И тут Арнольд в непонятном порыве бросился к нему и схватил девочку, он прижал ее к своим лохмотьям и посадил на осла.
— Ты, парень, сошел с ума от голода! — закричал его сосед. — Разве ты не понимаешь, что берешь себе дармоедку, которая высосет из тебя кровь! Ее родители были точно такими же. На прошлой неделе они издохли!
Девочка, сжавшись, сидела на осле. Она цеплялась за его гриву, словно за последнюю соломинку, и в ужасе искоса смотрела на мужчин.
Процессия паломников тронулась в путь. Огромный мужчина шел в их рядах со своей тележкой. И для Арнольда с его ослом также нашлось свободное место.
Арнольд уже пожалел о своем поступке. В дурном настроении плелся он вместе с остальными паломниками. Зачем он взвалил на себя эту обузу? Ведь ему самому едва удается выжить. Он бросил на девочку недовольный взгляд: она неподвижно сидела на спине осла. «Это не дитя, — говорил себе Арнольд, — скорее, это звереныш!» И он решил как можно быстрее избавиться от нее. Как-то вечером, когда они расположились лагерем на берегу моря, он пробормотал:
— Вот теперь я это сделаю!
Но он взял спрятанный кусок мяса, оторвал от него небольшой ломтик и бросил девочке. Она стала молча жевать, и жевала очень медленно, чтобы еда подольше оставалась во рту.
Так проходил день за днем: не разговаривая, ехали вперед, по вечерам устраивали привалы; когда находили что-нибудь съестное, жевали и вновь пережевывали. Никого больше не заботило, сколько осталось проехать до Антиохии. Молча и равнодушно паломники передвигали ноги. Тот, кто не мог идти дальше, оставался лежать на дороге. Никто не возвращался к этим людям. Все стало безразлично.
И гнев Арнольда на ребенка, заботу о котором он взял на себя, сменился равнодушием. Со временем у девочки смягчились ее звериные повадки. На привалах Арнольд бросал ей пищу, без которой мог обойтись. По ночам он подстилал ей шкуру. И даже не задумывался о том, что она занимает его место на осле.
Как-то вечером — они уже не помнили, какой по счету это был вечер их пешего пути, — Арнольд как обычно лег спать за пределами лагеря. Густой и высокий прибрежный кустарник доходил до самого лагеря. Арнольд привязал осла к кустам и, как обычно, прикрепил камень к его хвосту, чтобы осел не бродил и не беспокоил людей своим криком. Все стихло. Только запах костра все еще висел в воздухе. Ребенок спал, и Арнольд склонился над ним в полузабытьи. Он тоже заснул.
Арнольд не знал, долго ли спал, как вдруг что-то закрыло ему рот. В испуге он проснулся и увидел, что ребенок стоит рядом с ним на коленях и держит руку у его рта:
— Тсс! — сказала девочка, прежде чем Арнольд успел дать выход своему гневу. Она указала на кустарник. Арнольд прислушался к звукам, доносившимся из темноты. За кустами он услышал негромкое бряцание оружия и приглушенные мужские голоса: обрывки разговоров на греческом языке, которого Арнольд не понимал.
Немного погодя собравшиеся покинули место, где они держали совет, и снова воцарилась ночная тишина. Арнольд встал и потянулся.
— Ты храпел, — сказала девочка, прежде чем Арнольд успел спросить ее, что все это значит. — Это могло быть опасно, — добавила она. — Там были греческие наемники.
— Откуда тебе это известно? — поинтересовался Арнольд.
— Сквозь ветви я видела их фигуры. Они говорили странные вещи.
— Они же говорили по-гречески, — напомнил Арнольд.
— Я знаю.
— Значит, ты понимаешь их язык?
— Я понимаю не все слова, но довольно много. Моя мать была дочерью греческого купца. А в порту Саталии я дралась с греческими детьми за объедки с корабля.
— И о чем же они говорили, эти наемники?
— Один сказал: «Это так далеко», а остальные хихикали.
— По-видимому, это не наше дело, — грубо сказал Арнольд.
— Затем еще один сказал: «Мы договоримся, как только окажемся в Киликии».
— В географии здешних мест я не силен, — пробормотал Арнольд.
— И еще один сказал, — уверенно продолжала девочка: — «Для крыс не требуется слишком много. Их нужно только кормить, и тогда из них вырастут львы!» В конце концов они договорились.
— О чем договорились?
— О каком-то знаке. Больше я ничего не поняла.
— А я вообще ничего не понимаю, — сказал Арнольд и задумчиво покачал головой.
Великое преступление
На следующее утро Арнольд двигался в середине вереницы пилигримов. День прошел, как и все предыдущие: ничего необычного не случилось. Арнольд и девочка собрали немного дров, поскольку в тот вечер они намеревались сварить мясо, которое у них еще оставалось. В первый раз солнце сияло долго, и пилигримы слегка воспряли духом и ускорили шаг.
Ночной привал они устроили в устье горного ручья. Чуть в стороне Арнольд разложил костёр из дров, которые они принесли. Огонь ярко разгорелся, и Арнольд поставил на него котелок с едой. Скоро бульон начал аппетитно пахнуть. Девочка с жадностью смотрела на высоко поднимающийся пар. Наконец она молча и сосредоточенно стала жевать то немногое, чем с ней честно поделился Арнольд. После этого каменотес засыпал песком горячий пепел, и на этом месте они улеглись спать. Тепло, проходившее сквозь песок, убаюкивало.
Такой же теплой была кухня каменотесов в Лионе. Филипп стоял у очага и махал рукой брату. Молодая женщина укачивала ребенка. Что это за ребенок?
— Ты ведь знаешь, — сказал Филипп, — это мой сынишка.
«А где же его мать?» — хотел спросить Арнольд. И тут он проснулся. Луна струила белый свет и бросала черные тени на прибрежный песок. Некоторое время Арнольд смотрел в высокое небо, на котором виднелись созвездия ранней весны. Они выглядели не так, как у него на родине. Он посмотрел на место, где обычно спал ребенок. Оно было пусто.
Арнольд почувствовал щемящую боль в груди. Ему не хотелось думать, что девочка ушла к другим людям, у которых было больше еды. И все же он в это поверил. Но почему она покинула его тайно? С горечью он думал о том, что сделал для девочки. Да, такова жизнь. А что же он предполагал? Человек всегда ищет, где лучше. Пока он предавался этим мыслям, за его спиной послышалось шуршание. Он надвинул кожаную шапку на затылок и схватил дубину. Затем осторожно обернулся.
Сквозь кусты к нему пробирался ребенок. Молча девочка положила рядом с Арнольдом какой-то предмет. Ножны от турецкого кинжала!
— Где ты это стащила? — сердито спросил Арнольд. Ребенок смотрел на него большими глазами, не понимая причины его гнева.
Арнольд отвернулся, испытывая чувство стыда. Он внезапно понял, что привязался к этому ребенку. «Она могла бы быть моей дочерью», — мимолетно подумал каменотес. Он посмотрел на девочку и сказал: