Нужно заметить, что великий князь Константин довольно скептически отнёсся к идеям Бутакова, но и не препятствовал. В своём дневнике генерал-адмирал записал: «5 мая 1861… После завтрака, покуда мы курили, Бутаков рассказывал нам по чертежам свою новую теорию винтовых эволюции. Есть тут и верные мысли и взгляды, но применения их, по-моему, сложны и не практичны». Радостное событие произошло и в семье — Амалия Арсеньевна родила сына Бутаков был счастлив — наконец-то появился продолжатель знаменитого рода моряков, друзья и родственники говорили, что родился ещё один адмирал. О рождении сына Григорий Иванович немедленно оповестил высочайшее семейство, и сделал это не зря: его жене из императорской главной квартиры в Гатчине прислали бриллиантовую брошь с изумрудом Будущее младенца всем казалось ясным и светлым. Но кто из нас знает своё будущее? Александр Григорьевич Бутаков и в самом деле стал адмиралом Мечта отца осуществилась. Но какая гадалка могла предположить, что он будет убит пьяными матросами в Кронштадте во время Февральской революции. По неподтверждённым данным, матросами была убита и его мать, Амалия Арсеньевна, которой тогда исполнилось восемьдесят два года. Судьба другого сына, тоже дослужившегося до звания контр-адмирала, мне неизвестна.
Самым важным событием в 1861 году было освобождение крестьян от крепостной зависимости. 19 февраля Александр II подписал манифест «О всемилостивейшем даровании крепостным людям прав состояния свободных сельских обывателей» и 17 законодательных актов, составлявших «Положение о крестьянах, выходящих из крепостной зависимости». Его брат Константин был самым горячим сторонником освобождения крестьян. Чтобы провести в жизнь эту важнейшую реформу в русском обществе, на места были направлены многие морские офицеры. Свой комитет по приведению в действие царского манифеста учредил и Константин, назначив председателем комитета Бутакова. Он считал Григория Ивановича высокообразованным и мыслящим человеком и был убеждён, что тот с энтузиазмом станет работать в комитете. Великий князь не ожидал, что позиция Бутакова в крестьянском вопросе расходится с его собственной. Об этом генерал-адмиралу сообщил встревоженный Александр Васильевич Головнин. Он привёл высказывание Бутакова на заседании комитета: «Крестьянское дело теперь только немного поправляется, и вся задача состоит в том, чтоб крестьяне не узнали своих прав и не смели думать о них». Поразительно, что братья Алексей, Иван и Владимир, в отличие от Григория, придерживались довольно демократических взглядов, читали «Колокол», обсуждали публиковавшиеся в нём статьи. А если внимательно прочитать письма Григория, то в его письмах «крамольных» высказываний не найти. Головнина так возмутила позиция в комитете Григория Бутакова, что он посоветовал великому князю либо отправить Григория Ивановича агентом в Англию вместо Путятина, либо убрать его вообще с флота членом Госсовета, что равнялось почётной отставке. А ведь он когда-то к нему относился очень дружески и способствовал продвижению по службе. Разошлись друзья по идейным соображениям. Впоследствии великий князь воспользовался и тем, и другим советом
На Балтике к тому времени собралось много известных черноморцев, и, как ни странно, отношения между ними не всегда были самыми тёплыми. Из всех учеников знаменитых черноморских адмиралов только капитан 1-го ранга Степан Степанович Лесовский и адмирал Фёдор Михайлович Новосильский умудрялись сохранять со всеми прекрасные отношения. Лесовский всё ещё ходил в холостяках и охотно предоставлял свою кронштадтскую квартиру друзьям. Вот одно из его писем Бутакову: «Любезный Григорий Иванович! Я вчера был у Новосильских, и они поручили мне просить Вас и жену Вашу к ним в субботу на вечер (dancing). Передавая Вам это приглашение, напомню Вам, что квартира моя к Вашим услугам, равно, как и я сам. Мой почтительнейший поклон Амалии Арсеньевне и за тем весь Ваш, Лесовский».
