Читать интересную книгу Обнаженная модель - Владимир Артыков

Директор сделала скорбную паузу, помолчала и печальным голосом продолжила:

— Они сожгли мне инкрустированный пол в одном из залов! Слава Богу, ожог был небольшим, но это слишком большая потеря. На реставрацию уникального маркетри была истрачена внушительная сумма. Но, дело не в этом, испорчен уникальный пол. Поэтому я дала себе слово, никогда не пускать на порог моего дворца киношников.

Директор посмотрела мне в глаза леденящим взглядом, в котором я прочитал отказ. Не успел я открыть рот, как она сказала:

— Да, да, вы правильно меня поняли, ваши письма, и гарантии от руководства Госкино заберите обратно. До свидания.

Мы с Измайловым вышли из кабинета в вестибюль в полной растерянности от такого радушного приема. В это время к нам подошла миловидная крупная женщина, поздоровалась и представилась:

— Анна. Главный хранитель музея Юсуповского дворца.

— Артыков — художник фильма, Измайлов — замдиректора. Мы из Ташкентской киностудии.

— Видимо вы хотели у нас снимать, но получили отказ, верно?

— Да уж, получили, — горько ухмыльнулся я.

— Не расстраивайтесь, я проведу вас по залам дворца, и мы поговорим.

От Ани, главного хранителя, мы узнали, что хозяйка дворца очень властный, своенравный человек, не терпящая никаких возражений, ведь за ее спиной — муж, один из секретарей Ленинградского горкома, что и дает ей право поступать так, как она считает нужным. Юсуповский дворец ее вотчина, не будем ее строго судить, ведь на ней такая ответственность за сохранность уникального музея.

Мы прошли по залам, спустились по белым мраморным ступеням в знаменитый Юсуповский домашний театр. Анна огляделась и тихим голосом сказала:

— Владимир, провести съемки у нас можно, но нужны письма не только от Госкино СССР и министерства культуры, но и на более высоком уровне. Если вам удастся заручиться поддержкой отдела культуры ЦК, думаю, что тогда вы сможете добиться проведения съемок. Тут уже снимали фильм о Распутине и прожгли пол, это ужасно, я даже плакала. Был переполох, после чего хозяйка категорически запретила проводить съемки во дворце. А свое слово она умеет держать. Так что, действуйте, а я, как главный хранитель, всегда вас поддержу и помогу.

— Спасибо за добрый совет, Аня. Мы сейчас же позвоним нашему режиссеру, чтобы он начал добиваться разрешения на съемки в вашем дворце через вышестоящее начальство.

Из театра по белой мраморной лестнице мы поднялись в вытянутый зал, на стенах которого висело несколько картин. Я сказал:

— Аня, какая шикарная лестница! Она так прекрасно соединяет актовый зал театра и картинную галерею.

— История этой лестницы удивительна. Владелец дворца Николай Борисович Юсупов, будучи в Италии, увидел в одной из старинных вилл красивую мраморную лестницу, которую захотел купить для своего дворца на Мойке. Хозяин дал согласие продать эту лестницу с одним условием, что Юсупов приобретет виллу целиком, что князь и сделал. Лестницу разобрали и перевезли в Петербург, а вилла осталась в Италии. Архитектор Степанов установил это новое приобретение, которое соединило картинную галерею с актовым залом домашнего театра. Вы видите, как лестница вписалась в архитектуру всего дворца, будто она была задумана архитектором Андреем Алексеевичем Михайловым еще в изначальном проекте. А вот этот пейзаж, — Анна указала рукой на висевшую на стене картину в золотой раме, — была подарена в 1914 году племяннице царя Николая II великой княжне Ирине Александровне иФеликсу Феликсовичу Юсупову на их свадьбу. После революции Юсуповы вывезли ценности дворца за границу, а этот пейзаж с дарственной надписью императора на обороте картины, к счастью, остался во дворце. Пейзаж не имеет большой художественной ценности, видимо, поэтому он не очень нравился молодой чете и не был взят ими с собою в эмиграцию. Но автограф, оставленный на подарке, делает эту картину очень ценным экспонатом.

— Анечка, в фильме «Агония» роль Николая II сыграл Анатолий Ромашин, мы с ним старые друзья, познакомились еще в 1965 году на съемках фильма «Утоление жажды» режиссера Булата Мансурова, и наша дружба с Толей продолжается до сих пор. Мне кажется, что Николай II в его исполнении очень убедителен.

— Мне тоже Ромашин очень нравится во всех ролях. Володя, если вы все-таки будете снимать у нас, я вам покажу еще много, много интересного. До встречи, я большая поклонница кино и хочу, чтобы у вас все получилось, и по мере своих сил буду помогать вам.

Латиф добился разрешения. Не знаю, как ему это удалось, но думаю, что не обошлось без помощи Шарафа Рашидова, первого секретарь ЦК Компартии Узбекистана. Они были в хороших отношениях, мне это стало ясно, когда нашу постановочную группу принимал Рашидов перед запуском фильма «Восход над Гангом».

