроек. Ясно, что Гаррота не засек и не идентифицировал генераторы, ведь их выпуск ничем не отличался от производства любой другой станционной аппаратуры. Они будут все равно что невидимы – пока сеть не заработает.
– Любопытный вопрос, – сказал Гаррота, – ответ на который – «да», мое новое тело – вполне современный дредноут.
«Что ж, – подумал Свёрл, – это объясняет твою самоуверенность».
– Видимо, опасные знания дают силу, – добавил ИИ.
«Тебе что-то известно о Пенни Рояле», – решил Свёрл.
А Гаррота продолжил:
– И, будучи в центре подобной силы, я точно знаю, как быстро могу превратить Цех Сто один в облако пара.
– Вместе с примерно двумя тысячами гражданами Государства на борту, – в порыве вдохновения вставил Свёрл.
Последовала долгая пауза, во время которой Гаррота, несомненно, проверял кое-какие факты. И когда ИИ дредноута заговорил снова, он был явно несколько раздражен:
– Люди – «моллюски».
Свёрл выслал изображения из госпиталя и неуклонно заполнявшихся казарм и застыл в ожидании.
– Люди – «моллюски» – граждане, покинувшие Государство, – заявил Гаррота.
– И всё же гражданами они остаются, правда? – ответил Свёрл. – Прости уж мое невежество, если нет. Бесспорно, если их уже не считают гражданами, то их массовое убийство – это такая мелочь…
Связь красноречиво разорвалась.
Спир
Я настроил форс так, чтобы вырубиться на несколько часов, в надежде, что после сна увижу ситуацию под другим углом, но был разочарован. Пробудился я столь же вялым, как и раньше, и растянулся на кровати, уставившись в потолок, пытаясь понять, почему чувствую то же самое, что и перед отлетом с Масады.
После долгих размышлений я сделал вывод, что происходило это из-за отсутствия ясных целей. Возможно, пришла пора сдаться и вернуться в Государство. Там я смогу жить, как все. Смогу снова заняться исследованиями или военной карьерой. Достигнув того смутного, к чему стремился, разве я так или иначе не должен был бы сделать нечто подобное?
Но ответ, появившийся из самых глубин моего естества, был отрицательным. Отсутствие конкретики замедляло меня заставляло колебаться, но пока я не пришел к какой-то развязке с Пенни Роялом, я не имел права переключать внимание на что-либо иное. Черный ИИ определял всё. Я решил, что настало время изменить намерения. В обширной библиотеке форса я отыскал набор программ, использовать которые меня никогда раньше не тянуло. Просмотрев их, я осознал, как далеко продвинулись в последнее время технологии: то, что Коул в госпитале делал при помощи громоздкого, сложного даже на вид оборудования, я мог совершить, валяясь в постели. Я мог отредактировать собственное сознание.
Сперва я очень опасался, поскольку желал изменить эмоциональную оценку вещей и событий, но не хотел терять ни грана воспоминаний. Однако вскоре я нашел опцию мгновенного восстановления. Включив ее, я убедился, что в моей разветвленной памяти восстанавливать нечего. Значит, я еще этим не пользовался.
Потом я запустил простенький тест: настроил автоматическое восстановление через тридцать секунд и удалил воспоминания о том, как шел от Свёрла к своему кораблю. Программа, многократно запросив подтверждение моих намерений, сделала что ей велели, и следующие тридцать секунд я провел в замешательстве, не сомневаясь, что Свёрл, должно быть, пальнул в меня из станера и притащил сюда, так как хотел оставить себе шип. Затем память вернулась, и я, поразмыслив о своей склонности к паранойе, решил, что редактирование воспоминаний не для меня.
(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-144', c: 4, b: 144})
После этого я загрузил инструкцию по изменению отношения к вещам, в разной форме перечисленным под такими заголовками, как «уверенность», «суждение», «стремление», «побуждение», «личные цели» и тому подобное. Я мог это всё изменить, но не хотел. Тогда ведь, наверное, я просто не буду мной? Потом я осознал, что, пойдя по этому пути, вообще мог стереть всякое желание следовать за Пенни Роялом. Мог, если бы захотел, запрограммировать себя на счастливую жизнь водителя такси в Государстве.
