ошибкой. Так в лоб ей это сказать. Потому что Афина моментально захлопнулась. Отгородилась от меня стеной упрямого молчания. А ведь на первых порах (я даже не ожидал) довольно развернуто отвечала на все мои вопросы о дочке. Очевидно, таким образом Афина дает мне понять, что если на дочь я имею хоть какое-то право, то прав на нее саму у меня и в помине нет.
Вопрос — кому они принадлежат? Альберто? Кто он вообще такой? Меня ошпаривает ревностью, как кипятком. Хотя, казалось бы, пять лет прошло. Как так вышло, что я до сих пор так остро ощущаю Афину своею? Будто мы с ней вот только вчера расстались. И даже ревность эта, считай, родная. За исключением, может быть, лишь того, что тогда я ревновал ее к Коваленко. Не передать, как ревновал. Я, как и моя дочь, весьма темпераментный парень.
— Ты где планируешь остановиться?
— А что? — глядит хмуро.
— У родителей недалеко от подъемников замечательный дом. Я бы очень хотел, чтобы вы с Марьям у нас погостили.
— Ты с ума сошел? — Афина открывает рот. — Это совершенно невозможно.
— Почему? Я хочу как можно больше времени провести с дочкой. И с тобой. — Говорю, как есть, ничего не тая. Не боясь отпугнуть ее своим напором или поспешить с выводами. Ничего в этой жизни я не понимал так ясно, как то, что Афина — та самая единственная для меня женщина. И теперь, когда жизнь нас опять столкнула, я сделаю все, чтобы не потерять ее снова. Я землю переверну, если это потребуется.
— А я не хочу проводить время с женатым мужчиной. Извини. Это полностью исключено.
Поспорить хочется очень. С другой стороны, я понимаю, что оставаясь женатым, ничего требовать не могу.
— Тогда я вас подвезу. За нами приедет машина.
— В которую мы все не влезем. — Опять протестует. — Перестань. Мы с Марьям доберемся сами.
— Уж не Альберто ли будет тебя встречать?
В глазах Афины вспыхивает адское пламя. Зря я это. Знаю. Просто не могу удержаться. Не могу, и все. Сумасшедший день. Слишком много всего на меня свалилось. Я в полнейшем неадеквате.
— Тебя это не касается, Марат.
— Все что касается моей дочери, касается меня.
— Отлично. Что будем делать с твоей женой? Я тоже понятия не имею, что за женщина с тобой рядом.
— Если я скажу — неправильная женщина, этого будет достаточно? Неправильная, чужая, не моя…
Афина отводит взгляд.
— Зачем ты мне это говоришь?
— Чтобы ты знала. Мне жаль нашего прошлого.
— Ты сам его выбрал.
— И ошибся. Больше я таких ошибок не повторю.
Наш разговор опять прерывает стюардесса. На этот раз разносят чай-кофе и легкий перекус. На время кормежки Мариам предпочитает пересесть к нам. Тут бы мне поменяться с нею местами, но я просто усаживаю ее на руки.
— Осторожно, не облей… — Афина осекается, не желая гнать коней и называть меня папой. А Марьям, не замечая заминки, кивает. Утыкаюсь носом в шикарные кудри дочки, а глаз не свожу с Афины. Ее лицо искажает болезненная судорога. О, как я ее понимаю! Я тоже… болю. Будто кто-то меня на медленном огне поджаривает. Как же так все у нас получилось? Почему?! Как себя простить?
Пока я мучаюсь виной, Марьям принимается за трапезу. А поев, доверчиво склоняет головку мне на грудь, прямо там, где мучительно ноет, лекарством, и почти тут же засыпает.
— Хочешь, я ее заберу?
— Нет!
Так, обнимая дочь, боясь даже пошевелиться, нарушив ее сладкий сон, я провожу остаток полета. На посадке даже исхитряюсь пристегнуть нас одним ремнем и не разбудить дочку. Полусонную проношу ее через накопитель. На паспортном контроле забираю из рук Афины документы. Но лишь увидев полное имя дочери, понимаю, зачем это сделал. Афина сердито выхватывает паспорт из моих рук. Видно, морда у меня совсем уж блаженная. Потому что она, смерив меня уничижительным взглядом, рявкает:
— Доволен?
— Более чем, — перехватываю ее ладошку. — Спасибо, что моя дочь Маратовна. Остальное мы тоже непременно исправим.
— Не наглей!
— Ты сама захочешь, — самоуверенно улыбаюсь. Афина закатывает глаза. Нас по очереди подзывают к окошку, и на некоторое время я теряю их с Марьям из виду. Пока контроли, пока багаж… Встречаемся уже на выходе из аэропорта.
— Проблемы?
— Никаких проблем. Вызываю такси.
Язык чешется, так хочется поинтересоваться, а что же Альберто? Если честно, мужик, который не может встретить свою женщину в аэропорту, не внушает никакого доверия. И слава богу, конечно! Гораздо хуже было бы конкурировать с кем-то порядочным.
— Афина, мы с радостью отвезем вас куда надо. Папа уже связался с нашим помощником здесь. За нами прислали минивэн.
— Марьям, поедем с бабушкой? — решаю сыграть нечестно. Марьям широко зевает, но кивает. Взгляд Афины становится просто убийственным.
Если в самолете от внимания родителей и сестры нас избавляли посторонние, то в салоне Мерседеса уже ничто ему не мешает. Мать с отцом устраивают Афине настоящий допрос. Мягкий, но довольно настойчивый.
…Да, Марьям родилась во Франции. Нет, роды прошли хорошо. Боли не чувствовала, хотя обошлось без анестезии. Ту просто не успели поставить, потому что Марьям очень торопилась родиться на свет… Нет, в Италию они едут ненадолго. У Афины работа. Что значит, какая работа? Нет-нет, в декрете она толком и не была… Нужно было зарабатывать. За Марьям присматривала няня. Очень хорошая женщина.
— Это так печально…
— Что именно?
— Что мы, оказывается, живем с внучкой в разных странах.
— Может быть, пусть она у нас поживет? Что толку нанимать нянек, когда…
Афина обрезает отца, даже не дав ему договорить:
— Это абсолютно исключено. Марьям жила и будет жить со мной.
— Да, но…
— Отец! — одергиваю я. — Давай не будем сейчас ничего решать. Мы все не в том состоянии, чтобы мыслить трезво. — И добавляю, взяв Афину за руку: — Никто не оспаривает твоих прав. И не будет оспаривать.
Не хватало еще, чтобы Афина подумала, будто я собираюсь отнять у нее дочь!
— Вот и славно. Мы, кажется, приехали.
— Оставь мне свой номер!
Афина колеблется. Явно не желает этого делать. Но в конечном счете берет себя в руки и все-таки делает дозвон на мой телефон. С мокрыми глазами наблюдаю за тем, как Марьям обнимается с дедом и бабкой. Те уже непонятно вообще за счет чего держатся.
— Фарида взбесится, — комментирует Лала, не скрывая злорадства. Она терпеть не может мою жену.
— Нужно подумать, как бы помягче ей это преподнести, — прикладывает платочек к глазам мама. — Хочешь, я с ней поговорю? Как женщина с