В Ташкент слетались актеры по мере их занятости в той или иной сцене. Михаила Кузнецова поместили рядом, в том же отеле, где жил и я, нас разделяла только стенка. Все свободное от съемок время мы проводили вместе. Когда он хотел поговорить со мной или выпить, то просто стучал кулаком в стену, и я через пару секунд уже был у него, каждый раз напоминая ему, что для вызова есть телефон, по которому можно просто позвонить. На что он отвечал:

— Пока я буду крутить на телефоне твой номер, ты уже будешь у меня.

Однажды рано утром раздался знакомый стук в стенку, я посмотрел на часы — было половина шестого утра.

— Что-то случилось с Михаилом Артемьевичем, — мелькнула мысль. Быстро натянул брюки и пошел к нему.

Дверь в его номер была не заперта. Михаил Артемьевич сидел за столом в трусах и майке, на его лице были видны слезы, на столе стояла початая бутылка «Столичной» и ломтики яблока.

— Что с вами, Михаил Артемьевич, вам плохо? — с волнением спросил я.

— Садись, Володька, прости, что разбудил так рано, — он тяжело вздохнул, плеснул водки себе и мне в стаканы, — мне и плохо и хорошо, одновременно. Так бывает, Володя, тебе трудно понять, ты еще молодой. Давай выпьем за здоровье моего давнего друга Ивана Рыжова. Знаешь такого артиста?

— Знаю, мы познакомились с ним еще в начале шестидесятых, в Свердловске. Он снимался в картине «Самый медленный поезд». Мы жили в одной гостинице «Большой Урал», иногда вместе собирались в просторном номереПавла Петровича Кадочникова. Так что же случилось с вами?

— Давай, Володя, сначала выпьем, я потом тебе расскажу.

Мы чокнулись. Я с отвращением глотнул из стакана, заел кусочком яблока, водка явно не шла с утра. Михаил Артемьевич выпил не закусывая.

— Раз ты немного знаком с Иваном я тебе скажу, сыграл он ужас как много ролей, да нет, не ролей, это слишком громко сказано, в основном, это — эпизоды. Как называют таких артистов, Володька?

— Таких артистов так и называют эпизодниками, — ответил я, но тут же попытался возразить, — ну почему же, у Рыжова были и роли, вот, в фильме «Самый медленный поезд» он очень хорошо сыграл жмота и негодяя, настолько правдоподобно, что зритель, несомненно, возненавидел его.

— Да, уж! Кулаков и прочих скобарей в его послужном списке достаточно. Так вот, Володя, — сказал он, подливая в стаканы водки, — мне полчаса назад позвонила моя жена из Москвы и сказала, что Ивану дали Народного. Конечно, я, как старый его друг, радуюсь, что ему присвоили звание Народного артиста. Он хоть и эпизодник, а получил таки, выходит. Мы с ним теперь сравнялись! На одну планку нас поставило наше правительство, дай Бог им здоровья, — мы чокнулись еще раз.

— Так что же вы плачете, Михаил Артемьевич, если вашего друга так высоко оценили?

— Я рад за него, рад, но обидно мне, ведь что получается. Сколько я главных ролей сыграл, и просто ролей. Первое звание Заслуженный артист Украины я получил еще в пятьдесят пятом году, а Народного артиста РСФСР, в шестьдесят пятом, через десять лет. К тому времени у меня уже были такие фильмы, — он начал загибать пальцы, с трудом вспоминая, — «ЧП. Чрезвычайное происшествие», «Серебряный тренер», «Игра без правил», да что говорить, еще до войны я уже сыграл в «Машеньке», а потом в «Иване Грозном», «Тарасе Шевченко» и что? Такой же, как и Иван, Народный РСФСР. Вот так ценят нашего брата, как тут не плакать? Тут волком завоешь!

— Да что вы, Михаил Артемьевич, успокойтесь, вас зритель любит, обожает, вы для них «Командир корабля» и «Матрос Чижик» на все времена, — подбодрил я его.

— Ты меня не успокаивай. Лучше мне скажи, сколько ты фильмов провел как художник-постановщик? Много, и на многих студиях! И как тебя отметили? Да пока никак, вот видишь! Ты пахал, как вол, а те, кто по кабинетам бегали и начальству лизали одно место, наверняка уже в народных ходят! Так что, ты меня не успокаивай, я эту кухню очень хорошо знаю. Когда меня предлагали выдвинуть на звание Народного СССР, завистники говорили: «За что ему давать? Кузнецов в последние годы снимался на студии „Довженко“, пусть Украина его и выдвигает». А когда на Украине обсуждали мою кандидатуру на очередное звание, там завистники кричали: «Кузнецов давно живет в Москве и числится в штате „Мосфильма“, пусть они и награждают его». Вот ведь, что получается! Чехарда какая-то. До сих пор так все и решают, и решить не могут. Так и с тобой, Володька, поступят, когда дело дойдет до присвоения звания, а ты уж давно его заслужил, на многих студиях работал по приглашению. А как дело до награждения дойдет, вот тут все и повторится, как со мной. Будут тебя перекидывать из одной республики в другую и ссылаться на то, какие фильмы и на каких студиях ты делал, и также скажут — вот там пусть и дают звание. Как будто мы не одно советское кино делаем, как будто мы не члены одного Союза кинематографистов СССР, и не в одной стране живем.