Читать интересную книгу Полынь и порох - Дмитрий Вернидуб

– А что, красные уже в городе?

– Будут скоро, если ты тут не прекратишь рассиживаться!

Вскоре в областное правление прибыло несколько десятков офицеров во главе с начальником милиции генералом Смирновым. Они разогнали явно сочувствующую большевикам толпу, пристрелив на месте двух агитаторов. Выставив в Атаманском дворце и вокруг караулы, милиционеры отправились собирать по квартирам соратников.

Инженерная часть явилась почти в полном составе. Барашков и Журавлев, встретив по пути Мельникова, сразу отправились разыскивать подходящий провод для взрывной машинки. Провод оказался в пичугинской комнате, в шкафу.

– Извините, но вы сразу бы сказали, что нужно. Я бы и вспомнил, – зачем-то оправдывался Шурка. – Это Женька Денисов откуда-то притащил. Он собирался на склад электричество проводить.

– Тоже мне, электротехник, – пробурчал Барашков, – нам рельсы рвать нечем, а он запасы делает. Ну что, кто с нами, а кто нет? Мы с другими партизанами в сторону Мишкина. Вот только грузовик раздобудем…

– Я щас, – бросил на ходу Алешка, – надо, чтоб Смоляков разрешил.

Десять человек подрывников разбились на три группы. В первой – Барашков, Лиходедов и Пичугин, во второй – Журавлев, Мельников и студент – приятель Журавлева, а в третьей – еще три студента и офицер.

Алешка сидел в кабине рядом с Вениамином. В свете фар навстречу бежала брусчатка мостовой, мелькали перекрестки. Вот рынок, вот церковь, вот триумфальная арка, а за ней снова подъем и дорога на хутор Мишкин. В нем Платовская усадьба… Интересно, что бы нынче сказал знаменитый атаман, увидев, как донские казаки рубят друг дружку за то, о чем и представления толком не имеют? Каким бы словом назвал он их, предающих своих соседей и саму идею Тихого Дона?

«Эх, Дон, Дон… – думал Алешка, словно говоря с великой рекой. – Был ты седым, а стал красным от крови. Но не впервой тебе. Кто только не приходил на твои берега: скифы, сарматы, хазары, половцы, татары… Вот и еще одни гунны пожаловали… Плюнули в твою душу, учинив братоубийственный бунт. И невдомек им, что от них и праха не останется, а ты будешь течь. Отряхнешься, очистишься и понесешь дальше свои воды в Азовское, а там и Черное море».

Последняя мысль немного успокоила Алешкину душу. Но все равно, он не может так долго ждать. Он живет сейчас. Он воспринимает происходящее вокруг как свою личную обиду. Это же кошмар, бесчинство, когда несколько отщепенцев отнимают у миллионов людей планы, мечты, любовь. Да тот же чай со сдобной булочкой!… В общем, все, что называется спокойной жизнью.

Лиходедов почувствовал, что начинает злиться. Он подумал, что сам бы не прочь повесить большевистских вождей принародно на Соборной площади. Сразу вспомнилась их с Мельниковым и Пичугиным клятва в пивной.

«Погодите! – подумал Алешка. – Придет час, и мы до вас доберемся».

И погрозил в темноту кулаком.

На повороте, не доезжая хутора, машину обстреляли. Несколько выстрелов из-за деревьев продырявили борт и кабину, но никого не зацепили. Стрелявшие, наверное, бежавшие из тюрьмы пролетарии, не ожидали, что из кузова по ним дадут ответный залп.

Тати, даже не огрызаясь, поспешили ретироваться.

– Эх, некогда мне! – крикнул в темноту Вениамин, надавливая на газ.

За Мишкиным встретилось несколько групп казаков из Южного отряда. На лицах – уныние и разочарование.

– Артиллерия у них сильна, – говорили станичники, – аж два бронепоезда в Аксайскую зашли. Так и лупят, ироды, все вокруг разворотили! Мы пути разбирали, а они больно споро починяють! И не подойтить!

– А где отряд?

– Та нема отряда. Усе вертаются постанично. Кто в город, а кто до хаты. Мы в Богаевскую, за Дон пойдем.

Стало ясно, что Южного отряда больше не существует, а казаки как всегда распылились, испытав неудачу в бою. Душевный подъем и победный пыл плохо организованного воинства мгновенно испарились, натолкнувшись на идейно сплоченные ряды красных.

Дождавшись морского и рабочего подкрепления из Таганрога, большевики навалились на дружинников сразу с двух сторон, и те откатились.

