Шрифт:
Интервал:
Закладка:
— От такого шока не отходят, — Олег поднял культи, — это никогда не отрастет!
— Хватит вам ругаться, — сказала Лариса, — чего базар поднимать? Олежек — понятно, он как ребенок, но ты-то чего? Не понимаешь, что ли?
— Ты меня учить собралась? — с неожиданной яростью окрысилась на нее Эля.
— Сопли подотри, деревня!
— Ты чего сказала? — прищурилась Лариса, смело глядя на рослую Элю снизу вверх. — Повтори, лахудра городская?!
— Я сказала то, что думаю. Вопросы есть? Первая плюха могла грянуть с любой стороны, и первым сориентировался Олег.
— Завязывайте! — рявкнул он совсем не тем вялым голосом, которым говорил до этого. — Нечего мне тут птичий базар устраивать!
— Правда, девчонки, давайте лучше домоем его, а? — вмешалась Лида.
Лариса и Эля по-прежнему смотрели друг на друга с яростью. Мужики в такой ситуации, скорее всего уже либо двинули друг друга по мордам, либо разошлись с миром. Поведение баб предсказанию не поддается…
Сутенер и «Мамочка»
— Приехали, — сказал Агафон, въезжая во двор одного из отреставрированных особнячков в старом центре города. — Конечно, не больно нас здесь ждут, но я думаю, что обижать не станут. На крыльце особнячка с медной зеркально-блестящей вывеской «АОЗТ „Афродита“ появились трое. Два дядьки Агафоновых габаритов мрачно глядели на пришельцев через черные очки, а третий, напротив, приветливо улыбался.
— Какие гости! — промолвил он, разводя руками. — Давненько не виделись! Неужели, Агафоша, у вас цены на услуги выросли? По-моему, у нас с вами нет нерешенных вопросов…
— Привет, Пиноккио! — Агафон по-свойски пожал протянутую руку. — Есть беседа тет-на-тет. Сядь к нам в машину, если можно.
— Тет-а-тет, Агафоша, предполагает, что твой друган машину покинет и постоит с моими ребятами в сторонке. С тех пор, как вы однажды вот так же увезли меня в «Куропатку», а потом вернули сюда, но без двадцати тысяч баксов, с поврежденными нервами и разбитой мордой, я не стал благодушнее.
— Налим, покиньте транспортное средство! — повелел Агафон ироническим тоном. — Постой вон там, с мальчиками.
Налим вылез, Пиноккио и Агафон уселись на заднее сиденье, закурили.
— Ну, так какие проблемы? — спросил Пиноккио. — Неужели Сэнсей решил квартплату поднять?
— Мы не жадные. Пока не поднимаем. Вопрос, я бы сказал, кадровый. Ты хорошо в своих девушках понимаешь?
— Их, Агафоша, нынче столько, что всех не перепробуешь. На экспорт отправляем.
— Меня как раз одна из таких, экспортных, и интересует.
— Если насчет стука, то у наших это не водится.
— Ты помнишь, кто ты есть согласно кликухе? Маленький деревянный человечек. Поэтому не спеши бубнить. Кто у вас стучит, на кого и кому, мы лучше твоего знаем. Мне просто нужно знать более-менее подробно, что собой представляет девушка по имени Эля, которая снимается у тебя в «Береговии», а проживает на улице Матросова, дом восемь.
— Знаю такую. Высокая блондинка, рост сто восемьдесят два, вес семьдесят четыре… Окружности по трем измерениям точно не помню, но клевые. Абсолютно русская баба, но названа родителями Элеонорой в честь телеведущей «Музыкального киоска». Была такая передача в дни нашей молодости.
— Фамилия, отчество? Год рождения? — быстро спросил Агафон.
— Пряхина Элеонора Алексеевна, год рождения тысяча девятьсот семьдесят четвертый. День и месяц не знаю, можешь в милиции справиться.
— Ты, Буратино, — погрозил пальцем Агафон, — не ехидничай, а то попрошу папу Карло, чтобы он тебе стружку снял на одном выдающемся месте. Отвечай, что спрашивают, не знаешь — скажи, кто может знать. А мне о ней нужно знать все.
— Все я про нее не знаю. Могу сказать точно, что зарабатывает хорошо. После всех вычетов, до двух тысяч в месяц выходит. Чтобы у клиентов что-то лямзила — не слышал. В ментовку не залетала, не сидела.
— Сколько лет уже пашет?
— Года четыре. На экспорте в прошлом году была, в Гамбурге. Два месяца примерно — с апреля по май. Но потом Черный ее велел вернуть. Мы тогда еще под Черным стояли.
— Она Черного знала?
— Извини, не в курсе. Сам Черный команду дал или кто-то от его имени — понятия не имею. Приехал один такой вроде тебя и сказал, что Эльку Длинную надо вернуть. Черный, мол, требует. Нам это, между прочим, в приличную сумму влетело. Пришлось замену искать, питерский посредник хотел на хрен послать, мол, купленный товар обратно не требуют, пока не отстегнули, не соглашался. Потом на него немцы взъелись, сказали, что замена некачественная, заплатили меньше. А он с нас убыток стребовал. Чтоб не ссориться, заплатили.