Фёдор Михайлович Новосильский был тогда главным командиром Кронштадтского порта и военным губернатором города, а Лесовский занимал должность капитана над портом. Гражданская война, начавшаяся в Соединённых Штатах в апреле 1861 года, быстро изменила сложившиеся взгляды на военно-морской флот и способы ведения войны на море и на реках. Бой между броненосцем южан «Мерримаком» и деревянными судами северян произвёл неизгладимое впечатление на Бутакова. У него вызвал восхищение таранный удар в борт корвета северян, которым южане отправили своего противника на дно, заодно и вместе с чугунным тараном, которым броненосец нанёс этот удар.
Под впечатлением такой новости Григорий Иванович немедленно издал приказ, в котором поделился с подчинёнными своими свежими мыслями на тактику действий в современном бою. Писал он его не на листке бумаги, кратко и ёмко, как справедливо требовал от своих подчинённых. На себя, как уже говорилось, это замечательное правило Григорий Иванович не распространял Посему и написанный адмиралом приказ больше походил на полемическую статью.
Но у кого повернулся бы язык высказать это начальству? Приказ зачитали всему личному составу в отряде канонерских лодок, включая матросов. В нём говорилось: «Настало время железных флотилий… “Мерримак” ударил в бок не столько корвета, стоявшего на якоре, сколько в бюрократические морские администрации Соединённых Штатов и Англии, которые дремали под защитою деревянных стен своих кораблей и только в виде лакомства для балованных детей строили своим нациям несколько железных судов. Теперь… вопрос о деревянных судах решён окончательно в самых тупых и непредусмотрительных головах тех стран, у которых мы, по нашим обстоятельствам, должны перенимать систему оружия. Итак, — броня, башни и тараны!» Да, прочитав, почешешь затылок: Григорий Иванович сначала обозвал тупыми и непредусмотрительными морские администрации США и Англии, а затем сообщил, что морская администрация России должна у них учиться! О реакции малограмотных матросов, молча выслушавших горячие адмиральские слова, можно лишь гадать. Офицерам оставалось только сделать под козырёк. Зато нашлось что сказать руководителям министерства Бутакову передали замечание генерал-адмирала о неуместности сарказма по поводу морских администраций Соединённых Штатов и Англии, а тем более о том, чтобы доводить такой приказ до матросов.
Великого князя встревожило также требование Бутакова на учениях не бояться риска, Константин не без оснований считал, что такое требование ведёт в мирное время к авариям и гибели людей. Увлекающейся натурой был Григорий Иванович. Он считал, что артиллерия нужна только как вспомогательное средство для создания условий нанесения таранного удара. Жизнь показала, что адмирал добросовестно заблуждался. Ещё при его жизни здоровенный набалдашник в носовой части, называвшийся тараном, стал таким же анахронизмом, как и абордажное оружие. По окончании летней кампании Григорию Ивановичу Бутакову приказали сдать дела и отправиться в Европу в качестве военно-морского агента. Ему поставили задачу изучить последние достижения в области военного судостроения и представить в министерство отчёт и рекомендации. Кроме того, имелись основания предполагать, что польские эмигранты собираются приобрести в Англии два броненосных судна, чего нельзя было допустить. Бутакову вручили аккредитивы в зарубежных банках, чтобы перекупить эти суда, не стесняясь в средствах. Слухи впоследствии не подтвердились. Кроме того, он получил задание собрать любые сведения о бесследно пропавшем в Индийском океане клипере «Опричник».
Командировка Бутакова прошла успешно, некоторые её результаты он обобщил в статье в «Морском Сборнике», посвященной преимуществу башенной артиллерии. К тому времени два морских офицера, Степан Степанович Лесовский и Николай Алексеевич Арцеулов, направленные в командировку в Соединённые Штаты, доставили в Морское министерство чертежи мониторов — небольших судов с вращающимися орудийными башнями. Министерство приняло решение немедленно приступить к их строительству. Дело шло к войне с Англией, а броненосного флота у России не было. Работы велись круглосуточно, с большим напряжением. Бутаков тоже переслал из Англии сведения о двухбашенной броненосной лодке, строившейся на заводе Роберта Нэпира и башенными установками Купера Кольза. Но в Петербурге решили в первую очередь строить суда по чертежам, доставленным Лесовским и Арцеуловым.