с ночной темнотой. Я жду, сложив руки на груди. Темная Царица что-то говорит, но я притворяюсь, будто не слышу.
Пявляются инструменты, которые передают из рук в руки. Юноша с огненно-рыжими волосами взбегает по лестнице и кладет их к моим ногам. Что ж, как раз то, что нужно: охотничий нож с широким лезвием и обоюдоострый топор на длинной рукояти.
На «глазах» у телекамер я беру нож в правую руку и провожу им по запястью левой, перерезая провода, что тянутся от браслета к коже. Из раны капает алая кровь. Мне не больно: я слишком возбужден, чтобы чувствовать боль.
— Безумец! — кричит Темная Царица. — Умоляю тебя, Арфист, не надо!
— УИС — это смерть. — Я срываю с руки браслет. Он падает на лестницу и со звоном прыгает по ступеням.
— Арестуйте этого маньяка! — разносится над улицей трубный глас. — Он смертельно опасен!
Стражники пытаются пробраться ко мне сквозь толпу, но натыкаются на широкие спины и кулаки.
Я хватаю топор и с размаху обрушиваю его на браслет. Металлическая оболочка трескается; органический материал, который находился внутри, ссыхается на глазах, лишенный всякой связи с моим организмом.
Я стискиваю в правой руке топор, а в кровоточащей левой — нож.
— Кто со мной? Я иду искать вечность.
Толпа беснуется. Слышны проклятия и призывы к оружию. Меня окружает человек десять-двенадцать, все до единого с горящими, как у пророков, глазами. Нужно уходить, и как можно скорее: в конце улицы появился боевой робот. Скоро наверняка покажутся и другие. Робот останавливается рядом с Темной Царицей, которую я вижу в последний раз в жизни.
Мои сторонники ни в чем меня не винят. Они мои душой и телом и, кажется, видят во мне божество, которое не может ошибаться.
Так начинается война между мною и УИС. Друзей у меня немного, врагов же в избытке, и они гораздо могущественнее. Я становлюсь изгнанником, скрываюсь то тут, то там, но всегда и везде пою. И всегда и везде находятся те, кто хочет слушать, кто присоединяется к нам, радостно принимая страдание и смерть.
С помощью ножа и топора я освобождаю их души, а затем они проходят через ритуал возрождения. Некоторые, подобно мне, становятся бродячими пророками, а большинство надевает копии браслетов и возвращается домой. Такие люди тоже распространяют нашу веру, но не в открытую, а с оглядкой, шепотом, на ушко… Если вдуматься, какая разница? Торопиться некуда, ведь впереди меня вечность.
Я говорю и пою о том, что лежит вне времени. Мои враги утверждают, будто я воскрешаю древние безумства и зверства, будто хочу покончить с цивилизацией, будто мне плевать, что вновь могут начаться войны, которые принесут голод и страшные болезни… Честно говоря, меня эти обвинения только радуют. Судя по выражениям, враги впали в ярость, а последняя, как известно, эмоция чисто человеческая (что проявляется особенно ярко в пору гибели общества). Чтобы уничтожить УИС и все, что она олицетворяет, необходим порыв свежего ветра. А там пускай наступает зима варварства.
После нее придет весна и возникнет новая, быть может, более человечная цивилизация. Моим друзьям кажется, что это произойдет при них, что они увидят собственными глазами всеобщие мир, братство, благоразумие. Однако я, человек, побывавший в преисподней, знаю, что будущее вовсе не безоблачно и еще неизвестно, окажется ли оно лучше прошлого.
Однажды, когда возвратится Пожиратель Богов, разорвет свою цепь Волк, проскачут по мосту Всадники, закончится эпоха, родится Зверь,[762] УИС будет уничтожена, и вы, сильные и мужественные, вернетесь домой.
Я буду ждать вас.
Ясноглазая, моему одиночеству близится конец. Осталось сделать лишь одно. Бог должен умереть, Те, кто в него верит, убедившись, что он воскрес и будет жить вечно, не остановятся ни перед чем и покорят мир.
Кое-кто твердит, будто я оскорбил их. Уносимые тем же потоком, который когда-то подхватил меня, они сорвали браслеты, надеясь отыскать в музыке и экстазе смысл жизни. Я говорю о так называемых дикарях, которые зачем-то нападают на стражников и устраивают чудовищно жестокие обряды. Они считают, что у новой дествительности будет женская душа. Ко мне приходили посланцы, предлагавшие заключить божественный брак. Я отказался, ибо сыграл свадьбу давным-давно (и сыграю снова, когда завершится ныншний мировой цикл).
Поэтому они ненавидят меня. Впрочем, я согласился как-нибудь встретиться с ними.
Я схожу с дороги, что бежит по дну долины, и с песней поднимаюсь по склону холма, а тем немногие, кому я разрешил прийти сюда, остаются внизу дожидаться моего возвращения. Близится закат; должно быть, становится прохладно — лишь три дня назад миновало весеннее равноденствие, — но я не ощущаю ни холода, ни боли (когда в ступни виваются шиповниковые колючки). Вокруг виднеются лесистые гребни, пока еще укрытые снегом, но — я знаю — нетерпеливо ожидающие тепла. Небо на востоке приобретает багровый оттенок, на нем сверкает вечерняя звезда. У меня над головой пролетает стая диких гусей. Как рано они в этом году возвращаются домой. На западе догорает закат. Я вижу на вершине холма женские фигуры…
(c) 1972, Poul Anderson
(c) Перевод с английского, К. Королев
Бесконечная игра
Первый звук трубы разнесся далеко, ясно, он прозвенел холодной бронзой, и епископ Рогард зашевелился, просыпаясь с этим звуком. Подняв глаза, он взглянул сквозь неожиданно зашумевший, забормотавший строй солдат, через широкую равнину Киновари, через границу на королевство Боливию.
Там, далеко, за какой-то нереальной черно-белой степью он уловил отблеск солнечного света и увидел буйное трепетание поднятых знамен. «Значит, война, — подумал он. — Значит, мы должны сражаться снова».
«Снова»? Он заставил себя не думать о пугающей мрачности этого слова. Разве они когда-нибудь сражались раньше?
Слева от него громко рассмеялся сэр Окер и с резким металлическим стуком опустил забрало на свое веселое юное лицо. Забрало придало ему странный нечеловеческий вид, он внезапно превратился в лишенную характерных черт вещь, состоящую из блестящего металла и колышущихся перьев плюмажа; и сталь прозвучала в его голосе:
— А, сражение! Слава богу, епископ, а то я начал побаиваться, что мне придется ржаветь тут вечно.
Он так поднял на дыбы своего коня, что огромные металлические крылья загрохотали.
Справа от Рогарда