К черту.
Я вскочил с кровати, загнал программу-редактор в недра форса и вдруг страшно разозлился на себя. Именно в этот момент Флейт решил поделиться со мной новостями.
– У нас проблема, – сообщил он через корабельный спикер. – Государственная флотилия в составе двадцати современных ударных кораблей и двух дредноутов только что прибыла сюда.
– Так, – выдохнул я, распахнул дверь и бросился в рубку.
Рисс возлежала на пульте и разглядывала меня черным глазом; кажется, бездельничая, я совершенно забыл о ней. Сев в кресло, я вызвал на экранную ткань сведения о состоянии судна, запросил у Флейта изображение приближавшихся кораблей – и поместил его в новое окно.
– Какие-нибудь переговоры велись?
– С ними говорил Свёрл, – ответил Флейт, – но у меня к этому каналу нет доступа.
– Свёрл? – вслух удивился я, устанавливая связь.
Свёрл кинул мне запись, на которой Бсектил нес шип, и сказал:
– У тебя меньше двенадцати часов, чтобы убраться отсюда. И я бы попросил, чтобы ты был так любезен не упоминать о моих генераторах силового поля, если кто-нибудь с тобой свяжется.
Я взглянул на Рисс.
– Я ничего не говорила, – запротестовала она.
Я открыл еще один канал:
– Трент, к нам идет государственная флотилия. Вскоре я покину станцию. Что собираешься делать ты?
После короткой паузы тот ответил:
– Я должен довести тут всё до конца.
– А твои спутники?
Спросив, я вдруг понял, как важен для меня его ответ. Возможно, именно здесь заключалась причина моего нежелания покидать станцию.
Последовала новая пауза – Трент переговаривался с Сепией и Коулом. Коул твердо намеревался остаться и изучать дальнейшие результаты своей психоработы с людьми – «моллюсками». Сепия еще не определилась. Она сама открыла личный канал связи со мной.
– Куда ты направишься? – спросила она.
– А ты как думаешь?
– Я бы предположила, что ты двинешься за Пенни Роялом, но после недавних событий я бы не стала настаивать на своем мнении.
– Так и есть. Только я не знаю, куда он подался.
– У тебя найдется место для еще одного пассажира?
Я долго не раздумывал:
– Ну конечно, черт побери, ты же знаешь, тебе всегда рады.
– Приятно это слышать, Торвальд. Я не была уверена в твоем отношении ко мне.
– Отношение стяжательское, – откликнулся я.
– Отлично.
– Иди сюда – мы отправимся, как только прибудешь. – Я умолк, потом переключился на канал Трента. – Трент, ты уверен?
– Уверен, – со спокойной убежденностью ответил он.
Не знаю, отчего я все равно чувствовал себя его должником. Этот человек был убийцей, который по указке Изабель Сатоми без всяких угрызений совести сломал бы мне шею.
Я откинулся на спинку кресла. Значит, так. Мы отправляемся. Связавшись через корабельные системы с системами станционными, я наблюдал, как Сепия прощается, собирает небольшую сумку, выходит из госпиталя и садится в один из вагончиков на магнитной подушке, из тех, на которых перевозили людей – «моллюсков».
(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-145', c: 4, b: 145})
На полпути ее повозка притормозила у станции, и Сепия привстала, оглядываясь в замешательстве. Тут появился Бсектил – это он остановил вагон. Прадор-первенец без слов передал женщине шип и развернулся, возвращаясь к отцу. До прибытия Сепии оставалось десять минут, и всё это время я следил за ней. Едва она шагнула в шлюз «Копья», я стиснул джойстики, связался через форс с местным ИИ и запросил расстыковку. Захваты разошлись – с грохотом, от которого содрогнулся корабль. После паузы я отпустил рукояти. На кой они мне понадобились, если у меня есть пилот?