А после обнаружил то, что понял еще в тот миг, когда с моста глядел на русло реки из машины, не потому что увидел, а потому что почувствовал их самих, отголоски их жизней: обнаженные тела сестер Боуэн, лежавшие лицом вниз на песке. Их разделяли десять футов, старшая девочка протягивала руку к младшей сестре.
Эстер не стала вдаваться в подробности того, что с ними сделали, – к сожалению, это дедушка любезно решил опустить. Только сказала, что они были тщательно причесаны, их школьная форма аккуратно сложена рядом, носки убраны в блестящие черные туфельки. При виде этой картины складывалось впечатление, будто никаких признаков насилия нет. Но и принять за спящих их ни в коем случае было нельзя. Грудные клетки не поднимались с дыханием, а лица утыкались в песок.
Некоторое время Реджинальд стоял неподвижно и просто смотрел, пока тело не выдержало. Он упал на колени, и его дважды вырвало на песок; горячие слезы стекали по щекам. От ужаса и отвращения в его теле закипала кровь. В это мгновение он краем глаза заметил двинувшуюся тень. Быстро выхватил оружие и наставил пистолет на мужчину в темном пальто и черной шляпе – тот сидел на коряге костяного цвета и глядел на мертвые тела детей. Дедушка Эстер к своему потрясению его узнал: это был не кто иной, как Джек Горовиц.
– Какого черта ты здесь делаешь? – спросил у него Редж.
– А ты как думаешь, почему я здесь? – ответил тот.
– Горовиц, мне нужно, чтобы ты поднял руки вверх.
– А я должен просить тебя не быть сейчас глупцом.
– Ты находишься на месте преступления. Я вынужден тебя арестовать.
– Сегодня я побывал уже на многих местах преступления, Редж. Очень многих. Так что сейчас совсем не настроен на людей.
Реджинальд Солар не опустил пистолет. От его внимания не укрылось, что Горовиц спустя тринадцать лет после их первой встречи не постарел ни на день.
– Ты правда думаешь, будто это я их убил? – спросил Горовиц, поднимая на него большие глаза в обрамлении черных ресниц. В свете дня его шрамы выглядели куда хуже – они бугрились под кожей, искажая черты лица. Могло показаться, будто рябая кожа делала его похожим на чудовище, но она оказывала совершенно противоположный эффект. Большинство людей сочли бы его приятным человеком, вызывавшим сочувствие, необходимость защищать и следовать за ним, когда бы ни попросил. Это качество в ближайшие десятилетия сделало бы бывшего рядового очень успешным Жнецом.
Реджинальд Солар не верил, что Джек Горовиц убил этих детей. Хоть и считал чертовски странным появление Джека Горовица в высохшем русле реки, где тот смотрел на их тела, но все равно не верил. А потому вот как он поступил: убрал пистолет в кобуру, вызвал подкрепление и сел на корягу рядом со своим так называемым другом – Мужчиной, Действительно Ставшим Смертью. Теперь они оба взирали на двух светловолосых девочек, лежавших лицом на песке.
– Проклятье, – произнес Реджинальд после минуты молчания. Его потрясение было вызвано развернувшейся перед ним ужасной картиной, а еще он впервые искренне поверил в то, что Горовиц был именно тем, кем себя называл. Горовиц – воплощение Смерти, иначе зачем еще ему быть здесь? Редж стянул с головы шляпу и вытер несколько скупых слезинок. – Твою мать. И давно ты здесь?
– С тех пор как это произошло. Я почему-то не могу сдвинуться с места.
– Что?
– Мне кажется, это приступ паники.
Редж окинул Горовица внимательным взглядом. Тот сидел на коряге неподвижно, сложив на коленях сжатые в кулаки ладони, а в остальном не выказывал других признаков тревоги.
– Ты уверен?
– Еще как. Сердце бьется учащенно, мне не хватает воздуха, руки и ноги немеют, и кажется, будто я сейчас умру от сердечного приступа, хотя понимаю, что это невозможно. Потому что меня нет в моем списке.
– Понимаю, – Редж откашлялся и несколько раз похлопал Горовица по спине. – Дыши глубже, старина.
