Обнаружилось это не сразу. Проведя расследование, ОБХСС посчитал траты на гонорар чрезмерными и нарушающими правилами. Было возбуждено уголовное дело. И красивому перспективному артисту замаячила дальняя дорога, с возможностью увидеть белых медведей живьем.
Нехорошие новости Муслим Магомаев узнал на гастролях в Париже, с подачи доброжелателей, естественно. Узнал, и задумался о горькой судьбе эмигранта. Однако закончилось всё благополучно, хотя министр культуры Фурцева заняла жесткую позицию. Только нашлись поклонники таланта на более высоком уровне, где шестьсот рублей гонорара посчитали сущим пустяком. Собственно, так оно и было. И дело замяли.
Что касается Антона, то подобные приключения и другие зехеры нам не нужны. В беде он, конечно, не останется, вытащим. Только местные радистки Кэт мигом настучат — как пить дать, сразу парторгу заложат. Поэтому оставалось одно: отказываться от законной славы, чтобы продолжать шлифовку русских народных песен.
Подспудно нечто подобное гастролям Магомаева ожидалось и здесь, на кафедре физкультуры — хитрый подкат вроде предложения дать концерт на какой-нибудь спортивной тусовке. А тут на тебе: приказ бегать по стадиону. Нежданчик, однако.
— … Там дистанции различные, от шестидесяти метров до полутора километров. Завтра проведем тренировку и распределим дорожки, — закончил завкафедрой.
Говорил он категорическим тоном и, судя по настрою, спорить было бесполезно. Но один вопрос Антон задал:
— И Уля Тулаева бежит?
Решительно настроенный симпозиум дрогнул — педагоги переглянулись и слегка подзависли.
Сомнения по поводу Тулаевой я понимал прекрасно. Понимал и разделял — в свое время лечил эту пианистку от полноты. Но лишать аппетита не стал, лишь подкорректировал излишнюю тягу к перееданию. В конце концов, страсть к еде — личное дело каждого. Чревоугодие пусть и грех, только далеко не самый страшный, аж восьмой по счету в библейском списке. «Ибо от многоядения бывает болезнь, и пресыщение доводит до холеры; от пресыщения многие умерли, а воздержный прибавит себе жизни».
Не знаю насчет тех древних времен, когда была написана Библия. Может, тогда так и было. А у нас холера случилась пару лет назад, в 1970 году, и причиной заболевания стало отнюдь не увлечение чревоугодием. Пресыщения и обжорства в рядах местного населения я что-то не замечал.
Но это всё теория. Что же касается физкультуры, то здесь Улиной любви не вышло. В отличие от девочек оркестра, которые систематически приседали, бегали и активно тягали гантели, Уля Тулаева вела себя индифферентно. А мою установку «больше двигаться и меньше жрать» воспринимала превратно. Мучить себя диетой она не могла, а истязать гантелями ленилась.
В конце концов наш курсовой препод покачал головой:
— Хм… Сомнительно.
Ситуация начала доставлять, поэтому Антон решил потроллить.
— Вы знаете, Уля умеет на верблюде скакать, — сообщил он, выдерживая лицо. — Говорила как-то, что по степи быстрее ветра летит.
Здесь парень слегка лукавил. Калмыцкие верблюды — самые крупные в мире, поэтому бегают медленнее лошади. Зато весьма мощно, чисто бронетранспортер.
— Скачек в программе соревнований нет, — с сожалением заметил педагог.— И на лошадях тоже.
— Будете бежать на своих двоих, — махнул рукой завкафедрой, пресекая диспут. — Отберем самых перспективных студентов, выдадим форму. В первую очередь пойдут Анна Швец, Варвара Громова и ты, Бережной, а там посмотрим.
— Плохо мы еще воспитываем будущих педагогов, — вздохнул третий профессор, до этого молчавший. — А вот Антон ловко придумал: махать гантелями не просто для здоровья, а чтоб жопа стала круглее. Теперь девушки со всех курсов заниматься бегут, из спортзала не выгонишь!
Улыбка завкафедрой сделалась шире:
— Молодец, Бережной, так держать! Кстати, а чего это у тебя нос распухший? Небось из-за девки подрался?
— И синяки под глазами, — влез третий профессор. — Так бывает в боксе при переломе носа. Гематомы мужчину украшают, но надо быть аккуратней.
