и не будут выступать: урок был здесь дан хороший по всем направлениям. Мы по нашему направлению сняли того товарища, который пропустил эту книгу, не читавши, Лосев получил хороший урок, его приятели это знают и не могут так выступать»,
– завершил Лебедев-Полянский «философскую» часть своей речи 13 и перешел-таки к художественной литературе.
Отметим попутно, что в Главлите обратили внимание на творчество Лосева отнюдь не в момент напечатания «Диалектики мифа», но много раньше. В том же архивном фонде сохранились еще «Тезисы доклада т. Лебедева-Полянского о деятельности Главлита за 1926 г.», где указываются, в частности, «проходивший в области философии» по так называемому Русскому отделу «ряд трудов, представляющих подделку под диалектический материализм (Челпанов, Лосев), по существу же насквозь идеалистических» 14. Сказано скупо, но многообещающе. Вернемся, однако, к более позднему (мы его цитировали выше) выступлению главного цензора страны, из которого следует, сколь многие ожидания и обещания исполнились. Оставим при этом без комментариев оценочные характеристики и специфический стиль подобных откровений, предназначенных для узкого круга лиц, которые «должны иметь нюх» и в то же время некую «универсальность» при условии, что последняя «строго и определенно ограничена политическими и идеологическими установками» (дефиниция из заключительного слова Лебедева-Полянского на упомянутом совещании 15). Мы коснемся только некоторых фактов и обстоятельств, затронутых в докладе и непосредственно связанных с судьбой «Диалектики мифа» и ее автора.
Прежде всего, следует уточнить место, где книга была напечатана. О загадочном «Троицке» стенограммы мы можем выяснить правду, прочитав так, как это и значится на обложке доступного нам экземпляра: Москва, издание автора, типография Иванова, г. Сергиев 16 (вариант названия – Сергиев Посад). Теперь об уроках. Как известно, Лосев был осужден и определенный период жизни провел сначала в московских тюрьмах, а затем на сталинской «перековке» Свирьлага и Белбалтлага. Получив освобождение по амнистии при завершении строительства Беломорканала (сыграли свою роль инвалидность и хлопоты Е.П. Пешковой), он взял на вооружение вполне определенное «политическое правило» (просьба не путать с жизненными принципами!), позаимствованное у Гамлета: «Не позволяй клоунам болтать больше того, что написано в пьесе» 17. Нет, Лосев не забросил философию и не перестал развивать и углублять многие из тех идей, что были сформулированы в «Диалектике мифа» и других ранних книгах, – чтобы убедиться в этом, достаточно внимательно читать хотя бы его «Историю античной эстетики». Но больше он никогда не позволял себе высказываться с тою последней точностью и обнаженной прямотой, что явлены на страницах фатальной книги 1930 года. Это факт, что с тех пор Лосеву постоянно приходилось укрывать свои самые сокровенные мысли под ширмой интересов классической филологии или истории эстетики, а то и прибегать к эзопову языку, по внешности, случалось, приближенному к «новоязу» диаматчиков.
Эзоп, иносказания, басни… Есть странность, вернее, некая закономерная странность в том, что на прочтении «Диалектики мифа» с линией жизни Лосева пересеклась судьба именно баснописца, и ему тоже был «дан урок». Баснописца звали Сергей Александрович Басов-Верхоянцев (1869 – 1952), служил он политредактором в Русском отделе Главлита. Ему-то и предписывалось «по штату» первому встать на пути в свет «Диалектики мифа». Он этого не сделал, хотя и не преминул отметить, что автор данного «философского трактата» явственно подозрителен как «чуждый марксизму (идеалист)». Но тот же Басов-Верхоянцев и составил резолюцию, которая, как мы знаем, столь мобилизовала остроумие бдительного В. Киршона:
«Разве только в интересах собирания и сбережения оттенков философской мысли м.б. и можно было бы напечатать эту работу, столь не материалистически и не диалектически построенную».
Баснописца-политредактора поддержало начальство в лице заместителя заведующего отделом: «печатать 500 экз. М. Гришин 7/IX-29 г.» 18. Именно М. Гришина уволили и об этом «уроке» оповестили «по своему направлению» на упомянутом совещании, а Басова-Верхоянцева допустили к работе спустя полгода – то ли учли почтенный возраст и заслуги старого партийца, то ли посчитали, что немудрящая рифма «оттенки – к стенке» способна воодушевлять и без прочих «оргвыводов».
Многие подобные (ранее абсолютно не доступные) подробности теперь можно извлечь из многотомного следственного «Дела № 100256 по обвинению Лосева Алексея Федоровича и др.», которое хранится в Центральном архиве ФСБ РФ. История изучения и многочисленные материалы этого важнейшего документа изложены в книге А.А. Тахо-Годи «Лосев» и ряде ее публикаций в периодических изданиях 19; на данные исследования мы и будем опираться ниже при цитировании выдержек из «Дела».
В докладе Лебедева-Полянского, как мы помним, фигурируют «около ста страниц», пронесенных в «Диалектику мифа» мимо бдительного ока Главлита. Этими «вставками» займемся теперь подробнее, ибо они были призваны сыграть особую роль. Как видно из «Дела» (точнее, из «Постановления ОГПУ» в нем), именно внесение в прошедшую через цензуру рукопись ряда добавлений «контрреволюционного содержания» послужило непосредственной причиной ареста Лосева (отметим, что в ходе дальнейшего следствия этот повод был напрочь забыт, и философу вменялось в вину уже идейное руководство некоей «монархической организацией церковников»). Не случайно рассмотрению этих добавлений посвящена львиная доля специальной справки о «Диалектике мифа». Она подписана начальником IV Отделения ИНФО ОГПУ Соловьевым 18 апреля 1930 года. Справка сообщает ряд сведений, которыми теперь можно воспользоваться. В частности, мы узнаём тут, что первоначально объем книги составлял 153 страницы. Если учесть, что в известном нам экземпляре «Диалектики мифа» насчитывается 268 страниц, то указанная в докладе Лебедева-Полянского приблизительная оценка объема «вставок» может быть признана верной. Далее, в справке сообщается 20, что автор «без согласования с Главлитом внес ряд принципиальных исправлений и дополнений (на с. 7, 8, 11, 17, 18, 19, 22, 70, 71, 74, 75, 77, 78, 84, 87, 90, 92 и 95)» и ввел заново, как указывается, страницы 98 – 134 и 241 – 263. Что ж, и эти скрупулезные подсчеты также верны. Их можно напрямую проверить, поскольку первоначальная рукопись «Диалектики мифа», которая «прошла» Главлит и которую как раз и сравнивал названный Соловьев или его помощники с окончательным текстом книги, рукопись эта недавно была возвращена из Центрального архива ФСБ РФ в архив А.Ф. Лосева и потому доступна для исследования. Но это еще не все. Точно теперь зная, какие и где имеются лосевские исправления и вставки, мы можем обратиться и к тем пометкам «цензора», которые обнаруживались нами в экземпляре «Диалектики мифа», хранимом в Российской Государственной библиотеке. И что же? Несложная операция сопоставления показывает, что жирный карандаш давнего читателя этой книги действительно безошибочно выделил все крупные вставки; не помечались только незначительные исправления в одно-два слова. Следовательно, наше