Шрифт:
Интервал:
Закладка:
– Страшно? Тебе? Ты с тварями с поверхности на короткой ноге, «философов» не боишься, на Фрунзенской не раскололась, а теперь тебе страшно? – удивился Паценков. Он первый раз видел Марину такой подавленной. Обычно Алексеева скрывала все свои эмоции от посторонних. Никто в бункере даже помыслить не мог, что эта женщина тоже умеет плакать, бояться и страдать.
– Я созвала Совет. Нам нужно провести экстренное совещание. Кажется, я сделала большую глупость, позволив Хохлу остаться здесь, – ответила она.
– Это же не монстр, не мутант, обычный человек! – подбодрил боевую подругу Андрей.
– Послушай… Я не смогу его выставить на поверхность, хотя очень хочу. Мне кажется, я схожу с ума. Я никогда не позволю сделать этому человеку плохо. Но отдаю себе отчет, что он может устроить в нашем убежище настоящий бунт. Закрыть его в карцер навсегда? Не вариант. Даже там он найдет способ, как контактировать с населением. И я… я не смогу, не смогу его запереть, оставить за решеткой. Он все испортит. Андрей, помоги мне… – прошептала Марина, глядя на начальника. По ее лицу пробежала слеза, оставив влажную дорожку.
– Ты чего? – испуганно спросил Паценков. В полумраке его кабинета глаза женщины лихорадочно блестели.
– Я схожу с ума… – выговорила Алексеева заплетающимся языком. И обмякла на кресле, уронив голову на грудь. Руки плетьми упали на колени.
Андрей присел перед ней на корточки, заглянул в лицо.
– Что с тобой? Ты больна? Марина, ответь, что этот гад с тобой сделал, я лично его выставлю на съедение «философам»! – воскликнул он.
– Нет… Кажется, у меня совсем поехала крыша. Я понимаю, что нужно гнать его прочь как можно скорее. Но никому не позволю этого сделать. Андрей, такое уже было, еще до Катастрофы. Я тогда совсем лишилась разума, понимала, что делаю откровенные глупости, но не могла остановиться. От меня отворачивались, смотрели как на идиотку… Двадцать лет прошло, и ничего не изменилось. Что он делает, почему я не могу справиться с собой? – шептала женщина, вздрагивая всем телом. – Если с ним снова что-то случится… Андрей, если ты отправишь его на поверхность, пожалуйста, выкинь и меня туда же…
Паценков протянул Марине кружку с чаем.
– Успокойся. Мы еще не приняли никакого решения. Сейчас соберутся наши, ты всем внятно объяснишь, чем этот человек тебя так пугает, и тогда мы решим, что делать. Мне он не показался мерзавцем, мы спокойно побеседовали и остались довольны друг другом. Марина, это паранойя. Ты знаешь его в прошлом, а теперь это простой человек, которому не повезло столкнуться с начальником станции. Он хотел справедливости, ты себя накручиваешь. Ничего плохого он не сделает, – ободряюще улыбнулся он.
В дверь постучали. Вошел Ваня, следом за ним потянулись остальные члены Совета бункера. Костя, высокий коротко стриженный мужчина атлетического телосложения. Василий, как всегда строгий, подтянутый, с посеребренными сединой висками. Юра, невысокий, с густой копной волос, не изменивший своей довоенной привычке и одетый в белую рубашку, посеревшую от старости, с застиранными манжетами. Антон, специалист по безопасности, среднего роста, широкоплечий и коренастый, стриженный ежиком. Следом вошли женщины. Ксения, белая как мел, с заплаканными глазами. Ира, худенькая, в юбке по колено и свободной толстовке. Агротехник Люба, полная, с цветной шалью на плечах.
Раньше на совет приходил Петя, внимательно смотрел светлыми глазами из-за толстых стекол очков, нервно перебирал в руках пуговицы клетчатой фланелевой рубашки, и молчал. У двери обычно вставал Миша, высокий, статный, одетый в камуфляжный костюм и высокие «берцы». На стул присаживалась сухонькая старушка Людмила Владимировна, медик, в чистеньком белом халате, с аккуратным пучком седых волос.
Их не стало за последние две недели. Страшная потеря для бункера. Самые лучшие, самые ценные люди постепенно уходили. Миша, преданный общему делу разведчик, бесстрашно бросающийся в самые безрассудные экспедиции. Именно они с Мариной в кратчайший срок обеспечили бункер самым необходимым, всегда были в паре и оставались друзьями. Чернов знал, что погибнет. Ваня, одернувший его, когда Миша сдался, до сих пор не мог простить себе того, что не прислушался к интуиции. А в этом мире спасала только она. Не поймешь в срок, что сегодня не время, не место, и можно смело сочинять себе некролог.