Студенты, сами почти все из донских казаков, тут же стали позорить станичников и обвинять в предательстве. Дело грозило рукопашной, но вовремя вмешался офицер, бывший в третьей команде подрывников. Он спокойно встал между двумя сторонами и негромко, но отчетливо произнес:

– Не вижу никакого смысла в вашем споре, господа. Если мы друг друга тут перебьем, красные еще быстрее окажутся в Новочеркасске. А это, между прочим, столица донского казачества. Не мы ее строили, и не нам ею бросаться. Как вы не понимаете: на этот раз в станицах не отсидеться. Поэтому предлагаю: организовать оборону прямо здесь, своими силами, собирая всех, кто будет идти в город. Местность подходящая, – он обвел рукой полукруг, указывая на бугры и овраги, – для того чтобы малыми силами сдерживать противника. Только патронов нужно побольше, да пара пулеметов не помешала бы. Студенты пойдут полотно рвать, а я, если добро дадите, с вами бы остался.

– Пулемет имеется, – выступил вперед пожилой казак, – патрончиков к нему бы… Я извиняюся, а какого вы военного званию? Чой-то не видать.

– Штабс-капитан, артиллерист. Извините, погоны пришить не успел.

– Штабс-капитан – это подходяще, – качнул головой старик.

Другие станичники одобрительно загудели. Им понравился этот немолодой спокойный человек в офицерской шинели.

– Мы справимся, господин штабс-капитан, не переживайте, – подтвердил Барашков. – А как рельсы рванем, надо обратно сгонять за патронами и подкреплением. Мы пошли. Времени нет.

Пока партизаны гуськом спускались к насыпи, Алешка подумал, что зря полковник Смоляков не послал вчера грузовик за золотом. Теперь, наверное, Берданосовка занята красными. Своими мыслями он поделился с Барашковым.

– И правильно не послал, – сказал Вениамин. – Ты подумай сам, кому его было передавать? Власти нормальной нет. Даже командования нет приличного. Кому? Этим «Стенькам Разиным», что ли, золото вручить? – он кивнул головой назад. – Так они, чуть что, по куреням разбегаются. Чтобы правительство заработало, по крайней мере месяц твердой уверенности нужен. Стабильность, понимаешь? А туг – три дня…

Алешка и сам понимал, что сказал глупость. Но он не умел так, как Барашков, с ходу расставлять все по своим местам и молниеносно делать обстоятельные выводы. А Веня, казалось, мог объяснить что угодно и кому угодно.

Группы отошли по насыпи шагов на пятьсот друг от друга и принялись закладывать заряды. На этот раз использовали не бикфордовы шнуры, а электрические взрыватели. Раскатав провода, каждая из групп отошла в сторону от полотна, засев в естественных укрытиях.

В это время впереди, в направлении Ростова, поднялась плотная стрельба. Эхо винтовочных выстрелов загуляло по балкам, волнами откатываясь к Мишкину.

– Возле Александровки бой идет, – зашептал Пичугин, – сюда, к нам подбирается. Уже близко.

Шурка, похожий на взъерошенного воробья, сидел на корточках, отсвечивая стеклами очков. Он никогда не взрывал железных дорог и очень волновался. У его ног стояла взрывная машинка.

Напротив, через реку Аксай, над степью, в светло-желтой полоске занимающегося рассвета прорезались купола Старочеркасска.

– Эх, какая луна сегодня была! Что твой блин с медом, больш-а-я! – провозгласил вдруг Барашков, вставая в полный рост. Вениамин сдвинул на затылок студенческую фуражку, которую вновь где-то раздобыл, не желая носить полевую, вложил в рот четыре пальца и свистнул протяжно и громко, так, что у товарищей зазвенело в ушах. В ответ раздался другой протяжный свист, а потом еще один, потише. Тогда Барашков свистнул дважды.

Через пару секунд, почти слившись, последовали два мощных взрыва. А потом нажал на машинку Шурка. Раскат могучего грома потряс окрестности хутора, подняв в небо дремавших птиц и распугав прочую живность. Эхо взрыва долго металось и переворачивалось среди холмов – берегов древнего моря, заглушив трескотню приближавшегося боя.

Партизаны опередили красных меньше чем на час. Не стань бронепоезд поддерживать огнем большевистскую пехоту, преследующую отступающие остатки Южного отряда, и не завяжи казаки-александровцы бой за родную станицу, сидящие на бронированных платформах красногвардейцы Сиверса очутились бы на Новочеркасском вокзале.

Когда Лиходедов и Барашков на грузовике вернулись из города с патронами и подкреплением, бронепоезд «Робеспьер» уже обстреливал холмы, на которых залегли казаки и партизаны, ведущие огонь по красногвардейцам. Те медленно продвигались вперед, используя рельеф местности.

Из кузова грузовика выпрыгнули двадцать партизан из алексеевского отряда. Пригибаясь при близких разрывах, они побежали к залегшей цепи своих соратников.

– На подходе еще три грузовика с офицерами и конный отряд! – крикнул Лиходедов своим друзьям и штабс-капитану, снова садясь в кабину. – Мы их встретим!