Читать интересную книгу Неоновый дождь - Джеймс Берк

Позже я узнал, что лодка дрейфовала вдоль Луизианского побережья, и так совпало, что я стал свидетелем того, как сильное течение увлекает подобный вес. И все же я так и не смог выбросить из головы образы потонувших нацистов, которые все еще плавали на своей лодке: их пустые глазницы и оскалы поросли водорослями, и даже под тихой изумрудной гладью залива они продолжали строить дьявольские планы. Миноносец пробил брешь в обшивке их судна глубоководным снарядом в 1942 году. Но я был уверен, что все то зло, что они олицетворяли, с лихвой окупила та семья, что пожертвовала жизнью ради самого младшего ребенка.

* * *

Когда я поднялся наверх по веревочной лестнице, на палубе звонил телефон. Сев в душную тень под зонт от солнца, я поднес трубку к уху, вытирая лицо полотенцем. Это был капитан Гидри.

— Дейв, это ты? — спросил он.

— Да.

— Где ты пропадаешь? Я тебе уже два часа звоню.

— А в чем дело?

— Ненавижу сообщать плохие новости. Это насчет твоего брата, Джимми. Кто-то выстрелил в него дважды, когда он был в общественном туалете рядом с Французским рынком.

Прижав руку ко лбу, я смотрел на колыхавшийся от жары воздух над озером.

— Насколько все плохо? — выдавил я.

— Не буду тебя обманывать. Положение опасное. Похоже, убийца выпустил две пули 22-го калибра, которые попали в голову сбоку. Но Джимми парень крепкий. Если кто-то говорит, что может что-то сделать, то Джимми просто это делает. Хочешь, пришлю машину за тобой?

— Нет, я взял в прокате. Где он?

— Я тут с ним в «Отель-Дыо-Систерз». Езжай осторожно, слышишь?

Всю дорогу движение было ужасным. Прошло полчаса, пока я ехал до больницы и искал место припарковаться. Я спешно прошел по тенистой дорожке к зданию, сандалии застучали по кафелю, незаправленная рубашка, которую я не успел застегнуть, промокла от пота и развевалась от быстрого шага. Пришлось некоторое время восстанавливать дыхание, прежде чем я смог спросить в регистратуре, в какой палате лежит Джимми. Повернувшись, я увидел позади себя капитана Гидри.

— Он в палате, где проводят восстановительный курс, на пятом этаже, Дейв. Пули уже вытащили, — сообщил он.

— Как он?

— Лучше, чем когда я с тобой по телефону говорил. Пойдем к лифту.

— Так что же произошло?

— Сейчас расскажу все, что нам известно. Но ты пока что расслабься. За ним смотрят действительно хорошие врачи. Мы вытащим его отсюда.

— Рассказывай, что случилось.

Двери лифта открылись, и медсестра выкатила оттуда инвалидную коляску, в которой сидела женщина в розовом халате. Она улыбалась, на коленях лежал букет цветов. Мы шагнули внутрь, и двери лифта бесшумно закрылись за нами.

— Он отправился к кафе «Дю Монд» за булочками и зашел в туалет поблизости. Тот, что под набережной. Один черный пацаненок, который справлял малую нужду там в писсуар, сказал, что Джимми зашел в одну из кабинок и закрыл дверь. А через минуту появился какой-то парень, вышиб ногой дверь и дважды выстрелил, горизонтально. Этот пацан сказал, что к стволу у парня было что-то прикреплено, издавало такой треск. По звуку напоминает профессиональное оружие.

— А как тот парень выглядел?

— Мальчишка до смерти перепугался. И до сих пор трясется от страха. Мы его взяли в участок, чтобы порыться в фотоархиве, но многого не ждем.

Я сжал и разжал кулаки. Лифт ехал медленно, останавливаясь на этажах, где его никто не вызывал.

— Может, я не вовремя это говорю, но кое-кто опять вспомнил в связи с этим твою историю, — сказал капитан.

— А какая связь?

— Может, его приняли за тебя. Вы с Джимми — как близнецы. Может, и другое объяснение есть, но местный гений сообразительности склоняется к версии насчет пушек и взрывных устройств, которые в машины подкладывают.

— Небольшое утешение для меня.

— Люди есть люди. Им только палец дай.

— Я не собираюсь такой благотворительностью заниматься. Это вся моя семья, больше у меня никого нет.

— Не могу тебя осуждать. Но чего бы это ни стоило, мы тут повсюду людей в форме расставим. И его никто не достанет.

— Если он не выкарабкается, можете арестовать меня, капитан.

— Ненавижу, когда ты так начинаешь говорить, Дейв. Я сразу начинаю беспокоиться, — сказал он.

