и Божьем Мире и запретах вести войну в праздники, а, особливо в Пасхальные!!!
Гийом, подняв голову, произнес:
– Но, сир… мы же христиане и должны чтить законы Божьи.
Ришар скомкал письмо и бросил его в угол палатки. Он нервничал, прохаживая из угла в угол. Наконец, он остановился и медленно, холодным и спокойным голосом произнес:
– А мессир Годфруа де Бульон и первые воины Христовы, когда вошли в Иерусалим? А?
Гийом встал, расправил складки его сюркота под рыцарским поясом и ответил:
– Сир, король мой и повелитель! Это были воины Христовы и Господь, значит, так повелел… но…
– Никаких «Но»!!! Я король, значит – мне можно всё! А, может такое быть, что Господь и мне повелел?!
– Сир, король мой, побойтесь Бога!
– Гийом! Я знаю тебя, как образец чести и преданности присяги своему сюзерену. Ты, практически в одиночку бился под знаменами моего покойного отца, короля Генриха II Плантажене тогда, когда даже его родные дети восстали…
– Да, сир. И, поэтому…
Ришар топнул ногой:
– Ничего! Я освобождаю тебя от необходимости присутствовать со мной во время осады замка Шалю. Я не держу на тебя обиды, ибо ты – образец христианнейшего из рыцарей. Можешь уезжать и… забирай своих монахов с собой!
– Но… сир! Эти люди сами вызвались молиться за Вас.
Ришар почесал затылок и сказал:
– Ладно. Пускай остаются и молятся где-нибудь в сторонке и не попадаются мне на глаза, особенно со своими душещипательными беседами.
Гийом поклонился и вышел от короля на воздух. Он запрыгнул в седло и приказал своей свите:
– В Нормандию, в замок Арк!
Проезжая мимо монахов, жавшихся к какому-то строению, Гильом притормозил коня и крикнул:
– Король позволил вам находиться в пределах его лагеря, но не попадаться ему на глаза и не докучать своим беседами!
Больше Гийом де Марешаль не увидит Ришара Кёрдельон живым никогда…
Оба монаха поклонились. Они ходили по раскинувшемуся возле замка лагерю, пытались беседовать о спасении души с наемниками Меркадье, повязывали какие-то странные тряпочки на ветках. Тряпочки колыхались на ветру, словно флюгеры, показывая его силу и направление…
Вернее сказать, тряпочки повязывал один монах. Второй только наблюдал за ним. Однажды, когда первый повязывал на ветках большого вяза несколько ленточек, он спросил:
– Для чего, это, тебе надо, брат Бернар?
– Хочу почувствовать дуновение Ангела… брат Ансельм.
Брат Ансельм незаметно улыбнулся. Он знал о донесении де Леви, касающемся ухода Чезаре ди Висконти на охоту за головами Меркадье и короля Ришара. Король и брат Рауль приказали не мешать вендетте несчастного итальянца, только наблюдать…
Мало, кто из наемников понимал, что тряпочки на ветках были своего рода поправками для стрельбы, устроенные соратником Чезаре по мести…
Вечером, 25 марта 1199 года, король Ришар решил провести осмотр работ, которые производили саперы, подводя под основания башен замка подкопы. Было еще достаточно светло, чтобы осажденные могли узнать в рыцаре на белой лошади их короля Ришара Английского Кёрдельон…
Чезаре приник к амбразуре бойницы большой угловой башни замка Шалю. Его руки не дрожали, они спокойно взводили механизм арбалета, вкладывали красную стрелу-болт. Предварительно, Чезаре обмакнул болт в разложившийся полувысохший труп крысы, обнаруженный им на верхушке башни и на который он перед этим помочился. Ветерок был слабенький, тряпочки на вязе, возле которого немного задержался всадник на белом коне, практически не колыхались…
– Наконец-то… – выдохнул Чезаре и выстрелил.
Король пошатнулся, но удержался в седле. Чезаре присмотрелся. Король Ришар был цел и невредим, даже погрозил рукой неизвестному ему стрелку, осмелившемуся выстрелить в самого короля…
Грязная, красного цвета, арбалетная стрела-болт вошла королю в плечо и впилась в кость. Ришар поморщился, немного побледнел и попытался сам вырвать болт из плеча. От боли Ришар чуть не потерял сознание. Что-то начинало его мучительно жечь, каждое движение вызывало боль до мурашек на затылке. Всё же, чтобы не подавать вида и не показаться слабым или трусом, король провел несколько часов возле саперов, наблюдал за их работой и отмахивался на все опасения воинов, показывающих на стрелу, торчащую из его плеча.
– Ерунда. Ребята, я, король, и мне ничего не будет…
Так, со стрелой в плече, король провел около трёх с лишним часов. Кровотечение быстро прекратилось, но начались небольшие неприятные ощущения жжения в ране. Но, король Ришар перетерпел и их, постоянно поднося к губам кубок с вином, услужливо подносимый его оруженосцами.
Король подъехал к своей походной палатке и внезапно потерял сознание, упав на руки оруженосцев и пажей, перенесших его на постель…
Ришар быстро пришел в сознание, потребовал вина и… Меркадье. Слуги около часа разыскивали Меркадье:
– Слушаю Вас, сир!
Король немного приподнял голову и произнес:
– Красная стрела… зови лекаря, быстрее,… жутко жжет!
Меркадье выбежал из палатки и через полчаса возвратился с армейским лекарем-костоправом. Король уже сидел и пил вино.
– Поразительно, Меркадье, – улыбнулся Ришар, – боль как-то прошла сама собой.
Лекарь дрожащими руками разрезал рукав его пурпуэна, весь липкий от крови, и отшатнулся…
Ранка вокруг болта красного цвета, крепко сидевшего в кости плеча короля Ришара, приняла синевато-черный цвет! Сама рука распухла и стала нездорового бледновато-синюшного цвета, вся в бронзоватых пятнах и горела.
– Какие проблемы, лекарь? – Спросил Ришар, допивая вино. – Меркадье, ты, конечно, будешь спорить, но анжуйское красное вино всё же лучше твоего провансальского. Что скажешь?
Н… н… ничего… – пробормотал испуганный лекарь. Он взглянул на Меркадье, потом на короля и, вздохнув, начал:
– Ваше величество, прошу Вас лежать спокойно и немного потерпеть. Лучше, если Вы, сир, зажмете зубами кусок какой-нибудь крепкой кожи. Уздечка, сложенная несколько раз, подойдет, как нельзя кстати.
– Я, что, тебе лошадь, чтобы уздечку закусывать! – Вспыхнул король Ришар.
Он был шокирован полученной раной. До этого он был, правда, всего лишь один раз, к тому же легко, вскользь, ранен стрелой. У него в голове не укладывалось то, что он – король и помазанник Божий, может быть ранен кем-то, возможно даже – простолюдином. Сразу же вспомнились слова из письма его матери, вдовствующей королевы Элеоноры, пугавшей его карой Господней. Вспомнились его, полные гордыни и пренебрежения к Богу, слова, сказанные рыцарю Гийому Марешаль о священниках и монахах. Вспомнилась гордыня, выразившаяся в попытке неуклюже сравнить себя, пусть и короля, с самим Годфруа де Бульон и его воинами Христовыми. Озноб пробежал по коже короля Ришара. Озноб страшный, словно могильный холод…
Лекарь попытался осторожно ощупать рану. Ришар вскрикнул от резкой боли, отдавшейся каким-то странным хрустом в месте раны.
– Что такое, сир? – Осведомился лекарь, собравшийся с силами и решивший, всё же,