Читать интересную книгу Надежда гардемарина - Дэвид Файнток

Между тем Дерек Кэрр исчез в кубрике, где находился под нежным присмотром Вакса Хольцера. Командир не бывал в кубрике, а кадетам запрещалось посещать мостик, поэтому я не знал, как идут дела у Дерека.

Время от времени я мельком видел, как он с деловым видом спешит куда-то по коридору, незаметный в серой форме кадета, коротко подстриженный, с чисто вымытым лицом и руками.

При виде меня он вытягивался по стойке «смирно». Сначала у него это не очень получалось. Но через неделю живот исчез, спина выпрямилась, осанка стала безукоризненной. Как это удалось Ваксу за такой короткий срок, я предпочитал не спрашивать.

В этом я должен был полностью положиться на Вакса. Дерека обучали корабельным делам, уставу, соблюдению чистоты, дисциплине и общению с обитателями кубрика, веселыми ребятами старше его по званию. Это было самым трудным. Тут уж выдержит или не выдержит. Я ничем не мог ему помочь.

И все же я предупредил Вакса:

– Насчет штрафных баллов, которые ты ему назначаешь. Позаботься, чтобы у него было время их отработать. Не доводи до десяти. По крайней мере в первые два месяца.

– Есть, сэр. Вполне согласен с вами.

Я оставил его в покое.

Иногда я видел, как Аманда, весело смеясь, кокетничает с молодыми пассажирами. Меня она не замечала. А я тосковал по нашим доверительным беседам, ее любви и ласкам.

Дерек больше не обедал за капитанским столиком, и весь апрель я провел в компании двух пассажиров. Первого мая, при проведении обычной смены мест, меня ждал приятный сюрприз: десять пассажиров изъявили желание сесть за мой стол.

Моя изоляция заканчивалась.

Я выбрал семь человек на остававшиеся свободные места, и теперь у меня за столом был полный комплект, что позволяло поддерживать оживленную беседу.

Со сном дела обстояли хуже.

Люк моей каюты никак не защелкивался. Я захлопывал его, а он снова распахивался. Я наваливался всей тяжестью тела, стараясь закрыть его. Что-то толкало снаружи. Я отступал назад, натыкаясь на переборку.

В темноте коридора за сломанным люком что-то двигалось. В каюту, волоча ноги, вваливался матрос Таук с багровым лицом и глазами, вылезающими из орбит. Он гремел кандалами. Прорвав пластырь, из наполовину прогнившего рта вывалился почерневший язык.

Я в ужасе прижимался к переборке. Холодная, липкая рука тянулась ко мне сквозь корабельный корпус, хватала за горло. Матрос Рогов протискивался в каюту и держал меня, а Таук все приближался.

Я с криком просыпался. Крик переходил в слабые стоны. Шатаясь, я выбирался из постели, падал на стул и сидел, обхватив себя руками и раскачиваясь, до самого рассвета.

Единственным способом справиться с этим кошмаром была работа, и я доводил себя до полного изнеможения. Я нес ежедневно две четырехчасовые вахты. Исследовал весь корабль от носа до кормы, знал каждую каюту, каждый склад, каждый шлюз.

К немалому удивлению Алекса и пилота, я проходил вместе с ними курс занятий по навигации. Сидел сзади и спокойно решал задачи, заданные Хейнцем гардемарину. Алекс решал их быстрее и лучше, но в конце концов и у меня стало получаться.

Сначала пилот из-за меня чувствовал себя скованно. Легкомысленное замечание однажды уже стоило ему выговора и наказания, а теперь я требовал, чтобы он исправлял мои ошибки. Через некоторое время он научился балансировать между подчеркнутой вежливостью и издевкой и стал отличным учителем.

Главный инженер Макэндрюс по моей просьбе снабдил меня головидными конспектами, объясняющими принципы работы двигателей синтеза. Но они так и остались для меня тайной, несмотря на упорные занятия. Я заставлял главного инженера просматривать конспекты вместе со мной, страница за страницей, выводя из себя даже этого на редкость спокойного человека.

Я проинспектировал буквально каждый уголок корабля: машинное отделение, лазарет, кубрики экипажа и гардемаринов. Пока гардемарины и кадет в полном составе стояли по стойке «смирно», я делал вид, будто проверяю, нет ли пыли на полках, хорошо ли заправлены койки, чтобы хоть ненадолго избавиться от ночного кошмара.

Я не раз порывался рассказать о своих снах доктору Убуру. Пусть сочтет меня умственно неполноценным, тогда по крайней мере появятся основания освободить меня от должности. Но я не сделал этого, потому что знал, что мои сны – следствие напряжения, а не болезни. И доктор Убуру может уличить меня в трусости.

