Он поднял голову. Суфия лежала обессиленная и трепещущая. Ее глаза потемнели от пережитой страсти. Роскошные черные волосы обрамляли бледное прекрасное лицо. Он сейчас раздавит ее!
Али-Баба пошевелился, пытаясь откатиться в сторону.
— Не оставляй меня, — умоляюще прошептала она, хватая его за плечо.
— О нет, звезда моя! Я не оставлю тебя никогда! — прошептал Али-Баба.
Как же ему было хорошо с ней! Если бы эти мгновения длились вечно… Али-Баба глубоко дышал, наслаждаясь сладостным благоуханием ее кожи, прижимая губы к шелку волос. Он даже прикрыл глаза, перебирая в памяти моменты опьяняющего блаженства. Он обезумел от страсти, но и она, его любовь, превратилась в дикое, исполненное буйной страсти создание. Как поразительно не похожа сейчас была она на ту решительную Суфию, которую он увидел здесь утром!
— Я не оставлю тебя никогда, — вновь повторил Али-Баба. — И да не будет в целом мире мужчины счастливее меня!
Макама двадцать третья
— О Аллах, Али-Баба, Что ты наделал!
— Я? А что я наделал, свет моей жизни?
— Сейчас сюда придут сестры, а мы…
— А что же мы? Мы просто предаемся любви. Что же в этом плохого?
— Но ведь нас увидят вместе… Это может рассердить сестер, обидеть их… Как я буду выглядеть в их глазах? Как я, счастливая и обласканная, предстану перед ними — перед теми, кто чувствует, что он несчастен и обманут?
— Ты прекрасна, любимая моя… твое тело совершенно, душа подобна драгоценному алмазу, а сердце — огненному рубину. Никого нет на свете лучше тебя…
И Али-Баба вновь потянулся к любимой. Но ее уже не было рядом с ним на ложе. Она торопливо надевала тонкие шаровары, повязывала кушак… Вот уже скрылись под шелковым покрывалом роскошные волосы цвета воронова крыла, вот нашла свое место драгоценная заколка в узле головного платка…
— О да, моя прекрасная, ты права… Еще ничего не кончилось… Более того, думаю, начинается самое важное для нас… И сестер наших…
— «Наших», мой Али?
— Конечно, наших… Ибо мы разделили с ними их боль, а они подарили нам миг удивительного просветления.
— Да будет так… Но ты бы все же покинул ложе, о мудрейший. Ибо боюсь, что наши сестры, увидев тебя сейчас, воспылают к нам обоим совсем не родственными чувствами…
И Али-Бабе пришлось вставать и одеваться. Хотя сейчас ему больше всего хотелось бы провести на уютном ложе вместе с Суфией пару десятков лет…
Едва легла на голову Али-Бабы его чалма, как в коридоре послышались торопливые шаги…
— Это Зульфия, — прошептала Суфия.
И оказалась права. Ибо это была Зульфия. Впервые видел Али-Баба Зульфию такой радостной и сияющей. Суфия же с удовольствием признала, что столь яркая, воистину солнечная улыбка куда больше красит ее названую сестру, чем все драгоценные камни мира.
— Да пребудет с вами милость Аллаха во всякий день вашей жизни!
— Да хранит он тебя, сестренка, сто раз по сто лет! Ты просто сияешь… Что-то случилось, у тебя радость?
— О да, моя дорогая сестра, умнейшая из дочерей рода человеческого, случилось…
И Зульфия замолчала, не зная, можно ли говорить все как есть в присутствии мужчины. Суфия поняла ее озабоченность и проговорила:
— Ну что ты замолчала, сестра? Ты опасаешься говорить при Али-Бабе?
— Честно говоря, да, сестра. Он ведь мужчина…
Суфия улыбнулась и ответила таким нежным голосом, что сердце Али-Бабы на миг сжалось от счастья.
— Он наш друг и все понимает правильно. Не бойся, рассказывай…
Суфия хотела еще что-то рассказать Зульфие о слухах на базаре, но решила, что успеет это сделать и позже. Сейчас главным были новости из дома Зульфии.
Та почти упала на подушки у столика, осушила целую пиалу шербета и затараторила не хуже собственной подружки Джамили. И еще успела подумать: «О, как жаль, Аллах всесильный, что я не познакомила Суфию с Джамилей!»
— Слушай же, добрая моя сестричка! Слушай и ты, друг Суфии, Али-Баба… Сегодня утром я наводила порядок во дворе… Ты же знаешь, сестричка, что всю ночь я просидела возле нашей новой сестры… Только на рассвете она наконец сказала, что ее зовут Айше, что она была женой мастера золотых дел и овдовела. А полгода назад к ней посватался мужчина, достойный человек, книжник, ученый…
— Погоди, Зульфия! О судьбе Айше ты еще успеешь нам поведать… Хотя я думаю, что уже знаю, почему девушка оказалась на тропинке в тот закатный час… Но что же случилось с тобой? Почему ты сияешь так, что улыбкой затмеваешь сияние нашего светила?
— О Аллах, сестра, как ты нетерпелива. Я же начала рассказывать… Но да будет по-твоему. Утром мы с Айше поговорили, и я ее оставила с Асией, чтобы девушка не была одна. Сама же отправилась домой. Так вот, я только успела засыпать угли в жаровню, чтобы согреть молока… Ты же знаешь, сестричка, я люблю по утрам пить горячее молоко…
— Зульфия, ты опять за свое?..
— А… да? Что? Так вот, Суфия, я успела только засыпать угли в жаровню…
Зульфия остановилась и чуть опасливо посмотрела за Суфию. Та лишь громко вздохнула. И тогда девушка продолжила:
— Молоко согрелось. Но я даже не успела присесть, чтобы его выпить, как распахнулась калитка и появился мой муж, купец Джафар…
— О Аллах милосердный, — пробормотала Суфия. Зульфия, не слушая никого вокруг, продолжала:
— Он был почти таким же, как в тот день, когда покинул меня… Даже точно так же хмуро посмотрел на молоко. Но промолчал. Я хотела спросить, что он делает в моем доме, но он не дал мне даже рта раскрыть. Сразу упал передо мной на колени и стал просить прощения… Молил, чтобы я позволила ему вернуться…
— И что же ответила ты, сестричка?
— Ой, Суфия, я всего на миг представила, что у нас вдруг все стало так, как прежде. Что я его жду после долгого дня в лавке, потом выслушиваю его унылый рассказ о том, как все его обманывают, потом начинаю утешать, говорить, что неудачные сделки случаются с любым купцом, потом второй раз кормлю его плотным ужином… И опять выслушиваю, как же несправедлива к нему судьба… А потом опять утешаю, вспоминая о самых больших неудачниках среди своей родни. Ну, чтобы он мог сравнить свою спокойную, сытую, размеренную жизнь с теми, кто вынужден тратить все, что заработает, чтобы прокормить семью…
И лицо Зульфии исказила такая гримаса, что Али-Бабе уже и без слов стало ясно, как опротивела ей такая жизнь. Суфия же сидела молча, лишь кивала в знак того, что она внимательно слушает рассказ своей сестры по несчастью.
— И как только я вспомнила все это, меня вновь охватила тоска от одной мысли, что так будет продолжаться и дальше… О нет, словно закричала моя душа. Ни за что! И тогда я встала и велела Джафару, чтобы он уходил. Я сказала, что не хочу его видеть…