Мне оставалось только вздохнуть — тут они были правы, черти языкастые: надо быть аккуратней. То есть стрелять во врага с ходу, а потом бежать быстрее ветра. Тогда нос целее будет. И если дырка на спине уже заросла, то с этим носом сплошная беда. Опухоль спадала плохо, и вроде бы дышалось, но не так как прежде. Что касается синяков под глазами, то это Вера виновата — лучше надо было мазать тональным кремом. Тщательнее.
— А почему повязка на руке? — поинтересовался курсовой препод. — Кровь на рукаве, след кровавый стелется по сырой траве, понимаешь.
Антон взглянул на повязку, и машинально почесал ее. Никакой крови там не было, это педагог для красного словца брякнул.
— Собачка цапнула, — выдал Антон чистую правду.
Только вот укусила она не его, а меня, но это уже неважно. Всю правду следует излагать только на исповеди, и то не факт, что всю.
— Бежать сможешь? — препод сдвинул брови.
— Бежать за честью института это не помешает. И девочек тоже организую.
— Это хорошо, что ты согласен, — кивнул завкафедрой, — потому что все равно придется.
— Без проблем, — Антон пожал плечами. — Только на дистанцию в сорок два километра не пойду.
— Почему?
— Собачка от голода сдохнет, она у меня привыкла питаться вовремя.
Педагоги заржали. А потом завкафедрой выставил палец, будто припомнил чего-то вдруг.
— Да, и вот еще что, — сказал он. — Официально назначаю тебя своим заместителем в группе, то есть физоргом.
— Спасибо, — растерянно пробормотал Антон.
Профессор ожидал чего-то другого, вроде радостного крика «рад стараться!», поэтому спросил:
— В армии служил?
— Нет.
— Жаль, — огорчился профессор. — Впрочем, какие твои годы…
На это мне пришлось вздохнуть еще раз и мысленно сплюнуть через плечо: тьфу на тебя, чтоб не сглазил! У Антона жена на сносях, какая, к чертям, служба в армии? Служба даже в музыкальном взводе нам нафиг не упала. Впрочем, зарекаться не стоит, хоть от сумы, хоть от тюрьмы.
И уже на прощанье завкафедрой пояснил, назидательным жестом поднимая палец:
— Физорг — ответственная должность, Бережной. Считай, уровень замкомвзвода. Прошу проследить, чтобы занятия не прекращались и в Германии! И еще нас ждет осенняя студенческая спартакиада, план подготовки мы тебе позже набросаем.
* * *
На репетицию Антон успел, только голодный и злой. Физзарядку девочки провели сами, под руководством Анюты. Теперь распевались и настраивали инструменты. Ну и болтали, естественно. То есть оркестр издавал вполне профессиональные звуки прогревающейся боевой машины.
— Всем привет! — Антон хлопнул в ладоши пару раз. Несильно хлопнул, но тишина наступила сразу. — Товарищи, все знают про соревнования студентов на стадионе «Трудовые резервы»?
— Пф, — фыркнула скрипачка Алла. — А ты, значит, только узнал?
— Ну да, — подхватила скрипачка Зина, — зима закончилась, медведи проснулись. Ты еще скажи, что за Элисту ничего не слышал.
— Не слышал, — честно признался Антон. — Просвети меня, плиз.
Бросив починку энергетических каналов в носу, я тоже навострил уши.
— Товарищи, это еще не точно, — вскинулась Сеня, прекратив извлекать из себя резкое распевочное стакатто «ми-и-и». Губы, причудливо оттопыренные «уточкой», вернулись в нормальную позицию.
Нюся, следом за своим «лё-лё-ре-ма-а-а», глубокомысленно сообщила:
— Вот именно. Чего зря языком молоть?
— Так-так, — сказал Антон. — Тем не менее, очень интересно. Зиночка, продолжай.
— Элиста — это в Калмыкии. Там первого мая состоится фестиваль народного танца, — бодро доложила Зина. — Будут делегации со всей страны. И еще из Индии, Монголии и стран социалистического содружества. От нашего института едет Ксения Люлька.
— Казачий танец с саблями? — догадался Антон.
— Зачет, — хмыкнул я. — Природная сообразительность — наш семейный конек.