— Привет, — сказала Дина, не оборачиваясь. Голос у нее был самый обычный, и я решил уже, что померещился мне этот сладкий травянистый аромат. Но потом она обернулась: фарфоровая маска лица, черные озера зрачков — и я понял, что Дина все-таки курила, и курила много. Присев на край постели, я открыл банку — ссс-пок — спросил:
— Проветривала?
Она кивнула и заулыбалась:
— Все равно пахнет, да?
Тот, кто курит марихуану с детства, отлично контролирует себя под кайфом. Я так умею с алкоголем. Вы не заметите, что я пьян, пока я не дохну в вашу сторону. Или пока не упаду.
— Пахнет, да? — повторила Дина виновато.
— Ерунда, — сказал я, и Дина захихикала. Она смеялась дробно и часто, пока не кончился выдох, но и тогда она не перестала, продолжала высмеивать последние глотки воздуха из легких, сгибаясь над клавиатурой, кашляя, вытирая слезы, тряся головой и стуча кулаком по столу. Потом она с хриплым стоном вдохнула, словно ныряльщик, и начала смеяться опять. Я перевел взгляд на телевизор, что журчал в углу. Как всегда, 'Animal Planet'. Других каналов Дина не признавала, да и этот-то включала для фона, для сопровождения своих странных медитаций. Она всегда была из Потока, сколько я знал ее. И всегда медитировала. Но раньше она перед практикой зажигала благовония, а теперь каждый раз, в обязательном порядке выкуривала косяк. 'Animal Planet', как я понял, входил в рацион любого, кто исповедовал Поток. Я прикладывался к банке и глядел, как тревожные сурикаты выискивают где-то вдалеке невидимых врагов; как аллигаторы умело притворяются бревнами, похожими на аллигаторов; как невинные антилопы гибнут под ударами львиных лап; как элегантный жираф спит, свернув шею калачиком. И все это время Дина хихикала, то громче, то тише.
'Практики'… Вообще-то, я слышал о существовании каких-то ритуалов под общим названием 'Тотем-о'. Собственно, про 'Тотем-о' слышали многие хинко, но никто не знал, что это такое. Говорили, в начале прошлого века в Германии существовала группа добровольцев, которые разработали эту методику и опробовали ее на себе. У каждого была очень простая цель: усилить до предела свой тотемный дар. Сначала им везло. В группе оказались ученые — психиатр, историк и этнограф (кошка, волк и крыса). Они собрали и возглавили экспедицию в Штаты, где несколько лет жили среди аборигенов-тотемистов. Что они там делали, неизвестно. В Германию их вернула война. Везение закончилось: исследованиями заинтересовалось 'Анэнербе'. Работу засекретили, ученых перевели в закрытый институт, и больше о них никто ничего не слышал. А потом 'Анэнербе' не стало. Говорили, что остались какие-то наработки, рукописи, результаты экспериментов; вот на этих-то крохах и выросли те практики, которыми сейчас занимаются Дина и ее соратники.
Впрочем, все это могло быть красивой сказкой, которую придумали наркоманы из Потока.
— Извини, — сказала Дина, отсмеявшись. — Я тут немного того…
— Ерунда, — сказал я во второй раз и хотел отпить пива. Банка оказалась пустой. Тревожный симптом, однако. Я сходил на кухню. В холодильнике застыли наизготовку банки — как солдаты в жестяной броне. Пол-литровые камикадзе, готовые ринуться в бой. Банзай! Ссс-пок.
— Ты кушай, — сказала Дина, когда я вернулся. — Ужин на плите. Обед там же, — и она снова хохотнула.
Я кивнул. Вторая банка расставалась с жизнью не спеша.
— Где сидишь? — спросил я, кивнув на ноутбук.
— На форуме, — сказала она. Четкая артикуляция, ровный голос. Только очень быстро разговаривает, короткими очередями выстреливает слова.
— Хинко-ру? — уточнил я.
Она помотала головой, нахмурившись:
— Хинко-ком. Хинко-ру — его крысы сделали, там почти все крысы. Модераторы тоже. Да и потом, они все слизали с хинко-ком. Он раньше появился.
Я запил полученные сведения парой глотков пива. Поднялся и подошел к Дине. Голова закружилась: почти литр лагера на голодный желудок. Славно мы общаемся — пьяный муж и упоротая женушка…
А почему бы и нет.
Я взглянул на экран. Сайт не изменился с тех пор, как я его видел полгода назад. Серые панели, рубленый шрифт, маленькая надпись вверху — название форума. Слева — сокращенные обозначения разделов, понятные только завсегдатаям. Никаких картинок. Ни одного баннера. Больше я ничего не успел разглядеть, Дина свернула окно. Разглядел бы еще меньше, но марихуана плохо влияет на мелкую моторику, и Дина попала курсором по крестику только с третьего раза.
— Не смотри, — протянула она. — Нечего там тебе смотреть.
— Это почему это? — спросил я, устраиваясь рядом. — Может, я тоже хочу.
Она снова усмехнулась — впрочем, неуверенно.
— А что ты там пишешь? — продолжал я.
Дина помолчала.
— Мы новостями обмениваемся. М-м… ну, всякую фигню, в общем, постим.
Я кивнул.
— Еще опытом обмениваемся, — добавила Дина.
Я кивнул.
— Обмениваемся там, — пробормотала она. — Обмениваемся…
Я ждал, что Дина снова засмеется, но этого не случилось.
— Тим, — позвала она. — Ты иди, покушай, а?
Я допил пиво и поставил банку под стол.
— Опытом, значит, — повторил я. — Это, наверное, у какого барыги шмаль забористее, да?
— Тимка, — беспомощно сказала она, — не надо.
Зрачки у нее были огромные, почти с радужку размером.
— Дело твое, — сказал я. — Дело со-вер-шен-но твое. Я тогда тоже хочу. Если у вас религия позволяет траву пыхать, то водку жрать тоже, наверное, можно. Пусти, регистрироваться буду. Что, инвайт надо?
— Тим, — промурлыкала она и обняла меня за плечи. — Чего ты. Ну, покурила. Ну, ты тоже выпил. Все нормально ведь, а? Иди, покушай.
Мне стало стыдно.
— Дина, — сказал я. — Ты только правильно пойми. Я, может, и впрямь к вам приду. Только вот скажи. Я слушаю голос Тотема. Ты слушаешь голос Тотема. Я жду Возвращения. Ты ждешь Возвращения. В чем же разница-то?
Она поежилась, по-прежнему обнимая меня, и я почувствовал, как напряглись ее руки.
— Ты слушаешь умом, — сказала Дина, и голос ее дрогнул — не то от наркотика, не то от чего другого. — А мы слушаем сердцем.
Я опять хотел съязвить, но не стал. Дина молчала, думая о чем-то своем — глаза прищурены, губы шевелятся.
— И мы оба одинаково боимся Возвращения, — закончила она. — Все верно. Разницы нет.
Я молчал. Она была права. Хинко не боятся самой смерти, ведь мы точно знаем, что будет потом. Но жизнь зверя коротка и полна трудностей — на взгляд человека. Очень сложно преодолеть в себе именно этот страх, никчемный, чисто человеческий страх возвращения в облик Тотема. Для того нам и нужна наша религия. Чтобы побороть страх. И принять то воплощение, по которому тоскует память.
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});