чтобы мне был виден профиль. Затем – спина, затем – опять профиль.
– Ты доволен? – громко спросил он, перекрикивая шум вентиляторов.
– Где мои документы?
– У Анюты в руке… Подними лапку, милая!
– Забирай деньги! – ответил я.
– Кидай пакет!
Я качнул рукой, подкидывая пакет в воздух. Он сверкнул в лучах, на мгновение исчез из поля зрения и, словно с неба, свалился к ногам Влада. Тот нагнулся, поднял его со снега, раскрыл и надолго подвесил над ним свой массивный с горбинкой нос.
Анна стояла рядом с ним ни живая, ни мертвая. "Мерседес" моргнул фарами – кажется, Тарасов терял терпение и торопил Влада.
– Порядок! – крикнул он, обернувшись к машине, и слегка толкнул Анну в спину.
Я думал, она упадет в мои объятия. Но Анна прошла мимо меня, будто не узнала. Я схватил ее за руку, подвел к "опелю" и посадил на переднее сидение. Самое страшное осталось позади.
Обойдя машину, я сел за руль, выключил свет и повернулся к Анне.
– Ну, здравствуй, – сказал я, замечая, что мой голос предательски дрожит. – Потерпи еще немного, сейчас все закончится.
В ближайшие минуты Анне предстояло еще многое пережить и переоценить. Я взял ее холодную руку и поднес к губам. Она, не шелохнувшись, смотрела на слепящий свет "мерседеса".
– Не волнуйся, – прошептал я, увидев, как Влад сел в машину. – Все уже позади.
– Все еще впереди! – неожиданно раздался за нашими спинами чей-то неприятный голос, и я, вздрогнув, почувствовал, как мою шею сдавила стальная струна. – Не дергайся, не то выстрелю твоей бабе в голову. Поехали!
Оказывается, я в ком-то сильно заблуждался. Такой репризы в сценарии не было.
Струна врезалась мне в горло с такой силой, что, казалось, кожа вот-вот лопнет и чулком сползет на плечи. Я взялся за рычаг передач и толкнул его вперед.
– Разворачивай, – прошептал над моим ухом голос. Мне показалось, что я уже где-то слышал его. – Гони на Москву, а потом на Быково. Чем быстрее доедешь, тем меньше крови из тебя выльется.
Превозмогая боль, я вывернул руль и надавил на акселератор. Машина, пробуксовывая, медленно набирала скорость. Скосив глаза, я посмотрел на Анну. Казалось, она онемела, она уже никогда не сможет говорить и испытывать простые человеческие чувства. Короткий ствол десантного "калашникова", просунутый между спинкой сиденья и подголовником, упирался ей в шею. Я поднял глаза. В салоне было слишком темно, и зеркало отражало лишь черный прямоугольник с двумя яркими удаляющимися точками – расстояние между нами и "мерседесом" быстро увеличивалось.
– Ты кто? – с трудом произнес я. Кадык при разговоре двигался, и струна еще больнее врезалась в горло.
– Как, разве не узнал?
Тихий, приглушенный, почти сиплый голос, лишенный оттенков и эмоций, каким читают скучнейшую лекцию скучнейшие преподаватели.
– Не узнал. Что тебе надо?
– Мне от тебя – ничего. А я же постараюсь выполнить твое самое сокровенное желание и восстановить справедливость. И твоя баба получит полное удовлетворение. Ей уже давно хочется. Правда, ягодка?
На Быково, думал я. Вся история кружится вокруг "Элекс-банка", особняка Жоржа в районе Быково и дачи Тарасова. Этот тип наверняка гонит меня в особняк Жоржа. Какое мое сокровенное желание он собирается выполнить?
Мы доехали до первого светофора в Чехове и остановились на красном сигнале. Улицу освещали редкие фонари, и скудный свет едва проникал в салон, но его было достаточно, чтобы я, наконец, рассмотрел узкое, бронзовое от загара лицо человека, сидящего сзади. Лицо сразу же показалось мне знакомым, и я принялся перебирать всех людей, которых знал, сопоставляя его с тем, что увидел в зеркале.
Я слишком долго вспоминал этого человека потому, что перебирал в памяти живых. А надо было искать среди мертвых.
21
– Цончик!! – дико заорал я и ударил по тормозам, едва стартовав от светофора.
Бронзоволицый, не успев ухватиться за что-нибудь, повалился вперед и больно толкнул стволом Анну.
– Потише, шляпа! – сказал он. – Раньше мне казалось, что нервы у тебя покрепче.
– Откуда ты? – бормотал я, озираясь через плечо назад. – Бред какой-то. Этого быть не может!
Машины, идущие следом за нами, сигналили, как сумасшедшие. Из-за меня образовался затор. Справа и слева нас объезжали "легковушки", и водители, глядя на меня, выразительно стучали себя пальцем по голове.
– Как видишь, может быть, – усмехнулся Цончик. Ему понравилась моя реакция. – Ты не волнуйся, поехали!
Он чуть ослабил струну, и я вздохнул полной грудью.
– Вот черт! – без всякого преувеличения изумлялся я. – Кого угодно готов был увидеть, но только не тебя. Ты что ж, воскрес?
– А я и не умирал, – без всякой попытки мистифицировать событие, ответил он. – Я был в отключке, когда ты скинул меня в реку. А там я быстро пришел в чувство.
– Мне казалось, ты не дышал.
– Пульс щупать надо было, шляпа!
– И как тебе жилось под моим именем? – спросил он спустя некоторое время, когда мы вырулили на Симферопольское шоссе, и я быстро разогнался до ста восьмидесяти. – Читал в газете: "Чудом спасшийся Цончик похищен из Склифа".
– Хреново мне жилось, – признался я. – Дел надавали выше крыши, а денег не заплатили никаких.
– А-а-а! – обрадовался Цончик. – Понял теперь, почем хлеб рядового милиционера из отряда особого назначения?
Я не стал говорить, что мне известно, какой он теперь милиционер. Я сказал другое:
– Значит, Тарасов решил все-таки не отпускать нас?
– Естественно! Ты ж ему вместо денег "куклу" сунул.
– А ты откуда знаешь?
– А откуда у тебя деньги? У тебя их никогда не было. Это ты, шляпа, думал, что они в кейсе. Сразу было видно, борется ли человек за кейс, как за свою жизнь, или же только делает вид, что не хочет его отдавать. Ты дрался. И я понял, что тебя тоже облапошили, ты тоже думал, что вынес из банка золото.
– Какой ты наблюдательный! – похвалил я, но с оттенком иронии.
Анна не принимала участия в нашем разговоре. Я уже всерьез стал беспокоиться за ее психику.
– Когда я сказал Тарасову про то, как ты за чемодан цеплялся, он все поверить не мог, что ты блефуешь. А когда поверил, то приговорил твоего дружка… Не пойму, зачем ты водил Тарасова за нос и не признавался, что Влад подсунул тебе бомбу? Он бы от тебя сразу отцепился.
– Мне нужно было спасти Анну, – ответил я.
– Что ж, можешь считать, что ты ее спас… Да, ягодка? Что ты молчишь, будто язычок проглотила? Когда в чулане сидела, горластая была, голодовки объявляла. Огонь, а не баба!
– Она, как и я, шокирована предательством друга, –