Прежде всего чрезвычайно странным выглядело в деле об убийстве доктора Прауна поведение полиции после того, как было обнаружено преступление.
Когда, незадолго до двенадцати часов ночи, секретарь убитого врача Ханс-Йоахим Фогель и ассистентка Рената Майер сообщили в отделение уголовной полиции в Фюрстенфельдбруке о своей ужасной находке на вилле в Пёкинге, дежурный тотчас доложил об этом руководителю отделения, инспектору Георгу Котту. Инспектор, который еще днем так живо интересовался отсутствием доктора Прауна, теперь, ночью, узнав, что врач и его экономка лежат убитыми на вилле, проявил к этому полное равнодушие. Вместо того чтобы сразу же начать расследование, он передал, что Майер и Фогель могут идти домой.
Позже, когда его спросили, почему он сразу не допросил Фогеля, последовало весьма сомнительное объяснение: "Мне не хотелось обрекать людей на бессонную ночь".
Только на следующее утро, на обычном текущем совещании, он поручил обер-мейстеру[10] Карлу Родатусу съездить с двумя сотрудниками в Пёкинг.
"Доктор Праун у себя на вилле застрелил экономку, а потом застрелился сам", — сказал Котт Родатусу и распорядился подготовить лишь короткий отчет, который нужен был, чтобы не задерживать похороны.
Ни мюнхенский присяжный суд, ни «детективы» из журналов не поинтересовались, откуда в то время инспектор уже знал, что произошло на вилле Прауна. Никому и в голову не пришло, что, возможно, ночью Котт получил от вышестоящих инстанций указание без лишнего шума представить этот случай как самоубийство.
Направленный в Пёкинг обер-мейстер Родатус, в соответствии с приказом своего начальства, провел поверхностный осмотр виллы, не имея и в мыслях, что надо искать следы преступников. Распухший, начинающий разлагаться труп врача лежал в холле, недалеко от входной двери. Одежда убитого — он был в пальто, а рядом, на полу, валялась шляпа — и положение тела говорили о том, что Прауна застрелили сразу после того, как он вошел в дом. Он даже не успел снять пальто и шляпу. Убитую экономку нашли в подвальном помещении: она лежала на каменном полу возле домашнего бара. На ее теле не было заметно признаков разложения и даже частично сохранилось трупное окоченение.
Осмотрев место происшествия, Родатус написал отчет на пяти страницах, в котором отметил: "Я считаю, что оба эти человека мертвы уже несколько дней. На затылке женщины я обнаружил след от выстрела, произведенного с близкого расстояния. У трупа мужчины тоже на затылке, правда несколько выше, имеется выходное пулевое отверстие. Следовательно, доктор Праун, после того как сзади, с близкого расстояния, убил экономку, выстрелил себе в рот. Этот выстрел повлек за собой немедленную смерть".
В своем отчете Родатус даже и не пытался обосновать причины мнимого самоубийства врача. А ведь любой дилетант сразу же наткнулся бы на то, что этот трагический и, конечно же, обдуманный поступок доктор Праун совершил в верхней одежде, на ходу… Родатус не обратил никакого внимания на тот факт, что рядом с убитым на полу стоял портфель, набитый продуктами. Получается, что Праун, решив свести счеты с жизнью, прежде накупил еды… Не смутило обер-мейстера и то, что в холле нашли две гильзы, а пулю — одну. В столовой, на сервировочном столике, стояли две коньячные рюмки, два стакана для виски и две початые бутылки со спиртным; это указывало, что незадолго до кровавых событий здесь выпивали четыре человека. Бравого обер-мейстера это нисколько не озадачило. Он даже не удосужился отправить на дактилоскопическую экспертизу посуду из-под спиртного и револьвер, который лежал на полу в холле. Вместо этого он взял револьвер и пристрелил запертую в кухне изголодавшуюся овчарку врача.
После того как «обследование», уничтожившее почти все важнейшие следы, было закончено, Родатус позвонил частнопрактикующему врачу, жившему в Пёкинге, пригласил его на виллу и поручил выписать свидетельство о смерти. Он настаивал, чтобы в качестве причины смерти было указано «самоубийство». Врач от этого отказался и соглашался только на "предположительно, самоубийство". Разгорелся ожесточенный спор. Родатус стоял на своем.
Тогда врач потребовал, чтобы труп подвергли судебно-медицинской экспертизе. Только после этого Родатус вынужден был согласиться на «предположительное» самоубийство.
В это время на виллу прибыли инспектор Котт и 23-летний сын убитого, врач-ассистент Гюнтер Праун.
Родатус кратко сообщил о результатах своего осмотра и как бы между прочим спросил сына:
— Вы полагаете, самоубийство возможно, господин доктор?
— Да, да, все в порядке, Родатус. Я уже говорил об этом с господином Прауном-младшим, пока мы сюда ехали, — ответил Котт, не дав сыну покойного даже рта открыть. И старший инспектор, как будто ему удалось удачно завершить какую-то сделку, схватил одну из бутылок, наполнил стоявшие на сервировочном столике стаканы и рюмки, на которых, по всей вероятности, еще сохранились отпечатки пальцев убийцы, и предложил присутствующим выпить.
Насколько небрежно был произведен осмотр места преступления, показали слова, произнесенные Родатусом, когда он прощался с Прауном-младшим:
— Господин доктор, я здесь не нашел еще одной револьверной пули… Если она вам вдруг попадется, занесите ее при случае мне…
Два года спустя, когда скандальные методы работы сотрудников полиции стали предметом обсуждения на суде, газеты метали громы и молнии в адрес Родатуса за его глупость и некомпетентность. Но никто из репортеров не спросил, в чем причина этой некомпетентности.
Хотя "Зюддойче цайтунг" с иронией писала: "Убийца, приезжай в Баварию! В Пёкинге, на Штарнбергском озере, можешь убивать в свое удовольствие. Тебе даже не надо будет скрывать следы преступления. За тебя это официально сделает местная полиция…" И все-таки ни в одном сообщении не было даже намеков на то, почему же полиция «официально» уничтожила следы убийцы доктора Прауна.
Западногерманский «Курьер» отважился на несколько вопросов: "Неужели Родатус, проводивший расследование, действительно так глуп? Ничего подобного! Он много лет работает в баварской полиции и зарекомендовал себя как отличный криминалист. Почему же он схалтурил на пёкингской вилле? В этом как раз и состоит одна из мистификаций странного мюнхенского процесса — свалить всю вину на беззащитного Родатуса. Но ведь его руководителем был Георг Котт. Почему же Котт не подвергся опале? Почему он, ответственный за уничтожение следов убийцы, назначен старшим инспектором в Ингольштадт?" Сам «Курьер», правда, на эти вопросы не ответил.
Другим газетам тоже было о чем спросить: "Почему сын убитого вначале с готовностью принял участие в этом спектакле с самоубийством, который разыгрывался полицией? Ведь уже через несколько дней в мюнхенской прокуратуре он заявил, что не знает другого человека, который так цеплялся бы за жизнь, как его отец, и что он полностью исключает возможность самоубийства".
В среду, после того как полиция закончила свое сомнительное расследование, Праун-младший решил обыскать виллу отца. Врач-миллионер при жизни не оказывал никакой материальной поддержки сыну. Худо-бедно тот должен был перебиваться на должности врача-ассистента в одной из городских больниц, с завистью наблюдая за жизнью своего «папочки» и мечтая о том дне, когда все имущество отца станет принадлежать ему. Взаимопонимания между сыном и отцом никогда не было. И сына вовсе не интересовало, как умер отец. Убийство или самоубийство — какая разница, главное, чтобы ему досталось наследство.
После двухдневных поисков он нашел наконец в антикварном секретере с дюжиной потайных ящичков завещание, которое его неприятно удивило. Значительную часть состояния доктор Праун оставил своей последней любовнице Вере Брюне.
В тот же день — похороны еще не состоялись — Праун-младший появился в мюнхенской прокуратуре и высказал предположение, что отца убили. Он попросил перед погребением произвести вскрытие трупа. К тому же Гюнтер Праун заявил, что у него есть все основания подозревать последнюю любовницу отца Веру Брюне — по его мнению, она приложила руку к неожиданной смерти Прауна-старшего. В качестве доказательства он предъявил найденное им завещание, в котором Брюне фигурировала как наследница испанского замка. Прокурор Рует, который в 1962 году на процессе пытался доказать суду, что именно это наследство толкнуло Веру Брюне на убийство, в апреле 1960 года сомневался даже в том, что Прауна убили.
"Вы все-таки похороните сначала отца. Эксгумацию и экспертизу мы сделаем в любой момент, если в этом будет необходимость", — успокоил он сына и… тем самым создал серьезные помехи на пути расследования двойного убийства.
Книготорговец Норберт фон Шоллер, 56-летний приятель доктора Прауна, которому тот поручил в случае неожиданной смерти передать свое тело на медэкспертизу, с большим трудом смог добиться только того, чтобы его выслушали.