В молчании Хирага и Акимото огляделись. Каюта больше напоминала посудный буфет, чем жилое помещение. Места едва хватало, чтобы встать рядом. Масляный фонарь на шарнире тускло мерцал. Две грязные койки, одна над другой, у перегородки, под нижней — ящики. Матрасы, набитые грязной соломой, и шерстяные одеяла. Вонь. Резиновые сапоги, повсюду разбросана нестираная одежда. На крючках висят штормовые макинтоши.
— А это для чего? — ошеломленно спросил Акимото.
— Какая-то одежда, но она такая жесткая, как можно сражаться в этих штуках? Я чувствую себя голым без мечей.
— Я чувствую себя мертвым, не просто голым.
Палуба качнулась под их ногами, и они услышали громкие приказы наверху, вслед за ними матросы затянули размеренную морскую песню, готовя корабль к отплытию, загрохотала паровая машина, и сразу задрожали все перегородки и палуба, усилив их тревогу. Теснота каюты, неприятный запах угольного дыма и смазки, затхлый воздух и ещё более затхлый дух, исходивший от коек, давили на них. Палуба вновь ушла из-под ног, когда корабль качнулся на якоре, и Хирага метнулся к койкам и сел на нижнюю.
— Ты полагаешь, что мы на них будем спать?
— На чем же ещё? — пробормотал Акимото. Зорко прищурившись, он откинул мятое одеяло в сторону. Все четыре угла матраса почернели от клопов, живых и мертвых; грубый холст матраса пестрел пятнами засохшей крови, отмечавшими места, где были раздавлены целые их поколения. Ему удалось сдержать приступ рвоты. — Поедем на берег, — проскрипел он. — С меня достаточно.
— Нет, — отрезал Хирага, превозмогая свой собственный страх. — Мы совершили чудо, мы спаслись от бакуфу и Ёси, и мы направляемся в самое сердце вражеской страны как гости, мы сможем выведать их секреты и научиться, как их уничтожить.
— Научиться чему? Как запороть человека до смерти, как месяцами жить в этой помойной яме? Ты видел, как грубо капитан обошелся с нами, он просто зашагал прочь, не ответив на наши поклоны. Пойдем… даже если мне придется добираться до берега вплавь! — Акимото взялся за ручку двери, но Хирага схватил его за рубашку и оттащил назад. — Нет!
Акимото оскалился и зарычал на него, вырвался из его рук и тут же врезался спиной в дверь: в каюте негде было развернуться даже для драки, потом прокричал:
— Ты не один из нас, ты заражен гайдзинами! Пусти, лучше умереть достойно, чем жить вот так!
Внезапно Хирагу охватил ужас. Время остановилось. В первый раз он до конца осознал все огромность того, куда толкнул их его план: перед ними открывался чужой мир, мир варваров, оторванный от всего цивилизованного, и они уходили туда, оставляя позади все, что имело истинную ценность в этой жизни: сонно-дзёи, Тёсю, сиси, родительский дом, не оставляя ни жены, ни сыновей — ах, моя храбрая и такая удивительная Сумомо, как мне недостает тебя, уезжать вместе с тобой было бы легче, но теперь…
Его руки и ноги задрожали, сердце молотом стучало в груди, дыхание перехватило, каждая его частичка пронзительно кричала ему, чтобы он бежал из этого ада, воплощавшего все, что он презирал и ненавидел. Если и Лондон такой же, что угодно будет для него лучшим выходом, что угодно.
Он отпихнул Акимото с дороги и бросился к двери. Но вдруг остановился.
— Нет, — выдохнул он. — Я вынесу это! Вынесу! Мы должны сделать это ради сонно-дзёи, брат, мы должны вынести это, но что бы ни случилось, мы умрем как самураи, мы сложим наши посмертные стихотворения, вот что мы сделаем, мы сложим их сейчас, прямо сейчас, тогда больше ничто уже не будет иметь значения в этой жизни…
У причала на берегу боцман выкрикнул:
— Последний рейс на «Красотку», все на борт!
— Что ж, удачи, Эдвард, и счастливого возвращения, — сказала Анжелика, все ещё снедаемая меланхолией, но с робкой улыбкой, которая осветила все его существо. — Будьте осторожны!
Попрощавшись ранее с сэром Уильямом, она доплакала оставшиеся слезы в уединении своей комнаты — столь о многом приходится плакать в эти дни, подумала она, откуда берутся все эти слезы, и все же, когда сердечная боль утихла, голова её просветлела и ясность мысли вернулась к ней. Вновь овладев собой, она сошла вниз и, опять наедине, встретилась с Горнтом. Они сказали друг другу все, что нужно было сказать. Сила, уверенность в себе и любовь, которые он излучал, оттеснили все дурное в сторону.
Эдвард будет для меня хорошим мужем, подумала она, глядя на него, хотя и никогда не заменит моего Малкольма, это совсем другое.
— Теперь с вами все в порядке? — спросил он.
— Да, спасибо, дорогой. Возвращайтесь скорее.
Он поцеловал её протянутую руку.
— Всего доброго, мэм. — Сияющее лицо делало его ещё больше похожим на мальчишку.
— Не забудьте. — Она попросила его сказать Тесс, что надеется, однажды они смогут встретиться как друзья. — Это важно.
— Да, это важно, и я не забуду, и я вернусь, прежде чем вы успеете оглянуться. — Для ушей тех, кто стоял поблизости, он добавил погромче: — Я прослежу, чтобы о вашем счете из магазина позаботились, не тревожьтесь. — Он напоследок чуть заметно сжал её руку и беспечно вспрыгнул на скользкую палубу, удерживаясь одной рукой, последний из всех пассажиров. Боцман свистнул в свою дудку, дал «полный назад», и катер, пятясь, отошел от причала. Горнт махнул рукой, потом, не желая показаться нескромным, спустился в каюту.
— Красивая девушка, — задумчиво произнес Хоуг.
— Да, сэр, красавица из красавиц.
Они смотрели, как причал отступает во мглу.
— Вы когда-нибудь бывали в Индии, Эдвард.
— Нет, никогда. Вы бывали в Париже?
— Нет, не довелось. Но Индия — лучшее место на земле, и там лучшая на земле жизнь для англичан, вы ведь большей частью англичанин, не так ли? — Внутренним взором Хоуг видел, как он появляется в доме её родителей за высокими стенами, буром и пыльном снаружи, но прохладном и зеленом внутри; бормотание фонтана сливалось с журчащим смехом, который наполнял главный дом и домики для прислуги вместе с дружелюбием и покоем, жившими в каждом из этих людей благодаря их глубокой вере в рождение, смерть и возрождение, сменяющие друг друга в нескончаемой последовательности, пока, через благость бесконечного, они не достигнут нирваны — обители небесного покоя. Арджуманд будет там, подумал он, о, как я надеюсь, что и мне удастся отыскать туда дорогу.
Он нашел глазами причал, Анжелику и остальных, всех тех, кого, вероятно, никогда больше не увидит. Вот Анжелика помахала рукой в последний раз и подошла к Морин Росс, которая ждала её у фонаря. Надеюсь, они станут подругами, подумал он, размышляя о них. Через мгновение и они, и причал слились с ночной тьмой. Анжелика поступает правильно, что склоняется перед Тесс, думал он, не то чтобы у неё был какой-то выбор. Он рассеянно опустил руку в карман, убедившись, что её письменное согласие по-прежнему там.