— Я уже решил, — уверенно сказал он. — Я еду с тобой. И пусть прожить долго мне не удастся, зато хоть будет, чего вспомнить.
— Что ж, рад слышать это от тебя, — отозвался Джек Крисмас. — Ну как, готов начать прямо сейчас?
— Готов, — согласно закивал головой Пенстивен.
— Отлично! — похвалил его Крисмас. — К тому же на сегодняшний вечер у меня уже намечено одно дельце. Это означает, что до заката мы должны добраться до места, затем поужинаем, а потом возьмемся за работу. Сейчас едем вдоль этого ущелья и на развилке сворачиваем налево.
И вот Пенстивен уже выезжал на тропу, становясь попутчиком человека, которого рано или поздно он собирался убить! В реальность происходящего верилось с трудом, и с непривычки даже дух захватывало.
Крисмас не спешил. Он ехал легким, прогулочным шагом, то и дело останавливался, подолгу разглядывая все, что, на его взгляд, было достойно внимания.
Солнце уже клонилось к закату, когда он в очередной раз остановился на вершине одного из холмов. У их ног полукругом расстилалась широкая долина, пересеченная руслом извилистой реки, а вдалеке темнели холмы предгорий, подбиравшиеся вплотную к упирающимся вершинами в небо горным хребтам. Это был поистине райский уголок с обильными пастбищами и плодородными полями; казавшиеся сверху крошечные домики-ранчо утопали в зелени деревьев, редкие заросли которых тянулись и вдоль дорог. Кое-где сохранились и настоящие лесные заросли. Теперь над всем этим великолепием полыхало кроваво-красное зарево заката; и все-таки далеко внизу сквозь туман и сгущающиеся сумерки виднелись светящиеся окна домов широко раскинувшегося города.
— Великолепный вид, — пробормотал Джон Крисмас, словно художник, разглядывая пейзаж из-под полуопущенных век. — Знаешь, ведь в мире совсем немного вот таких мест, где можно насладиться столь эффектным пейзажем. Мало где ещё вырубают дремучие, непроходимые леса, а жирные, плодородные земли лишь только-только начинают пускать под пашни. А по мне нет ничего милей такого зрелища. Разве сравнятся с этой красотой эти огромные города, опутанные со всех сторон паутиной железных дорог, где день и ночь дымят фабричные трубы! Ненавижу большие города. А ты, Чужак?
— Меня тоже больше влекут широта и простор, — искренне признался юноша, всерьез задумываясь о том, сможет ли он до конца понять точку зрения этого убийцы-лирика.
Крисмас же тем временем продолжал развивать свою мысль:
— Это меня радует. И даже очень. Дело в том, что в городе все какое-то не такое, и даже деньги. Допустим, тебе крупно повезло, и ты вскрыл сейф в городском банке, забрал все до гроша и все такое прочее, даже не задумываясь о том, что тем самым, может быть, лишаешь последнего вдов, сирот и прочих обездоленных людей. Фабричные деньги — это грязные деньги, они жгут руки. А вот это совсем другое дело.
— Я что-то не совсем тебя понимаю, — сказал Пенстивен. — Или, может быть, ты решил подшутить надо мной? А, Крисмас?
Джон Крисмас улыбнулся.
— Это довольно трудно объяснить, — ответил он. — К тому же у меня никогда не было привычки перегружать работающих на меня людей разного рода объяснениями. Они бы все равно не поняли, да, пожалуй, и не захотели бы понять из-за собственной же ограниченности и полного отсутствия воображения. Решили бы просто, что я сошел с ума и несу какую-то высокопарную чушь, и все.
— Что ж, а мне все-таки хотелось бы попробовать понять твою точку зрения, — сказал юноша.
— Ну тогда слушай, — продолжал Крисмас. — Вон тот городишко, Ривердейл, живет не за счет фабрик. Да их там и нет, если не считать, конечно, крохотный консервный заводик. Город живет и процветает за счет богатых хозяйств, раскинувшихся вокруг. Хозяева ранчо, вконец обленившись и бесясь с жиру, укладывают вещички и переезжают из своих деревенских хором в уютные городские особнячки. Их жены то и дело появляются на разного рода светских посиделках и вступают в дамские клубы. Молодежь прожигает жизнь на вечеринках с танцами. С их ладоней начинают исчезать мозоли. Их лица заплывают жиром. Они не ездят верхом, разъезжая повсюду в дорогих экипажах на резиновых шинах, запряженных парой великолепных рысаков. Они заводят себе слуг, целый дом прислуги. Поначалу они просто сорят деньгами налево и направо, а потом начинают вкладывать их в дело. Уясняют себе, что есть на свете такие вещи, как акции и поручительства. Понимаешь?
— Что ж, полагаю, что очень многие ранчеро попадают в город именно таким образом, — сказал Пенстивен, и, помолчав, добавил: — И уж не поэтому ли тебя так восхищает местный пейзаж?
— Нет, — возразил бандит. — На самом деле я имел в виду вот что: грабитель в большом городе — обыкновенный негодяй; грабитель, выбравший себе для работы местечко наподобие этого, тоже, конечно, не святой, однако он поступает куда благородней хотя бы в том, что не приставляет никому нож к горлу.
— Боюсь, я не совсем тебя понимаю, — признался Пенстивен.
— Ладно, — сказал Крисмас, — тогда попытайся представить себе вот что. Сегодня вечером мы приедем в Ривердейл, куда я уже заранее послал нескольких своих людей, и остановимся где-нибудь в городе. Завтра суббота, и если ночью мы дружно возьмемся за дело, то, надеюсь, что уже в воскресенье сможем добраться до цели, коей для нас является банк. И что же случится? Да практически ничего. Обчистив банк, мы никому не причиним большого вреда. Просто избавим кое-кого из зажравшихся ранчеро от излишков свободной наличности. Возможно после этого они снова вернутся на свои ранчо. А это огромная польза и для них, и для земли. Они поправят заборы, починят крыши, заново отстроят амбары; станут как и прежде работать в поле, и на их лицах снова появится здоровый загар. Короче, будут пасти скот и заживут так, как должны жить все честные люди — собственным трудом.
Итак, Чужак, думаю, что тебе весь этот разговор может показаться не более, чем лицемерной болтовней. Но это не так, благодетелем я себя не считаю. Но все-таки стараюсь обделывать свои делишки там, где это не навредит ни детям в трущобах, ни голодающим немощным старикам, которые больше не в состоянии зарабатывать себе на жизнь. А в этих краях, на Западе, вот в таких долинах, люди не знают, что такое голод; если человек голоден, то дверь любого дома открыта для него. К тому же любой горожанин из Ривердейла может запросто прокормиться овощами со своего собственного огорода.
Пенстивен покорно выслушивал этот монолог, и его изумлению не было предела. Крисмас же уверенно рубил ладонью воздух; похоже, он и в самом деле верил в то, что говорил. Пенстивен во все глаза глядел на великого бандита, и почувствовал, что в первый раз за все время ему хочется улыбнуться.