Читать интересную книгу Кавказ - Александр Дюма

Иман Газальев скомандовал тогда:

— Ружья отставить! В шашки, в кинжалы!

И прежде чем горцы, находившиеся в овраге, успели сесть на своих коней, милиционеры ринулись на них, и завязался рукопашный бой.

С этой минуты Иман Газальев, старавшийся во всю мочь, не видел, что происходило вокруг него. Он дрался в одиночку с двумя горцами и убил обоих. Борьба была страшная, ибо когда он взглянул вокруг себя, то насчитал тринадцать мертвых горцев и двух своих, что составило пятнадцать. Другие обратились в бегство.

Все шло согласно его приказанию: милиционеры дрались холодным оружием и не сделали ни одного выстрела.

Он передал нам историю эту по-русски. Калино переводил ее по мере возможности на французский.

К концу рассказа мы были уже далеко. Широкая лужа крови показала нам, что мы прибыли на поле сражения. Направо, в лощине, лежали голые или почти обнаженные трупы. Пять человек были обезглавлены; у всех же других недоставало правого уха.

Страшно было смотреть на раны, вызванные ударами кинжалов. Пуля проходит насквозь или остается в теле, образуя рану, в которую можно просунуть только мизинец, — она посинеет вокруг, и только. Но кинжальные раны — это настоящая бойня: у некоторых были раскроены черепа, руки почти отделены от туловища, груди поражены так глубоко, что даже виднелись сердца.

Почему ужасное имеет такую странную притягательную силу, что, начав смотреть на него, хочешь видеть все?

Иман Газальев показал два трупа, которые он узнал по нанесенным им ранам. Я просил его продемонстрировать и оружие, которым он так хорошо поработал. Это был самый простой кинжал с костяной рукояткой. Только клинок был куплен им у хорошего мастера и прочно отделан. Все это ему стоило восемь рублей. Я спросил его, не согласится ли он уступить мне это оружие и за какую цену.

— За ту же цену, какую он мне стоил, — отвечал Газальев — Я взял два кинжала у убитых мною лезгин, теперь у меня их три, и я не нуждаюсь в этом.

Я дал ему десятирублевую бумажку, а он мне — кинжал, который вошел в коллекцию оружия, собранную мной на Кавказе.

Мы подождали, пока Муане зарисует овраг с лежавшими в нем трупами, и, уступив место стае орлов, которая, по-видимому, с нетерпением ожидала нашего отъезда, пустились обратно.

Под горой по-прежнему стояли наши экипажи, их не нашли нужным употребить в дело.

Мы простились с Иманом Газальевым и, видя, что по случаю этого наши татары желают возвратиться с ним в Гелли, отпустили их.

Сомнительно было, чтобы горцы, после полученного ими урока, снова показались в окрестностях аула Гелли.

Без приключений мы прибыли в Карабадакент.

Там нам сказали, что князь Багратион[125] только что проехал, спрашивая нас. Нам ничего не оставалось, как отправиться вслед за князем Багратионом.

В Буйнаки мы увидели у подъезда господина, по-видимому, лет тридцати-тридцати пяти, в изящном черкесском платье.

Это был князь Багратион.

Глава XVII

Каранай

И в самом деле: он отыскивал нас.

Я уже знал князя заочно, как одного из самых храбрых офицеров русской армии. Было совершенно справедливо, что именно он командует конной горской милицией.

Грузин, т. е. житель равнины, командующий горцами, должен быть храбрее самого храброго из своих солдат. Что же касается происхождения, то Багратион — потомок древних грузинских государей, царствовавших с 885 по 1079 год. Следы его фамилии определяются в кавказской хронологии за 700 лет до н.э. Из этого видно, что древность рода герцога Леви далеко не идет в сравнение с его фамилией[126].

Итак, я сказал, что Багратион искал нас. Он заметил, что имеет право упрекнуть меня: я проезжал через Шуру и не предупредил его об этом. Но у меня была на то серьезная причина: я решительно не знал, что он находится в Шуре.

Потом я рассказал ему все, что с нами случилось, т. е. о вьюге, о городе, превратившемся в озеро, и, наконец, о болезни Муане и о его желании поскорее оставить этот город, где его пульс бился сто двадцать раз в минуту.

— Жаль, — сказал князь, — но вы вновь возвратитесь туда.

— Куда? В Шуру? — спросил я.

— Нет, нет, нет, — возразил Муане, — благодарю, я уже там кое-что приобрел.

— Но вы, господин Муане, — сказал князь, — не знакомы с панорамой Караная?

— Что такое Каранай? — спросил я князя.

— Это нечто столь интересное, что подобное ему вы едва ли встретите во время всего вашего путешествия.

