Читать интересную книгу "Мост. Реальная история женщины, которая запуталась - Нэнси Роммельманн"

очень привязаны друг к другу; Джейсон был очень холоден к детям; Элдон был слишком маленьким для своего возраста. Звонивший сказал, что никто из родственников Аманды и Джейсона разговаривать со мной не намерен, и попросил меня не упоминать его имени. Он дважды извинился за то, что проезжал мимо моего дома. «А вы, - спросил он, - проезжали мимо моего дома?» Я ответила, что проезжала.

Было уже полпервого. Мой собеседник подышал в трубку.

- Я христианин, - сказал он. - И, к сожалению, мне кажется, что Элдон сейчас в аду.

Разве можно было испытать облегчение после того, как мой собеседник (да и будь кто угодно на его месте, суть бы не поменялась) предположил, что четырехлетний мальчик, и без того погибший от рук собственной матери, еще и обречен на вечные мучения? Или, может, звонившему слишком сильно хотелось обречь на лишние страдания тех, кто все еще жив?

Я не стала оспаривать его видение Священного Писания, а лишь молча продолжила стоять в ванной; на том конце открыли еще одну бутылку пива и повторили: со мной никто не намерен говорить.

- А знаете, Джейсон сидит на героине, - произнес мой собеседник. -Когда-то он занимал деньги в заведении вашего мужа, в конце улицы.

Откуда он знает, чем занимается мой муж?

- Я когда-то был там, - ответил собеседник. Я спросила, можем ли мы встретиться за чашкой кофе и продолжить наш разговор. Звонивший ответил, что, «наверное», можно было бы встретиться, но прежде чем мы успели договориться о времени, у моего телефона села батарея.

После того как Аманде вынесли приговор, со мной связывались люди, готовые поделиться, как им казалось, важными сведениями. Иногда тревога была ложной, и мне вновь и вновь пересказывали одно и то же, скорее из желания освободиться от эмоционального бремени. Ладно, раз некому выговориться - выговаривайтесь мне, я не против. Со мной делились сомнениями и тревогами по поводу Аманды, Джейсона и в то же время ожидали сочувствия. Как сказал мне мой ночной собеседник, в его обязанности не входила психологическая помощь этим лживым людишкам, а даже если он и пытался помочь - а он пытался, - все его усилия шли прахом. Слишком уж много он слышал отговорок, слишком много версий произошедшего -связанного и с детьми, и с браком, и с наркотиками, - а потому нельзя было сказать наверняка, где правда, а где ложь. Чтобы пережить все навалившееся, по мнению моего собеседника, следовало держаться семьи, веры, а еще - сделать один ночной анонимный звонок под

действием алкоголя. После чего и поспать не грех.

- Где вы? - спросила Молли. Я находилась в Сейлеме, столице Орегона, как мне казалось, в самом уродливом торговом центре из тех, что существуют в Штатах, под мостиком. - Ага, вижу, - произнесла Молли. - Стойте на месте.

Да я и не ушла бы никуда. Ведь из Портленда я выехала только ради Молли, от которой целый год то и дело получала электронные письма. Поначалу она заявляла, чтобы я даже не поднимала вопроса о встрече, однако недавно решила, что увидеться необходимо; вот почему я стояла сейчас под зенитным августовским солнцем, ожидая личность, пожелавшую остаться анонимной.

Судя по ее электронным письмам, Молли знала об Аманде и Джейсоне больше, чем кто-либо. Она была знакома и с Тринити, и с Элдоном, знала семью Смитов, а еще - родственников новой жены Джейсона. Еще она знала таких членов семьи Стотт, о существовании которых я даже не подозревала. Ее злость на Аманду так и не угасла, даже через пятнадцать месяцев. В одном из писем она призналась, что размышляла об Аманде, сидящей в заточении, где «она наверняка больше всего жалеет о том, что ее финальный - и главный - акт мести был настолько плохо продуман, что сработал лишь наполовину. По ее мнению и к ее разочарованию, Джейсон победил в битве, победа в которой обязана была быть за ней».

Под мостом меня встретила девушка в сарафане, больше похожая на студентку, чем на женщину, как она сама призналась, доживающую четвертый десяток.

- Давайте где-нибудь присядем, - предложила Молли. Мы доехали до верхнего этажа на эскалаторе. Фуд-корт встретил нас ароматами китайского фастфуда. Женщина на расстоянии двух столов от нас меняла подгузник своему малышу. Я едва успела вытащить диктофон, как Молли заговорила. Она призналась, что больше всего переживает за Тринити. Мне хотя бы известно, как она теперь живет? Я хоть знаю, что Департамент социального обеспечения не осуществляет предписанного надзора? Я ответила, что не знаю о деятельности Департамента ничего - кроме того, что в этом месяце они опубликовали отчет Группы реагирования на критические инциденты. Молли читала этот отчет.

Когда она начала рассказывать о своей работе с детьми, ее осведомленность показалась мне слишком необычной. А еще необычным было ее желание - узнать от меня «все» о психическом состоянии Аманды на момент преступления и «все», что я услышала от ее адвокатов. Я поняла, что мне хочется рассказать Молли обо всем, хочется поверить в то, что у нее есть все основания заботиться о благополучии Тринити. Тем не менее я предупредила, что не могу предоставить нужные ей документы, но, так же как к отчету Группы реагирования на критические инциденты, доступ можно получить и к другим обнародованным бумагам. Через неделю в Юджине я получу этот доступ.

- Тогда там и увидимся, - произнесла Молли; сотрудник торгового центра тем временем провозил мимо нашего стола контейнер с мусором. - Вы уже говорили с Амандой? - спросила она. Когда я ответила «нет», в ее глазах отразилось разочарование - как будто я не осознавала, что именно стоит на кону.

То, сколько людей связывалось со мной в течение года и даже позднее после произошедшего инцидента, указывало на исчезновение определенных границ - в виде правил приличия, расстояния или заявлений «это меня не касается». Например, Саманта Хэммерли, которая училась с Амандой в старшей школе, была уверена: сам Господь свел обстоятельства таким образом, чтобы она вдруг увидела фотографию Аманды по телевизору - и вспомнила о дружбе семнадцатилетней давности. Одна знакомая Аманды по вузу, у которой тоже были дети - ровесники Тринити и Элдона, настолько ярко представила произошедшее, что начала сомневаться: а правильно ли она обращается со своими детьми? Что, если она точно так же лишится рассудка? Это продолжалось до тех пор, покуда супруг не сказал ей: «Хватит уже себя накручивать. Она совершила