Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Семью годами позже преподобный мистер Каммингс, хорошо известный в тех краях баптистский пастор, проезжал ночью мимо фермы Бейкера. Было не так уж темно; сквозь нависший над землей легкий туман пробивался лунный свет. Мистер Каммингс, человек весьма жизнерадостный, насвистывал какой-то мотив, лишь изредка прерываясь для того, чтобы подбодрить лошадку ласковым словом. Подъехав к мостику через сухой овраг, он вдруг увидел на нем фигуру человека - она четко вырисовывалась на сером фоне туманного леса. На спине незнакомец нес мешок с поклажей, в руке держал большую палку - он явно был странствующим торговцем. В его позе проглядывала некая отрешенность, как у лунатика. Поравнявшись с ним, мистер Каммингс придержал лошадь, дружелюбно приветствовал его и предложил подвезти - мол, милости прошу, если вам со мной по дороге. Незнакомец поднял голову, взглянул ему прямо в лицо, но не проронил ни слова и не двинулся с места. С добродушной настойчивостью пастор повторил приглашение. Тут коробейник выбросил вперед правую руку и указал куда-то вниз, за край моста, на котором стоял. Следуя направлению руки, мистер Каммингс опустил взгляд в овраг и, не увидев там ничего особенного, вновь посмотрел туда, где стоял незнакомец. Его уже не было. Лошадь, которая все это время вела себя беспокойно, в ужасе всхрапнула и понесла. Прежде чем пастор сумел с ней совладать, они успели проехать шагов сто и были уже на вершине холма. Он оглянулся - прежняя фигура опять стояла на том же месте и в том же положении. Тут только души его коснулся страх перед сверхъестественным, и он поехал домой со всей быстротой, на какую была способна его напуганная лошадь.
Он рассказал домашним о своем приключении и рано утром в сопровождении двоих соседей - Джона Уайта Корвелла и Эбнера Рейзера - вернулся к оврагу. Там он увидел труп старика Бейкера, висевший на веревке, привязанной к одной из балок моста в точности под тем местом, где ночью стояла странная фигура. Настил моста был покрыт толстым слоем пыли, слегка увлажненной ночной росой, но никаких следов, кроме как от повозки и лошади мистера Каммингса, на нем видно не было.
Когда они, стоя на склоне оврага, снимали тело, рыхлая земля у них под ногами начала осыпаться, и глазам их открылись человеческие останки, которые благодаря воздействию талых вод лежали уже почти на поверхности. В них опознали труп пропавшего без вести торговца. В ходе двойного расследования коллегия присяжных при коронере постановила, что Дэниел Бейкер покончил с собой вследствие внезапного помешательства, а Сэмюел Морриц был убит лицом или лицами, суду не известными.
БЕСПРОВОЛОЧНАЯ СВЯЗЬ
Летом 1896 года Уильям Холт, богатый фабрикант из Чикаго, временно проживал в центре штата Нью-Йорк в маленьком городке, название которого пишущий эти строки не запомнил. Годом раньше Холт разъехался с женой, с которой у него вышли нелады. Было ли это просто несходство характеров или нечто более серьезное, знает сейчас, вероятно, один Холт, а он не страдает пороком излишней откровенности. Но то, о чем пойдет речь дальше, он рассказал по крайней мере одному человеку, не взяв с него обещания держать язык за зубами. Сейчас Холт живет в Европе.
Однажды вечером он вышел из дома своего брата, где гостил, и отправился на прогулку. Можно предположить - хотя трудно сказать, существенно ли это для понимания случившегося, - что он был погружен в тягостные размышления о своих домашних неурядицах и о том плачевном положении, в какое он из-за них попал. Чем бы ни были заняты его мысли, он так глубоко задумался, что потерял представление о времени, о том, где он находится и куда идет; он только чувствовал, что городок остался далеко позади и что дорога, совсем не похожая на ту, по которой он шел вначале, завела его в совершенно безлюдные места. Словом, он заблудился.
Поняв свою оплошность, он улыбнулся - ведь центральную часть штата НьюЙорк не назовешь краем головорезов, да и заблудиться всерьез здесь невозможно. Он повернул и двинулся вспять той же дорогой. Спустя некоторое время он обнаружил, что ему стало легче различать детали ландшафта становилось светлее. Повсюду разливалось мягкое красноватое свечение, и на дороге впереди себя он увидел собственную тень. "Луна восходит", - решил он. Но потом вспомнил, что как раз настало новолуние и что если своенравное светило уже вошло в один из периодов видимости, оно давно должно было спрятаться за горизонт. Он остановился и обернулся, пытаясь найти источник быстро усиливавшегося свечения. Но тень переместилась и, как прежде, распласталась на дороге у него перед глазами. Свет снова шел из-за спины. Это было очень странно - он недоумевал. Он поворачивался туда и сюда, но тень все время двигалась, оставаясь впереди, а свет лился сзади - "ровный, зловещий багрянец".