— Ладно, это ваши проблемы. Значит, передали от Черного приказ вернуть, так? Кто конкретно от него приезжал?
— А я знаю? Назывался Ростиком, а на самом деле, может, и Вася.
— Вот этот? — Агафон показал Пиноккио фотографию Воинова-Лушина.
— Он самый.
— Не перепутал?
— Нет, этот парень тогда не один раз приезжал. Я запомнил.
— С кем из баб она дружит?
— В смысле, кому могла бы душу открыть?
— Именно так.
— Вообще-то она в последнее время с двумя малолетками прогуливается. Еще инвалида обхаживает, солдатика бывшего. Девки так себе, рабочий класс, интереса не представляют, слишком долго отмывать надо. Солдатик — ее бывший одноклассник, без рук, без ног, но на нем трехкомнатная квартира записана. Мать и отец умерли, наверно, Элька на эту квартиру нацелилась. Но это, как говорится, все во внеслужебное время. А на работе, пожалуй, она только с «мамочкой» откровенничает. Характер у нее стервозный, бабы ее не любят. Опять же она по внешности и всем данным — на голову выше остальных. Гардероб, белье, косметика у нее на европейском уровне. Подготовка тоже. Мертвого расшевелит, ничего не стесняется. Конечно, лучшие клиенты — ее. Ей уже другие девки грозили рожу попортить, но пока боятся руки распускать. Я лично предупредил особо активных, что за вредительство отвечать будут. И «мамочка» предупреждена.
— Где ее найти и как ее зовут?
— Сейчас она небось дома. Часам к восьми вечера будет в «Береговии». А зовут ее, если по паспорту, Масловская Оксана Матвеевна.
— Как выглядит?
— Лет сорока пяти, невысокая, полная, волосы светлые, пышные.
— Адрес?
— Профинтерновская, семнадцать, квартира пятьдесят шесть.
— Ладно, спасибо. Свободен, можешь вылезать. Налим, в машину!
«Девятка» выехала со двора. Пиноккио, проводив гостей из «Куропатки», обеспечивавшей безопасность его благородного бизнеса, облегченно вздохнул и перекрестился.
Профинтерновская находилась в десяти минутах езды, и через четверть часа Агафон с Налимом входили в подъезд дома номер 17. Поднялись на лифте на четвертый этаж, подошли к обитой коричневым дерматином стальной двери с цифрой 56. Позвонили.
— Вам кого? — спросил мужской, весьма солидный голос.
— Нам Оксану Матвеевну.
— А по какому вопросу?
— По личному, — ответил Агафон.
— Не понял… — мрачно произнес дядя за дверью.
Агафон подумал, что такой может и вовсе не открыть.
— Вы хотя бы к двери ее подзовите, — попросил он, — мы ей все объясним.
— Нету ее дома, — пробухтел мужик. — В магазин ушла. И вообще, нечего тут шастать.
— А она скоро будет?
— Не знаю. Давайте отсюда, пока милицию не вызвал. Агафон вполголоса выматерился. Ему не хотелось дожидаться восьми часов вечера и отлавливать Масловскую в гостинице, где до фига всяких любопытных глаз. Тем более не хотелось нарваться на Элечку, которая, как ему представлялось, могла оказаться весьма приметливой девушкой и насторожиться: с чего бы это незнакомые мужчины интересуются ее прошлым и настоящим. А от этого могли последовать разные непредсказуемые события и глупости.
Но торчать и ждать, пока госпожа «мамочка» соизволит выйти (если она прячется в квартире) или вернется из своего «шопинга» (если она действительно уходила), тоже было не лучшим выходом. К тому же дядя, не показывавшийся из-за двери, мог действительно пригласить ментуру, что потребовало бы серьезных объяснений, возможного вмешательства Сэнсея, которому, надо думать, в связи с налетом на Ворона и похищением коробки только этого сейчас и не хватало.
Поэтому решили не маячить под дверью и спуститься вниз, подождать у подъезда, сидя в машине. Другого выхода из подъезда не было, дама проскочить иным путем не сможет. Зато были другие причины для беспокойства. Например, была ли она дома и уходила ли? Такие бабы очень часто живут не там, где прописаны. А ехать опять к Пиноккио и выяснять, у кого из своих хахалей может находиться мадам Масловская, — дохлый номер. Кроме того, описание дамы, полученное от Пиноккио, было слишком скупое. Таких невысоких, полных и светловолосых, лет сорока пяти — до фига и больше в каждом доме. Было и еще одно опасение. Недоверчивый мужик из квартиры 56 мог отследить в окошко, что гости не уехали. Во-первых, он мог осуществить свою угрозу и высвистать ментов, а во-вторых, мог, допустим, позвонить бабе и предупредить.