Шрифт:
Интервал:
Закладка:
– Василий, а как тебе все-таки удалось их достать? – раздается за окном игривый женский голос.
– Не все ли равно! – добродушно рокочет мужской. – Я серый надену?
– Что ты! Давай лучше черный. И галстук к нему больше идет. Черный, папочка, черный! – с подростковой горячностью убеждает детский голосок из глубины квартиры.
«Конечно, черный», – мурлычит про себя добровольный созерцатель. К раскрытому окну подходит женщина средних лет с высокой прической над белым лбом. Она, улыбаясь, пристегивает сережки. Завидев мужичка, перестает улыбаться, и, поджав губы, прикрывает окно.
… Василий, скромный служащий железной дороги, контролер пригородных поездов, давно приготовил жене сегодняшний сюрприз – поездку в Большой театр. Пришлось основательно потрепать нервы и не раз расстроенно охнуть, прежде чем официантка привокзального ресторана Сонечка по каким-то своим каналам не достала два билета на всемирно известный балет «Спартак». Несмотря на чудовищную переплату, Василий был страшно доволен. Еще задолго до этого дня он твердо пообещал супруге Светлане Николаевне, что ее день рождения будет отмечено необычно – без осточертевшего застолья с одними и теми же давно надоевшими песнями и с тревожным посматриванием на тех гостей, чья способность стремительно опьяняться известна уже многие годы. Василий таился до последнего дня. За это время он, к своей великой радости, неожиданно сдружился с Ирочкой – тринадцатилетней дочкой Светланы Николаевны от предыдущего брака. Вечерами они тайком от матери прочитали роман Джованьоли и большую статью в журнале «Театральная жизнь» – о постановке балета, и оживленно делились впечатлениями, сладостно предвкушая, как мама обрадуется, когда узнает об их затее. Василий хотел сперва, чтобы поехали дамы, но Ирочка решительно отказалась:
– Что вы! Мама ужас как растрогается, если вы парой поедете. А так получится – вроде она меня вывозит. Разве это интересно?
И вот, наконец, сооружена прическа, расправлено длинное красное платье с черным крупным узором, надеты янтарные бусы и изумрудные, только что присланные с Украины старухой-матерью сережки. В пакет фирмы «Мальборо» уложены синие, с неимоверными ухищрениями купленные в столичной «Березке» замшевые туфли местного производства, тщательно протерта не носимая почти что с самой юности театральная сумочка с биноклем. Забыты всякие скучные заботы и даже неприятности в родной бухгалтерии…
Наконец-то закончена возня с запонками, от которых давно отвык, и, несмотря на порезанный бритвой подбородок и царапающийся крахмальный воротничок, настроение приведено в надлежащую готовность к восприятию культурных ценностей.
… В электричке надо было ехать больше двух часов. Но время пронеслось стремительно. Болтали, словно вчера познакомились. Словно не было тягостных вечеров с его запоями и ее истериками. Словно не было его бессильных, ни к кому не обращенных монологов и ее немой осатаненности. Смеялись над соседями, восхищались талантами Иринки – недавно она заняла второе место на школьном конкурсе рисунков. Он рассказал анекдот, вычитанный в «Крокодиле», и – смешно сказать – специально для этого случая приготовленный. Светлана Николаевна даже вспомнила эпизод из детства, о котором Василий еще не знал: как во время войны, в эвакуации, совсем маленькой девочкой испугалась верблюда. Он подошел прямо к окну дома, в котором были дети. Мама собирала колоски в поле. Воспитательница куда-то отлучилась. Светлане хотелось реветь. Но, видя, что другие дети с интересом рассматривают простодушную морду животного, она крепилась до тех пор, пока верблюд не отошел прочь. И только тогда заплакала «сама не знаю почему».
Много еще смеялись. Особенно когда Василий стал угадывать, кто из пассажиров едет без билета.
Приехали за два часа до начала. Решили выйти в центре и прогуляться. Василий слегка пожалел об этом, когда увидел массу народа, снующего по центральным улицам. Причем на большинстве лиц читалось не отдохновение воскресного дня, которое ожидал встретить Василий, а сосредоточенная забота, напряженность. Взгляды не блуждали безмятежно, а были устремлены прямо вперед. Люди, казалось, вовсе не видят друг друга. И походка была далеко не прогулочная, а какая-то твердо-тревожная. У женщин – суматошно-решительная.
– Что же ты думал? Не бульвар ведь. Сказано – Центр, – ответила на его замечания Светлана Николаевна. Василий с неудовольствием отметил про себя, что и жена как-то делово подобралась, прищурилась. Говорит отрывисто, на него не глядя. «Немудрено, впрочем, – примирительно подумал Василий, – она же здесь, как правило, словно угорелая по магазинам носится. Уже, наверное, инстинкт выработался».
И надо же было такому случиться, что внимание Светланы Николаевны привлек огромный хвост, прилепившийся ко входу в знаменитый гастроном.
– Ну-ка постой здесь, – сказала она мужу. Он с досадой вынул из кармана пачку «Беломора», закурил. Перед ним ширился рекламный щит. Крупно набранные, красной краской отпечатанные имена ни о чем не говорили Василию. Он мрачно переводил взгляд с одного на другое. Цветные размытые пятна оказались рекламой циркового представления. Загадочные сокращения – местами творческих вечеров и концертов, певица Иванова оказалась болгаркой.
– Дядя, на «Бесконечные склоки» не жаждешь? – зашептал вдруг на ухо Василию жидкоусый паренек с наглой физиономией. – А на «Машинку»? Всего по «чирику» за место. Как?
Василий отрицательно мотнул головой, раздраженно затянувшись.
– Вася, сколько у нас денег? У меня только трояк, – вклинилась вдруг жена.
«Совсем заколодило», – подумал с тоской Василий.
– Рублей двадцать. Заначка.
– Вот что. Нам дико повезло. Финский сервелат выкинули, – Светлана Николаевна выдержала паузу, чтобы дать мужу время на удивление. Видя, что это известие его не проняло, добавила:
– Это только по заказам, сам знаешь каким, и то не всегда бывает. Станем, очередь займем – там видно будет.
– Света, опомнись. Мы до закрытия и к дверям не просунемся.
– Ну вот, начинается! – громко вздохнула Светлана Николаевна. В голосе ее задрожали отдаленные пока рыдания. – Сказала: видно будет.
– Ладно, – обреченно проговорил Василий, разглядывая переменившееся лицо жены. Всегдашнее выражение готовности ждать, ждать и ждать – до победного конца, во что бы то ни стало – снова как вдруг застывший восковой поток, залило недавнее оживление. Василий медленно подошел к урне и точно, щелчком, забросил в нее недокуренный бычок.
Прошел час. Очередь, как ни странно, заметно продвинулась. Щеки Светланы Николаевны покрылись темными пятнами. Крупинки пудры стали неприятно выделяться на ее уже немолодой коже. «Вот в такие минуты они и стареют», – подумал Василий и взглянул на часы.
– Что с билетами делать?
– Вась, ну пойми – такое только раз бывает. Если не возьмем – локти кусать будем. Спасибо тебе, конечно, но… продай? Или хочешь – сходи сам? Вась, ну не обижайся. Это – жизнь.
– Давай уж ты сходи, а я постою.
– Ну что я – девица или вдовица какая? Сходи. Только скорее решай – времени нет.
– Ладно, – только и сказал Василий. Через несколько минут он стоял под знаменитым портиком. Потоптался малость и продал билеты юной парочке в спортивных легких свитерках. Продал с одним условием: чтобы купили программку и сразу же вынесли ему. Ребята оказались порядочными. «Пятак наварил», – усмехнулся Василий, устремившись к жене…
Обратно ехали молча. Как ни пытались разговориться – будто свинцовая стена стала между ними. Не спасла вечера ни прогулка по Москве, ни мультфильмы в кинотеатре «Баррикады». На деревянной скамье вагона электрички лежали ненадеванные туфли и финский сервелат. Пять килограммов, купленных на заначку Василия и на вырученные от билетов рубли. Василий глядел на ряд овальных стальных ручек, похожих на бесконечную череду зеркал в примерочной, отраженных друг в друге, и думал, что завтра надо стать очень рано, чтобы разбудить напарника – Гришу, который по понедельникам ух как тяжел на подъем…
– Ну как? – сквозь сон спросила Иринка.
Он поднял вверх большой палец и молча протянул ей программку. В одном из соседних домов ярко горел свет. Из распахнутого окна всю ночь метался плачущий женский голос:
– Где моя серебряная цепочка? Отвечай! Отвечай, скотина! Пропил!
В ответ приглушенно раздавалось что-то нечленораздельное.
Жизнь продолжалась.
Итог
– Ну, ты скоро? – с трудом произнес Сашка, сгорбленный от холода и похмельных дум.
Николай сосредоточенно перебирал связку разномастных ключей, пытаясь отыскать изящный ключик от стальной двери ворот. Они стояли, уткнувшись лбами в массивную решетку. За ней угадывались очертания двухэтажного особняка. «Ну и хоромы!» – подумал мимоходом Сашка, вспомнил изначальный вид этого дома, куда он захаживал с самого детства. Годы достатка и целенаправленных затрат, реконструкций и надстроек изменили дом до неузнаваемости. Последний раз Сашка видел его добротной, но ничем не примечательной одноэтажкой красного кирпича. Теперь же это был мощный особняк с каменным широким крыльцом, отделанный плиткой, с высоким чердаком, расширенными окнами, особняк с деревянной массивной резьбой и чугунным литьем решеток и просто отделочных побрякушек.
- Неминуемый крах советской экономики - Милетий Александрович Зыков - Разное / Прочее / Публицистика
- Большевистско-марксистский геноцид украинской нации - П. Иванов - Публицистика
- Четвертая республика: Почему Европе нужна Украина, а Украине – Европа - Владимир Федорин - Публицистика
- Водоворот - Виталий Шиловский - Публицистика
- Украина и русский Мир. Россия как пробуждается, так на войну - Алексей Викторович Кривошеев - Публицистика / Эзотерика