было ничего приятного или сексуального. Я чувствовала лишь боль и унижение. Да, я хотела разозлить Митча, но не так. Совсем не так…
– О! Я придумал новую игру – найди сиськи в горе жира, – грубо пошутил он, еще сильнее стиснув мою грудь.
Я кричала, пыталась оттолкнуть его. Никогда в жизни я не чувствовала себя такой униженной и беспомощной.
– Прекрати, прекрати, прекрати! – наконец мне удалось произнести это слово, и я повторяла его как мантру.
Митч отступил назад, покачал головой и снова засмеялся.
– Я был прав!
Я оторопела от такого хамства и, еле держась на подкашивающихся ногах, попыталась отойти в сторону.
– Парни тебя не интересуют, – добавил он.
– Не подходи ко мне! И никогда больше не смей ко мне прикасаться!
– Ой, да больно надо! – Митч демонстративно брезгливо окинул меня взглядом с ног до головы. – Просто хотел доказать, что я прав. Можешь не беспокоиться, я не любитель жирных телок.
Горячие слезы застилали мне глаза. Отвернувшись, я поспешила уйти. Его смех преследовал меня, пока я не выскочила на улицу. К счастью, шум машин заглушил стоявший в ушах смех. Всю дорогу я не переставала проклинать Митча, обещая навсегда вычеркнуть его из нашей жизни.
Оказавшись дома, я сразу же позвонила Милли. Когда она ответила, меня просто трясло от гнева. Я ожидала, что она возмутится выходкой Митча. Встанет на мою защиту.
Но он меня опередил.
– Не ожидала, что ты можешь так со мной поступить, – сухо сказала Милли, прежде чем я успела произнести хоть слово.
– Как поступить? – спросила я, искренне недоумевая.
– Что начнешь липнуть к моему парню.
– Что?! Да я не… я бы никогда… Это он тебе сказал?
– Да, он сказал, что ты покурила с ним, а потом попросила его порвать со мной.
– Нет! Все было совсем не так! Я не говорила, что он должен порвать с тобой. Я сказала, что ты слишком хороша для него.
– Разве это тебя касается? С какой стати ты решаешь за меня?
– Ну как ты не понимаешь! Я просто пыталась помочь! – Я сползла по стене, плотнее прижав телефон к уху.
– Зачем ты вообще лезешь не в свое дело?
Мы больше не понимали друг друга. Все было бесполезно. После того, что он сделал.
– Милли, он… он полез ко мне сам.
– О чем ты?
Я огляделась, радуясь, что дома никого нет.
– Он разозлился, прижал меня к стене и хватал меня… ну…
– Значит, сначала ты говоришь моему парню, чтобы он порвал со мной, а потом позволяешь ему тискать себя? – злобно огрызнулась Милли. – Да как ты могла!
– Ты все неправильно поняла! – Мой голос звенел от отчаяния. – Ничего я ему не позволяла! Он сам полез. Я сопротивлялась, отталкивала его… – Я всхлипнула, на глаза навернулись слезы. – А он говорил гадости про мое тело.
– Просто в голове не укладывается! – злобно прошипела Милли. – Вот что я скажу тебе – держись подальше от моего парня, поняла?
Она повесила трубку.
Я так разозлилась, что неделю не разговаривала с Милли. Даже в школе ее не замечала. Я думала, она извинится. Осознает свою ошибку. По крайней мере, почувствует вину за то, что обидела меня. Увы, ничего она, похоже, не чувствовала.
И тогда у меня не осталось другого выхода. Нужно было сделать так, чтобы она прозрела.
Глава 26
Воскресенье, 3:30, через тридцать четыре с половиной часа после расставания
Натали все еще спала как убитая, лежа на диване с открытым ртом. Не сводя с нее глаз, Уитни на цыпочках прошла мимо. Осторожно, стараясь не шуметь, подхватила сумочку и ключи. Она вела себя, как подросток, пытающийся улизнуть из дома, ведь если бы Натали заметила ее, непременно попыталась бы остановить.
Во дворе стояла тишина, на темных окнах жалюзи были опущены, шторы задернуты. Стараясь двигаться бесшумно, Уитни спускалась по ступенькам. Когда она дошла до самого низа, из-за угла послышались мужские голоса. Вроде бы со стороны парка. Не парни ли это из двести четвертой?
Завернув за угол, Уитни ускорила шаг.
– Постойте!
Они повернулись на месте, синхронно, словно танцоры. Увидели ее лицо, и их брови взлетели вверх от удивления.
– Тебе чего? – спросил один.
Уитни отпрянула назад. Мужчины вовсе не походили на друзей Амелии.
– Извините, – пробормотала она. – Я приняла вас за других.
– Мы можем быть и другими, – пошутил второй мужчина, ткнув дружка локтем в бок. Тот рассмеялся. Уитни заметила их слезящиеся глаза, багровые щеки и носы. – Только скажи, кем надо стать. Брэдом Питтом? Хью Грантом?
Внутри у нее все сжалось. Они пьяны?
– Я… мне пора домой… к мужу, – солгала Уитни, пряча руку без обручального кольца за спину.
– К мужу, – повторил за ней шутник. – Что за мерзкое слово. – Мужчины снова рассмеялись.
Обычные местные гуляки.
Уитни возмущенно отвернулась от пьянчужек и торопливо направилась обратно к дому. Завернув за угол, прижалась спиной к стене, прислушиваясь к удаляющимся шагам.
Как только они стихли, она вышла из тени. Ей не терпелось вновь оказаться у того дома, который похитил у нее дочь. Однако ноги сами понесли ее к квартире двести четыре. Вокруг стояла тишина, свет во всех окнах был погашен.
Уитни попыталась заглянуть в просвет между узкими щелями в закрытое жалюзи окно, выходящее во двор, но разглядеть ничего не смогла. Обняв себя за плечи, она уставилась на дверь. Изнутри не доносилось ни звука.
Слева было еще одно окно – кажется, спальни. Уитни подошла к нему и прижалась лицом к стеклу. Ничего, сплошная стена темноты.
Либо там никого не было, либо все спали.
Впрочем, чего она ожидала? Это было бы слишком просто – прийти, застать вечеринку в разгаре, и Амелия тут как тут.
Если бы так все и произошло!
Уитни уже собралась уходить, но потом вдруг обернулась и прикусила губу.
А, была не была!
Не в силах больше сдерживаться, Уитни протянула руку и постучала в дверь. Затаив дыхание, прислушалась.
От легкого порыва ветерка по коже побежали мурашки.
Нет, мама, надо говорить не «гусиная кожа», а «мурашки», их же много, и они бегают.
В голове внезапно всплыла картинка из прошлого, и на глаза навернулись слезы. Уитни постучала снова. Громче.
И колотила в дверь, пока не услышала какое-то движение внутри. Она выпрямилась, расправила плечи, подняла голову. Пульс частил.
Из приоткрывшейся двери выглянула женщина средних лет во фланелевой пижаме; короткие вьющиеся волосы торчали в разные стороны.
– Что нужно? – рявкнула она.
Ее лицо было красным, вокруг глаз размазалась тушь, будто дама не смыла ее