— Муане, слышите?

— Представьте себе гору… Но нет, не представляйте себе ничего. Я вас повезу, и вы увидите.

Муане покачал головой.

— Поедемте, господин Муане, и вы будете благодарить меня за этот принудительный вояж.

— Очень далеко отсюда, князь? — поинтересовался я.

— Сорок верст, т. е. десять миль. Вы оставьте здесь тарантас и телегу, мой слуга будет их караулить. Поедем в моем экипаже. Через два с половиной часа мы будем на месте, там поужинаем, вы ляжете спать тотчас после ужина. Вас разбудят в пять часов, мы поднимемся на высоту две тысячи метров на добрых конях, — это сущая безделица. А тогда… тогда вы увидите чудеса.

— Этак мы никогда не доедем до Тифлиса, — сказал Муане со вздохом.

— Друг мой, мы опоздаем на одни только сутки, но зато насладимся прекрасными видами, каких мы никогда не видали. Князь же проводит нас до Дербента.

— Да, решено, если вы возвратитесь со мной в Шуру и пробудете у меня завтрашний день, обещаю доставить вас завтра же вечером на ночлег в Каракент.

— Вы же знаете, князь, что нам не дадут лошадей после шести часов вечера.

— Со мной вам будут давать лошадей до полуночи.

— Будем ли мы ночевать завтра в Каракенте? — спросил Муане.

— Конечно, — ответил князь.

— Едем, Муане, едем!

— Едем, но объявляю вам, что ненавижу панорамы.

— Это понравится вам, господин Муане.

— А коли так, время потеряно не будет; вы говорили, князь, об ужине: у меня сейчас разыгрался аппетит.

— В таком случае не будем тратить время по пустякам. Пятерку заложим в тарантас, и в путь.

Пока закладывали лошадей, я любовался оружием князя.

— У вас, князь, великолепный кинжал.

Никогда не говорите ничего подобного грузину, ибо он в ту же минуту сделает то, что сделал князь.

Он снял кинжал с пояса.

— А! Я очень рад, что он вам нравится, возьмите его, он работы Муртазада — первого оружейного мастера на Кавказе, который сделал его для меня. Посмотрите, вот татарская надпись: «Муртазад сделал этот кинжал для князя Багратиона».

— Но, князь…

— Берите, берите! Для меня сделают другой.

Я посмотрел на свой кинжал, который тоже был из прекрасного дагестанского клинка, но рукоятка из слоновой кости зеленого цвета, с золотой насечкой вовсе не годилась для князя. При том кинжал за кинжал — неловкий был бы обмен подарками, без сюрприза. Я вспомнил о своем штуцерном карабине. Как я уже, кажется, рассказывал, Девим, наш великий артист в оружейном искусстве, принес накануне моего отъезда из Парижа этот карабин вместе с револьвером.

— Вы едете на Кавказ? — спросил он меня.

Я кивнул.

— Это такая страна, откуда не возвращаются, не постреляв. Вы любитель хорошего оружия: возьмите у меня эти вещи. — И он предложил мне в подарок, как я уже сказал, карабин и револьвер.

Я взял свой карабин и передал его князю, объяснив ему механизм. Он много слышал об этом новом изобретении, но не знал его.

— Хорошо, — сказал он, осматривая оружие, — мы теперь кунаки, как говорят на Кавказе: вы не имеете более права отказать мне в чем бы то ни было, и поскольку я теперь ваш должник, то вы мне позволите расквитаться с вами…

Доложили, что лошади готовы.

Кучер князя остался, как мы условились, для охраны наших вещей.

Мы сели в тарантас и понеслись во всю мочь.

— Эге! Видно, что вас здесь все знают, князь.

— Иначе и быть не может, — отвечал он. — Я постоянно курсирую между Шурой и Дербентом.

Действительно, князя знали все, даже маленькие дети. В Карабадакенте, пока перепрягали лошадей, он обратился к детям с вопросами по-татарски и, уезжая, бросил им горсть абазов[127].

Дорогой я рассказал ему, что случилось с нами утром и как за час перед тем мы попали в суматоху. Я показал ему и кинжал, купленный у Имана Газальева, и выразил сожаление, что не попытался купить у последнего и ружье, снятое им с лезгинского начальника.

— Оно уже куплено, — сказал князь.

— Кем?

— Мною. Это вдобавок к моему кинжалу — считайте его вашим.

— Но оно, вероятно, теперь уже далеко.

— Может быть, но во всяком случае оно будет у вас. Говорю вам, считайте, что оно у вас в руках. Поверьте, князь Багратион не бросает слов на ветер. Вы видите, — добавил он смеясь, — что мы едем довольно быстро, чтобы нагнать ружье.