– Зачем вы поступаете так друг с другом? – произнес Горовиц. Редж впервые заметил, что тот действительно с трудом выталкивает слова сквозь сдавленные вздохи. Мужчина не сводил взгляда с девочек, и как бы Реджу ни хотелось самому встать, вернуться домой и обнять собственных детей, он тоже не мог этого сделать. Девочки умерли не так давно. Слабые кровоподтеки – трупное посинение – только начали проявляться на ребрах, руках и плечах, но с такого расстояния, если прищуриться, могло показаться, будто на коже всего лишь румянец от жары.
(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-390', c: 4, b: 390})
Реджинальд встал – в конце концов он был здесь для того, чтобы вести расследование, а не слабо утешать человека, который меньше всего в этом нуждался, – и принялся оцеплять место преступления.
– Наверное, ты выбрал не ту работу, – сказал он Горовицу, который весь побледнел и теперь дышал, зажав голову между коленей.
– Ты хоть раз задумывался, что Смерть может не хотеть быть Смертью? – спросил Горовиц.
– Так не будь им.
– Как я уже говорил во Вьетнаме, меня призвали. Я был лишен права выбора. Видимо, у нас нехватка персонала.
– Тебя силком отправили на работу в качестве Мрачного Жнеца, потому что в загробной жизни не хватает опытных специалистов?
– Нынче стало больше людей. И больше смертей. Мы не справляемся с нагрузкой.
– И при этом, я так полагаю, получаете мизерную зарплату.
– Вознаграждение меньше, чем ты думаешь. – Молчание. – Она умерла, Редж. Лан умерла.
Редж мгновенно вспомнил день их свадьбы. Широко улыбавшуюся Лан в бледно-розовом сарафане, с нитью жемчуга вокруг шеи, в белых кружевных перчатках. Им довелось общаться всего раз и то коротко, но он знал, как Горовиц ее обожал. Это читалось во взгляде, которым он смотрел на ту женщину – точно так же Редж смотрел на свою жену Флоренс.
– Когда? – грустно произнес он. – Как?
– Смерть пришел за ней, пока я спал. Тогда я все еще был его учеником. И ничего не мог сделать. К тому времени мы были женаты всего месяц, а в нашем маленьком домике в Греции прожили и того меньше. Волна унесла ее в море, и море не отпустило.
– Господи.
– Теперь я – Смерть, разрушитель миров, – процитировал он Бхагавадгиту; Редж помнил, что те же самые слова пришли на ум Джулиусу Роберту Оппенгеймеру во время первого испытания атомной бомбы.
– Полагаю, ты не скажешь мне, кто это сделал?
Горовиц покачал головой.
– Ты его не поймаешь.
– Поймаю. Если назовешь его имя.
– Если я скажу тебе, кто это, ты его убьешь, а я не могу этого допустить, потому что его время еще не пришло.
– Чушь собачья, Горовиц. Бред. Ты знаешь, что этот урод заслуживает смерти, поэтому назови мне имя.
– Тебе нужно имя? Как насчет Эден Грей? Арджуна и Ратна Малхотра? Юкико Андо? Карлотта Бианчи? Все это – имена убитых детей, чьи души я сегодня забрал. Эти девочки не первые и не последние. Они не какие-то особенные.
– Так почему бы тебе не прибыть на следующее место преступления на несколько минут раньше и не предотвратить убийство?
– Я не скажу тебе имя.
В это мгновение Реджинальд Солар, весьма спокойный человек, сжал ладонь в кулак и двинул Смерти в челюсть, тем самым доказав, что у Жнеца тоже есть кровь.
По пути домой к своей жене и двум маленьким детям Реджинальд заехал в придорожную оранжерею, где местная жительница выращивала орхидеи. Купленными у нее растениями он заставил все заднее сиденье и багажник своей «Тойоты-Крессида». По возвращении домой сразу же поднялся наверх к детям, игравшим перед ужином. Долгое время он сидел и наблюдал за ними, отмечая про себя их разный цвет глаз, особенность прически, пронзительный смех.
После ужина он вышел в сад и принялся сооружать оранжерею, где собирался посадить новые орхидеи. В девять часов вечера начался дождь, перешедший из-за грозового фронта в сильный ливень. Он продлился несколько недель, отчего вызвал на месте преступления внезапный паводок, снесший потоком коронера и судебного фотографа – их тела нашли ниже по реке неделю спустя. Сестры Боуэн так и не были найдены.