Я немедленно передал по радио доклад о предложениях Витингофа в ставку в Казерте (а также в Вашингтон и в Лондон). Меня не удивило то, что уже на следующий день, 10 апреля, я получил отрывистый и довольно грубый ответ из Казерты, где говорилось, что условия капитуляции будут вручены немецким парламентерам, когда они прибудут в штаб союзников в соответствии с правилами ведения войны. До этого момента условия им показаны не будут. Необходим только один визит немецких представителей, а потому это должны быть офицеры со всеми полномочиями действовать от имени их командира. Ни слова о почетных условиях. Молчание Александера по этому поводу показывало, что никто не будет заботиться о том, чтобы немцы имели хорошую мину при плохой игре, а также мудро исключало всякие предварительные дискуссии по этому вопросу. С этим текстом Парильи и Циммер вернулись в Италию.
Нас обнадеживало нынешнее состояние дел, в отличие от предыдущей недели, когда угрозы Гиммлера, казалось, парализовали Вольфа и застопорили все, что он делал. Он поговорил с Кессельрингом о поддержке своего плана, затем съездил к Витингофу и сделал все, чтобы того убедить. Новым препятствием представлялся Витингоф, с его воинской честью.
Чтобы попробовать преодолеть трудности, возникшие из-за упрямства Витингофа, Гаверниц вызвался лично отправиться в штаб немецкого генерала попытаться на месте развеять его сомнения. У Гаверница был большой опыт общения с немецкими генералами. Он хорошо знал их менталитет и то, что за ним стояло, – их моральные нормы, предрассудки и предубеждения. Он был американцем, но немецкий был его родным языком. Он в совершенстве знал и понимал позицию союзников, пользовался доверием Вольфа и присутствовал почти на всех переговорах по операции «Восход» с самого ее начала. Его план заключался в том, чтобы приехать, возможно в сопровождении Вайбеля, прямо к Витингофу и убедить того не настаивать на его требовании воинских почестей. Гаверниц считал, что во время своей миссии может положиться на защиту Вольфа, хотя это было смелым предприятием – американскому гражданину поехать во вражеский стан, когда шла война и немцы яростно сопротивлялись наступлению союзников.
В штабе фельдмаршала Александера в Казерте предложение отклонили. Там восхищались храбростью Гаверница, но посчитали предложение слишком рискованным. Более того, они не верили в искренность немцев. Возникало ощущение, что, возможно, основной целью немцев в операции «Восход» было, помимо прочего, вбить клин между союзниками и русскими. Мы с этим не соглашались, но в тот специфический момент было не до радиодебатов.
Наши надежды на успешный исход операции «Восход» по-прежнему оставались вполне достаточными для того, чтобы развивать идею размещения радиста у Вольфа в Италии. Если «Восход» будет развиваться, то радист совершенно необходим. Даже и при неудачном развитии событий мы смогли бы получить от него весьма ценные разведданные. Проблема заключалась в том, чтобы найти человека, который смог бы выполнить такую работу и взялся бы за нее.
Незадолго до этого, предвидя серьезность вопроса, я попросил нашу базу в Лионе, возглавляемую Генри Хайдом, поискать радиста, говорящего по-немецки. В течение зимы наши люди собирали и обучали европейцев различных национальностей для заброски их с самолетов в Германию с рациями в качестве агентов за линией фронта, наблюдающих и сообщающих о передвижениях германских войск, гражданском сопротивлении и т. п. Из этой группы обученных агентов база рекомендовала нам человека, который, похоже, отвечал требованиям и был готов встретиться с любыми опасностями. Радист, которого Генри Хайд прислал нам, был чехом, примерно 26 лет, по имени Вацлав Градецки. Это был невысокий, приземистый, черноволосый, довольно необщительный парень. Мы тут же прозвали его «Маленький Уолли». Он знал немецкий почти в совершенстве и был обучен работе на радиопередатчике на одной из наших баз в Южной Италии. Приключения, которые он пережил за 6 военных лет, показывали, что он способен позаботиться о себе почти в любой ситуации. Его арестовали немцы в 1939 году в Праге, где он учился в Карловом университете, одном из старейших в мире. Его отправили в концентрационный лагерь в Дахау, которым управляли эсэсовцы, где его заставляли заниматься тяжким трудом, били, морили голодом. Через шесть месяцев Уолли бежал. Мало кому удавалось бежать из Дахау, и те, кто совершал побег, обычно далеко не уходили. Уолли, однако, сумел прожить в подполье в Германии три года. Он представлялся чернорабочим, работал на фабриках и в то же время поддерживал связь с чешским Сопротивлением и передавал ему разведывательные сведения, которые удавалось добыть в Германии. В конце концов его поймали во время облавы в небольшом городке в Баварии и, ввиду отсутствия документов, арестовали и отправили в лагерь для военнопленных. Он сумел выдать себя немцам за беглого военнопленного, а не бывшего узника концентрационного лагеря (что означало бы для него смерть). Он бежал из лагеря для военнопленных и направился в Швейцарию. Из Швейцарии он перебрался во Францию сразу же, как только оттуда ушли немцы, и вышел на контакт с УСС.
Несколько бесед с Уолли убедили меня, что он тот человек, который нам нужен. Я дал ему инструкции, не сглаживая никаких острых углов. Я объяснил Уолли, что ему придется на итальянско-швейцарской границе превратиться в офицера СС, и он не моргнул глазом. Это подтвердило мое впечатление о его мужестве, если учесть, сколько ему довелось вытерпеть от эсэсовцев. Вольф предложил, чтобы наш радист работал не из его штаба в Милане, что было бы для всех слишком опасно, а из комнаты в офисе Циммера. Поэтому я объяснил Уолли, что его укроют в доме офицера СС, который встретит его на границе, что ему нельзя покидать этот дом и что он должен принимать наши сообщения и передавать нам те, которые будет ему давать этот офицер. Принятые сообщения он должен был отдавать этому офицеру. Я никак не объяснил ему причины, по которым он едет, или суть операции, в которой он играл такую огромную роль. Он не задал мне ни одного вопроса.
13 апреля Циммер позвонил с границы, и Уолли отвезли на встречу с ним. У Уолли были с собой в чемодане рация, шифровальные таблицы и сигнальный план, смена нижнего белья, носки и огромное количество сигарет. Циммер отвез его в Милан и разместил в доме на Виа Чимароза на верхнем этаже с тем, чтобы Уолли мог натянуть антенну на крыше. В здании располагался штаб службы контрразведки СС по Пьемонту. Этот район был почти полностью реквизирован СС, но в комнату Уолли доступа не имел никто, кроме Циммера и Парильи. 14 апреля в Казерте поймали первый сигнал от Уолли. Он вступил в дело, и мы в Берне получили мощный инструмент для своей работы: независимую и безопасную связь с генералом Вольфом.
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});