Джимми пролежал еще три часа в этой палате, пока его не повезли на интенсивную терапию. Я хотел войти вслед за ним, но хирург не позволил. Он сказал, что обе пули вошли в голову под углом, и это единственное, что спасло ему жизнь. Одна отскочила от черепа, лишь ободрав кожу на затылке, но вот другая раздробила кость, и осколки свинца и кости попали в ткани мозга. Хирург беспокоился, что это может привести к параличу, а также к частичной потере зрения.

Капитан Гидри уже уехал в офис, а я провел остаток дня в одиночестве в комнате ожидания. Листал журналы, выпивал одну за другой чашки кофе из автомата и смотрел, как тускнеет свет за окном и тени дубов падают на мощенную кирпичом улицу. В восемь я спустился вниз и съел сандвич в кафетерии. Хотел позвонить Энни, но подумал, что уже и так доставил ей немало неприятных минут, и решил поберечь ее от этой новости. Снова поднявшись наверх, поговорил с медсестрами, свел дружбу с пожилой дамой-каджункой из Тибодо, которая плохо знала английский и все боялась за своего мужа, который лежал в хирургической, под конец посмотрел последние новости по телевизору и отправился спать на коротенькую кушетку, где пришлось свернуться калачиком.

Утром меня разбудила сестра из прихода местной католической церкви, подав мне стакан апельсинового сока. Она сообщила, что все в порядке, и я смогу через несколько минут увидеть брата. Голова у Джимми была плотно обмотана бинтом и походила на гипсовый слепок. Лицо было бледным и осунувшимся, вокруг запавших глаз были темные круги, как будто его избили. На правой руке в вену была вставлена игла от капельницы, к носу тянулись трубочки от баллона с кислородом, на голой груди причудливо извивались электронные провода. Взгляд был такой, будто из него через трубочку высосали всю жизненную силу и у окружавших его приборов с лампочками больше надежды на выживание и на будущее, чем у него.

Интересно, что бы подумал насчет этого мой отец. Папаша частенько ввязывался в драки в барах, но лишь сгоряча и никогда не испытывал недобрых чувств к кому-либо. Он бы ни под каким предлогом не стал носить оружие, даже когда играл bouree с профессиональными картежниками, известными своей жестокостью. Но то был другой мир, мир Ныо-Иберия 40-х годов. А здесь люди, у которых нравственное чувство не больше, чем у пираньи, могут выпустить пару пуль в голову незнакомому человеку, а деньги за убийство потратить на кокаин и на шлюх.

Глаза Джимми слабо блеснули, когда он посмотрел на меня. Веки у него стали похожими на бумагу с фиолетовыми пятнами.

— Как дела, старик? — спросил я, дотрагиваясь до его руки и сжимая ладонь. Такая же безжизненная рука была у Джонни Массины, когда мы прощались в ночь его казни. — Ты видел, кто стрелял?

Он сглотнул, и на нижней губе мелкими пузырьками выступила слюна.

— Это был Филип Мерфи? — спросил я. — Такой брюзга на вид, средних лет, в очках? Похожий на продавца похабных открыток, который крутится на школьном дворе?

Он отвел взгляд, веки у него задрожали.

— А может, такой маленький, смуглый?

Джимми начал что-то говорить, но тут же поперхнулся, в горле послышалось влажное клокотание.

— Ладно, забудь об этом пока что, — сказал я. — Здесь ты в безопасности. С тобой останутся трое полицейских, а я буду все время приходить. Но пока ты будешь поправляться, я разыщу того, кто это сделал с нами. Помнишь, как говорил наш старик: «Тяни аллигатора за хвост, когда он собирается отгрызть тебе коленки».

Я улыбнулся ему и заметил, как в его глазах мелькнуло настойчивое желание что-то сказать. Он открыл рот и сухо щелкнул языком.

— Не сейчас, Джим. Будет время попозже, — стал отговаривать я.

Подняв руку с кровати, он потянулся к моей груди. Пальцы начали чертить невидимые линии по коже, но он был настолько слаб, что невнятный узор, составленный им, напоминал паутинку. Я кивнул, как будто понял, и вернул его руку на кровать. Истратив на это усилие все свои немногие силы, он уставился в потолок с выражением человека, неожиданно оказавшегося перед большой и непонятной проблемой.

— Я тебя слишком долго напрягаю. Ты совсем устал. Лучше я приду немного попозже, — сказал я.

Но он уже отключился. Я тихо вышел из комнаты со смешанным чувством вины и облегчения, которое мы всегда испытываем, когда нам позволяют отойти от кровати человека, напоминающего нам о смертности.

Двое полицейских, стоявшие у дверей, кивнули мне. В конце коридора я увидел капитана Гидри, который направлялся ко мне с горшком герани в руках, обернутым серебристо-зеленой фольгой. Имплантированные волосы у него на голове уже отросли, и сейчас было похоже, что на него нацепили плохо сделанный парик.