— Послушайте меня, отец Марк, да не бегите вы так. Я же не для себя предлагаю. Послушайте. Ведь сынок у меня не рохля, не сопляк какой. Он сын самурая и не трус. Придет час, он все сделает, вы уж не извольте сомневаться. Не подведет мой сынок. Только вот в первый раз прошу, сделайте по моему слову, благословите, чтобы мой мальчик мог после отомстить за свою приемную мать.
— Да виданное ли дело, сестра, что ты у меня просишь? Чтобы я, словно какой-нибудь язычник, благословил тебя на смерть! Да ведь если только ты придешь к нашему даймё и просто назовешь свое имя… Если только скажешь, кто твой сын…
— Благословите, святой отец! Благословите, или пойду без благословения. Потому как мой мальчик только пока такой смирный, пока его настоящая беда не поцеловала, а как только…
— Не могу, сестра Мария, не могу! Ну, что вы хотите со мной делайте, но чтобы я послал на смерть мать самого… — Они остановились, женщина ткнулась лицом в грудь священника, глухо рыдая.
— Благословите, все равно рано или поздно наш душегуб всех вырежет, точно ястреб птенцов неразумных потаскает, но тогда поздно уже будет. В предсказании ясно сказано, завтра и не днем позже. Пропустим, после казнить себя за малодушие станем. Лучше пожертвовать одним человеком, чтобы сын мой после такого известия воспрял духом, пока мы еще в силе, пока нас всех по одному человеку не поубивали, пока наши братья из других общин собрали достаточно оружия и самураи не успели отобрать. Решайтесь, святой отец, сейчас или никогда!
Она резко высвободилась из объятий священника и, стуча деревянными гета, убежала прочь.
— Постойте! Куда вы бежите, сестра Мария, госпожа Марико! Подождите меня!
«Марико!» У Ала сжалось сердце. Повинуясь внезапному порыву, он одним прыжком оказался у калитки и, распахнув ее, успел увидеть лишь спину ускользающей женщины.
Напуганный столь резким появлением, священник отстранился от Ала, хватаясь за сердце и пытаясь прижаться к изгороди.
Наскоро пробормотав извинения, Ал вернулся в садик, чуть не натолкнувшись на старшую дочь хозяина.
— Не спится, Грюку-сама. — Крестьянка потупила глазки. Скорее всего, она была отвергнутой женой или переехавшей к отцу после смерти мужа вдовой. Возможно, приодень ее получше, причеши, а еще лучше дай хоть раз как следует выспаться, и ее можно будет назвать красоткой. Сейчас же она выглядела осунувшейся и преждевременно состарившейся. Спина ссутулилась, руки огрубели от тяжелой работы, но глаза… Алекс нечасто встречал у крестьянок такие умные, ясные глаза…
— Вы не знаете, что это за женщина? — он кивнул в сторону улицы. — Священник вроде как называл ее сестра Мария или Марико? — Имя Марико далось ему с трудом.
— Да, конечно. Марико, вдова, она из христианской общины, что за озером. Только мы туда не ходим, потому как боязно: если даймё прознает, сразу же утроенный налог обяжет платить. А то и прикажет своим самураям ослушникам ума-то вогнать, чтобы в другой раз неповадно было с кем ни попадя дружить. — Она сделала жест, отвращающий зло. — Поучили уже одну такую, всю кожу со спины палками сбили, а потом еще до утра в казармах с нею резвились. Сколько ни было добрых людей, никто не побрезговал. Крестьянка — оно понятно, выносливая, говорят, до рассвета еще жила.
— Христианская община. Ну да, я понял, понял.
— Странная эта Марико, очень странная, — было похоже, что дочь хозяина не против поболтать при луне. А что, приезжий важный даймё, денег отвалил за суточный постой, что другие за месяц не платят, опять же, если все и дальше так пойдет, и она сумеет гостю приглянуться, то тот ее запросто может с собой увезти, не любовницей, уж больно она нужна-то в постели, когда у него, небось, небесные красавицы ночами служат. Но, может, еще на что доброе получится сгодится. Да хоть набедренные повязки самураям стирать. Все лучше, чем здесь гнить.
— Странная? В чем же ее странность. — Спать решительно не хотелось.
— Да ведь она и не японка, если вы понимаете, о чем я, — затараторила молодка, — не японка, потому что отец ее вроде как из тех, что с «Черного корабля» к нам пожаловали. Священник, что ли.
— Священник… М-да… впрочем, он что, открыто с матерью этой вашей Марико жил?
— Открыто или нет, про то не знаю, потому как Марико с мужем в наши края недавно переехали. Омиро-сан уже тогда нежилец был, даром что огромный, точно скала, рана в нем была плохая, гнойная. Приехали, а через неделю и того… года три как овдовела горемычная. Никого себе после этого не нашла. Да и не богата она, и не красива, к тому же христианка.
— Ты тоже на личико, уж не обессудь, не принцесса, — хмыкнул Ал, — а пожалуй, надежды своим домом зажить еще не утратила.
— Замуж-то, конечно, хочется. Сын у меня растет. Одной поднять сложно. Тем более в наших местах. Уехать бы мне отсюда, пока с ребенком чего не случилось. Уж я бы полы мыла, любую самую грязную работу делала. Правда, денег у меня, как и у Марико, нет, а без денег и без красоты кому я нужна.
— Деньги — наживное. Красота придет и уйдет. Характер у тебя, я вижу хороший, голова не ерундой какой-нибудь забита. Были бы времена получше, пожалуй, и без просьбы твоей взял бы тебя во служение. А там бы и замуж повторно вышла. Красота ведь, она не каждому нужна, а ты далеко не урод. А Марико ваша, я не разглядел, почему ты считаешь ее некрасивой? Женщины вообще не умеют оценивать других женщин. Быть может, то, что ты считаешь безобразным, иному мужику самое то покажется.
— Марико, — дочь старосты хмыкнула, — так ведь полукровка, господин. У нее носище… все в округе ее цаплей кличут, даже фамилии не знают, хотя есть у нее фамилия, потому как самурайского рода. Волосы тоже у нее… даже не сказать, что и за волосы. У женщин ведь как, либо густые, либо жидкие, с проплешинами бывают, есть такие, что секутся, или вперемешку с седыми. А вот у Марико, у нее особенные такие волосы, крученые, что ли, и во все стороны, точно шкура собачья. Уж она их знай в прически укладывает, укладывает, а все впустую, во все стороны торчат, точно воронье гнездо. Лет Марико не особо и много, но и не мало — тридцать четыре, старухи говорили, но нос и, главное, волосы… ну, посудите сами, кто согласится жениться на женщине со шкурой звериной вместо волос?
— Кудрявые волосы? Большой нос?! Омиро!!! — Ал схватился за голову и, оттолкнув женщину, бросился к калитке. Распахнув ее, он вылетел на улицу и бежал какое-то время, сопровождаемый собачьим лаем.
«Может ли быть столько совпадений сразу? Бывает ли такое, чтобы годами не слышать ничего о дочери, и вдруг совершенно случайно натолкнуться на нее в забытой богом деревеньке? Все может!»
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});