Я сосредоточил все свое внимание на работе, которую долго откладывал. Вызвал главного инженера и пилота – разумеется, не на мостик, – чтобы обсудить возможности перепрограммирования Дарлы.

Пилот неохотно обрисовал нашу задачу. Необходимо отключить эмоциональные и разговорные сегменты, найти неправильные входные данные для параметра поправленной массы и исправить их.

Я потребовал для просмотра технические руководства. В них был учтен каждый шаг. Знай я об этом раньше, не позволил бы Хейнцу тянуть с таким важным делом. Но я понимал его осторожность. Ошибка могла привести к ужасным последствиям. Перепрограммирование компьютера – задача не для любителей, а для специалистов высшего класса. Вот почему системные программисты у Адмиралтейства на привилегированном положении.

Пилот отстаивал свою точку зрения:

– Дарла зафиксировалась на значении корабельной массы, которое было заложено в нее при отбытии из порта. До тех пор пока мы будем снабжать ее вычисленными вручную данными, можно осуществлять синтез. Лучше синица в руке, чем журавль в небе.

– Мистер Макэндрюс?

– Я не системный программист, сэр. И вы, при всем моем уважении к вам, тоже. Как бы не возникло проблем больше, чем мы в состоянии решить. Ведь можно делать вычисления и вручную. Я оставил бы Дарлу в покое.

– В определенном смысле вы правы. Но мы не знаем, насколько серьезен сбой. Что, если масса корабля не единственный неправильный параметр? Когда мы выведем все программные параметры, необходимо убедиться в правильности каждого из них.

Пилот фыркнул:

– Сэр, надеюсь, вы представляете, сколько параметров заложено в Дарлу? Конечно, некоторые из них очевидны, как, например, масса корабля. Но существуют и не столь известные, как, например, длина шахты двигателей синтеза, объемы камер гидропоники, скорость работы насосов воздушного шлюза… Господи, нельзя же проверить все!

– И все это Дарла помнит?

– Да, и действует на их основании. Каждый раз, рециркулируя стакан воды, выращивая помидор или прослеживая флуктуации выделения энергии, мы полагаемся на параметры Дарлы. Если мы нечаянно изменим их… – Он не договорил. Опасность явная и очень серьезная.

Решать мне, и я должен был хорошенько подумать.

Этой ночью кошмар был особенно страшным. Я, как обычно, с трудом проснулся, дрожа, в полном изнеможении выбрался из постели и буквально рухнул на стул. И тут ледяная рука Рогова повалила меня на палубу.

Проснулся я в кровати, задыхаясь и не в силах унять дрожь. В то же время я понимал, что все еще сплю. Поднял глаза и увидел Таука. Он открыл люк, шатаясь, вошел в каюту, уставившись на меня полусгнившими глазницами. Шаркая закованными в кандалы ногами, он приближался к кровати. Я снова проснулся, буквально парализованный страхом.

Прошло немало времени, прежде чем я убедился, что уже не сплю. Надел брюки, натянул прямо на китель нижнюю рубашку и поспешил в лазарет, опасаясь наткнуться на Таука. О достоинстве я забыл. Разбудил доктора Убуру и попросил снотворное, объяснив, что меня мучат кошмары.

Она дала мне таблетку, предупредив, что принимать ее надо уже лежа в постели и спать после этого сколько захочется. У нее хватило такта ни о чем меня не расспрашивать.

Возвращаясь в каюту, я все еще не мог унять дрожь. Осторожно открыв люк, вошел и, хотя был уверен, что там никого нет, боялся, как ребенок.

Я проглотил снотворное. И через несколько минут каюта растаяла.

Кто-то стучал в люк кузнечным молотом. Я попытался открыть глаза, но веки не поднимались, будто склеенные. Рассерженный, я, пошатываясь, вылез из кровати и направился к люку. Кто-то за перегородкой сделал два шага к входу в каюту. Я ухватился за холодный металл и распахнул люк, готовый разнести молот на мелкие кусочки. Через силу открыл глаза и издал какой-то странный звук, что-то среднее между визгом и рычанием. В коридоре терпеливо ждал юнга.

– Рики! Какого черта ты здесь болтаешься ночью? И прекрати этот стук! – Я прислонился к стене.

– Уже утро, сэр командир. Я всегда прихожу в это время. – Юнга стоял с подносом, ожидая, когда я его впущу.

– М-да. Заходи. – Я попятился и сел на кровать. – Ты не видел тут человека с веревкой на шее, а?

Рики поставил поднос на стол:

– Нет, сэр. А если увижу, что мне ему сказать?

Я сфокусировал взгляд на прикроватном столике, чтобы он не плыл у меня перед глазами. Стол замедлил движение, но не перестал вращаться.