Холт был ошеломлен - "ошарашен", как он сам выразился, - но все же, видно, сохранил некое исследовательское любопытство. Он вынул часы, желая проверить, будет ли виден циферблат, и тем самым оценить силу свечения, природу и источник которого он не мог определить. Цифры были хорошо различимы и стрелки показывали одиннадцать часов двадцать пять минут. В тот же миг таинственный свет внезапно усилился до неимоверного, ослепительного сияния, затопившего все небо и погасившего на нем звезды; тень Холта выросла до чудовищных размеров и протянулась чуть не до самого горизонта. И в этом потустороннем освещении он увидел впереди и выше себя фигуру жены в ночной сорочке и их ребенка, которого она прижимала к груди. Она смотрела Холту прямо в глаза, и, рассказывая об этом, он не мог подобрать слов, чтобы описать выражение ее лица, - сказал только, что оно было "нездешнее".
Вспышка была очень краткой и сменилась кромешной тьмой, среди которой белела все та же неподвижная фигура; постепенно она стала блекнуть и, наконец, пропала совсем, подобно светлому пятну, что стоит некоторое время перед глазами, когда их закроешь. Видение имело еще одну особенность, которую он поначалу не принял во внимание, но потом вспомнил: показалась только верхняя часть женской фигуры, выше талии.
Наступившая тьма была не абсолютной, а относительной, поскольку очертания местности постепенно стали вновь видны.
На рассвете Холт, наконец, добрался до городка, причем со стороны, противоположной той, откуда выходил. Брат с трудом его узнал. Глаза его блуждали, лицо осунулось и было бескровно. Путаясь и запинаясь, он поведал брату о ночном происшествии.
- Ляг, отдохни пока, бедный ты мой, - сказал тот. - Подождем. Скоро все выяснится.
Предчувствие его оправдалось - через час пришла телеграмма. Дом Холта в пригороде Чикаго был уничтожен пожаром. Огонь отрезал жене выход, и ее видели в окне верхнего этажа с ребенком на руках. Она стояла неподвижно и, казалось, пребывала в забытьи. Уже приехала пожарная команда с лестницей, но тут пол под ними провалился и они сгинули в пламени.
Это случилось в одиннадцать часов двадцать пять минут по нью-йоркскому времени.
КОРАБЛЕКРУШЕНИЕ
Летом 1874 года я заехал в Ливерпуль по делам нью-йоркского торгового дома "Бронсон и Джарретт". Уильям Джарретт- это я. Моим компаньоном был Зенас Бронсон. Он умер, ибо не смог пережить обрушившуюся на него нищету, когда в прошлом году фирма обанкротилась.
Покончив с делами и чувствуя усталость и опустошенность, я решил, что продолжительное морское путешествие будет для меня тем самым сочетанием приятного с полезным, поэтому вместо того, чтобы отплыть на одном из многочисленных прекрасных пароходов, я взял билет до Нью-Йорка на парусник "Утренняя заря", на котором плыли и закупленные мною товары. "Утренняя заря" была английским судном с минимумом удобств для пассажиров, коими были только я сам и юная девица со служанкойнегритянкой средних лет. Мне показалось странным, что молодая англичанка нуждается в подобном присмотре, но позже она рассказала, что негритянка досталась ее семье в наследство от одной супружеской пары из Южной Каролины. Супруги умерли в один день в доме отца девушки в Девоншире - обстоятельство само по себе достаточно примечательное, чтобы запечатлеться в моей памяти, даже если бы в разговоре и не выяснилось, что мужа звали Уильям Джарретт - так же, как меня. Я знал, что кто-то из моих родственников осел в Южной Каролине, но ничего не знал об их судьбе.
"Утренняя заря" вышла из залива Мерси пятнадцатого июня, и несколько недель погода нам благоприятствовала - на небе не было ни облачка. Капитан прекрасный моряк, но не более того, нечасто удостаивал нас своим обществом, за исключением завтрака, обеда и ужина. С девушкой мы стали добрыми друзьями. Ее звали Джанет Харфорд. По правде говоря, мы почти не расставались, и я часто пытался проанализировать то чувство, которое она мне внушала - нежное, скрытое, но властное притяжение, постоянно побуждавшее меня искать ее общества; но попытки оставались тщетны. Одно мне было понятно: это не любовь. Убедившись в этом и видя, что и она относится ко мне спокойно, как-то, когда мы сидели на палубе (кажется, это случилось третьего июля), я рискнул как бы в шутку попросить ее разрешить мое психологическое недоуменье. Я чувствовал, что она со мной вполне искренна.