Людмила Владимировна, знавшая о болезнях все. И… единственная, кроме Марины, знавшая о плане Григория Николаевича и о страшном эксперименте, который уже двадцать лет тянулся в бункере втайне от всех. Алексеевой хотелось встать, рассказать всем, чтобы думать вместе, не в одиночку пытаться понять, что еще можно сделать для выживания…
Петя, заботливый, добрый, не отличающийся выдающимися талантами, но имеющий незаменимое в новой жизни качество – умением утешать. Когда догадывался, что дело плохо, его протянутая рука становилась надежной опорой. Мужчина оказался своеобразным психологом для всего бункера. Он выглядел так просто и по-свойски, что ему хотелось довериться целиком и полностью.
Теперь Петя ушел. Оставив Марину одну, наедине со своими бедами, вознесся в лучший мир.
И именно сейчас, когда некому было подставить плечо, забрать скорби и вечную усталость, явился Женя. Случайностью, небывалой нелепостью рядом оказался тот, кто не мог, не должен был быть. Восстал из мертвых, прошел все круги ада и вернулся обновленным, еще более бесчеловечным и жестоким, чем был до Катастрофы. Воистину, злая воля провидения! И тем больнее было Марине осознавать, что ее мир, ее алтарь, на который она положила всю себя, свою жизнь и счастье, готов разрушить тот, кому она доверяла, тот, кого ветры мировой войны принесли за тысячу километров с единственной целью – уничтожение.
Алексеева поднялась, оглядывая собравшихся. Усталые, измученные последними переживаниями лица. Кто там говорил, что в их бункере все хорошо?
– Я собрала вас так поздно, чтобы поговорить о вновь прибывших в наше убежище, – начала женщина. – Среди нас оказался этакий деклассированный элемент, люмпен-пролетарий Женя, не приученный к труду, не имеющий моральных принципов. Я хочу спросить у вас совета, что нам делать. В приватной беседе он совершенно ясно дал мне понять, что хочет сдать местоположение нашего бункера руководству красной ветки.
– Да пусть сдает! Нам-то что, закроемся и пересидим! – беспечно отозвался Ваня. – Бункер они не вскроют, а торчать целыми днями на поверхности у них не получится, там «философы» избавятся от гостей.
– Ошибаешься. Это нам даже помыслить невозможно, что убежище можно вскрыть, ты прав. Твари с поверхности не смогут этого сделать никогда, а вот взрывчатка, тот же пластит, который, я думаю, коммунисты сумеют добыть, отлично справится с нашей дверью, – устало ответила Марина.
Только она и Паценков знали, что возле двери в слое бетона прошла трещина. И только теперь это вдруг стало важным и значимым.
– Зачем коммунистам разламывать дверь? Я думал, бункер им нужен для жительства, – удивился Костя.
– Нет, само убежище им не нужно. Им нужны наши запасы и карты ближайших объектов. Понимаешь, в чем дело… Женя насмотрелся на нашу спокойную и размеренную жизнь и теперь уверен, что сможет построить такое же общество с нашей помощью в метро. Он считает, будто у нас есть какая-то тайна особого благополучия, типа легенды об Изумрудном городе на Университете, которую так любят рассказывать в метро. Он уверен, что у нас хранятся запасы, мы знаем какие-то секретные склады, приемы агротехники и прочее, прочее. Я, положа руку на сердце, могу ответить, что никаких секретов в бункере нет. Как и любые разведчики, мы тащим с поверхности все, что находим, благодаря ультрафиолетовым лампам выращиваем картошку, не испытываем проблем с фильтрами, а маленькое население и отсутствие внешней угрозы способствует развитию культуры и науки. Это все, что я могу сказать. То, что создали мы, в метро невозможно. Густонаселенные станции, внешняя угроза типа нападений мутантов с поверхности и жуть в туннелях не позволят устраивать там коммунизм. Только Женя и руководство красной ветки этого не осознают, – ответила Марина.
Она лгала, бессовестно лгала самым близким людям, но не могла, не имела права открыть истинное положение вещей. Ради их же блага.
– С чего ты взяла, что Хохол способен на такую подлость? За эту неделю он успел зарекомендовать себя положительно, всегда готов помочь! – возразил Паценков.
Алексеева посмотрела на него полным удивления взглядом.
– Что он рассказал тебе, Андрей? – тихо спросила она.
– С Ганзы его выгнали несколько лет назад за попытку защитить женщину, которую бросили в туннеле. Он выстрелил в охранника, и его изгнали на фиолетовую Таганско-Краснопресненскую ветку, в сторону Текстильщиков. Там он некоторое время жил у местных сектантов, а потом перебрался на Фрунзенскую, где повздорил со старшим помощником станции и был приговорен к смертной казни. Они поругались из-за того, что старпом не хотел выделить простому населению продукты, не разрешил разделить поровну то, что принесли с поверхности разведчики.
- Гой - Вячеслав Прах - Социально-психологическая
- Между светом и тьмой... - Юрий Горюнов - Социально-психологическая
- Сжигая вечность - Илья Михайлович Самсонов - Научная Фантастика / Русская классическая проза / Социально-психологическая
- Всадники Перна. Сквозь тысячи лет - Никас Славич - Социально-психологическая
- Бог и попаданцы - Екатерина Морозова - Социально-психологическая