Читать интересную книгу Надежда гардемарина - Дэвид Файнток

– Известно ли тебе, Ники… – Он запнулся, видимо, заметив, что мне неприятна его фамильярность, и продолжал: – Знаете ли вы, командир, что Правительство Объединенных Наций было когда-то оплотом борьбы за либеральные перемены? Источником великих реформ в начале двадцать первого века?

– Вы называете реформы 2024 года либеральными? Они наложили запрет на стимуляторы, азартные игры, скачки и в какой-то мере на секс.

– Консервативные устремления существуют и в либеральные времена, – заметил он. – Строй, во главе которого стояло Правительство Объединенных Наций, был терпимым: свободный федерализм в масштабах земного шара.

– Мятежное Время. Сумасшествие вседозволенности.

– Потом реакция, – сказал он. – Эра Закона. Она началась после Последней Войны, когда Америка и Япония утратили свою власть над миром, основанную лишь на финансовом могуществе! Опустошение Японии, Китая и большей части Африки нарушило мировой баланс власти и сделало Объединенные Нации единственным сильным глобальным институтом.

Во мне росло раздражение. До конца дня я должен принять решение – от меня зависит жизнь троих человек.

Он продолжал:

– Христианское Воссоединение захлестнуло Европу, ставшую самым влиятельным регионом мира. Правительство Объединенных Наций становилось все более консервативным и авторитарным. Выпустило Единый доллар, стало вмешиваться в локальные конфликты, словом, взяло власть в свои руки. Решающим шагом явилось включение британского Военно-Космического Флота в состав армии Правительства Объединенных Наций.

Я кивнул. Военно-Космической Флот играл главную роль в вооруженных силах, и это было предметом моей гордости. Вступить в военный флот мне и в голову не приходило.

– Правительство Объединенных Наций установило также единые стандарты в области образования, заработной платы. Ладно, не будем вдаваться в детали. – Он виновато улыбнулся, – Реакция на либерализм началась как раз, когда мы стали колонизировать космос.

Я спросил:

– Взбунтуйся мы против центральной власти в момент формирования колоний, разве не стали бы они тогда фактически независимыми?

– Не совсем, Ник… э-э, командир. Бунтарство, выразившееся в стремлении бежать от власти, было одной из движущих сил колонизации. Но колонии не могли существовать совершенно самостоятельно, и в результате контрреакции оказались под полным контролем Правительства. Ваш Военно-Космической Флот и есть главный инструмент этого контроля. Вот почему груз и пассажиры перевозятся в колонии и обратно только на военных судах.

По той же причине губернаторами колоний часто оказываются адмиралы.

– Я думал, это потому, что они наиболее опытные.

– Да, автократические лидеры. На самом же деле что губернатор колонии, что командир, оба – автократические символы Правительства.

Я попытался уловить его мысль:

– И поэтому вы говорите, что маятник качнулся в одну сторону и мы застыли?

– Колонии сопротивляются давлению центрального Правительства. И Правительство вынуждено проводить репрессии, чтобы удержать власть.

– Это похоже на диктатуру.

Через неделю после того, как я стал гардемарином, мне вручили карточку избирателя, и я всерьез воспринимал нашу демократию.

– Власть Правительства выводится из Христианского Воссоединения. Иеговистская церковь объединила разрозненные веками религиозные течения. Правительство Объединенных Наций – проводник и защитник нашей государственной религии, которая, в свою очередь, поддерживает власть центрального Правительства.

Меня покоробило. Терпеть ересь я не собирался.

Как бы в подтверждение моих мыслей он добавил:

– В вашем лице соединены судья и священник. Наша система застыла: колонии оказывают сопротивление властям, государство и церковь, ужесточая законы, по сути дела, творят произвол. Так продолжается уже семьдесят лет.

Я поднялся и в волнении заходил по каюте.

– Можно ли поддерживать тираническое Правительство, если по его законам Таук и Рогов заслуживают смерти? Без таких законов зла было бы куда меньше.

В Последней Войне хватало жестокости. А представьте себе межпланетную войну!

– Но, с точки зрения либерала, свобода стоит риска.

– То же самое скажет консерватор о цивилизации, – Ибн Сауд, родившийся в Саудовских Эмиратах, несомненно, был консерватором.

Покинув его, я снова поднялся на первый уровень. На мостике все было спокойно. Я оставил пилота и Вакса скучать и продолжал бродить по кораблю.

В баркасном ангаре было холодно и пусто. Надев костюм, я связался с мостиком и предупредил, что иду в трюм.

С работающим антизапотевателем я поднялся по лестнице в предназначенный для прохода людей узкий коридор, тянувшийся вдоль огромных грузовых отсеков, упаковочных клетей, контейнеров, громоздкого машинного оборудования и сельскохозяйственных инструментов. Костюм не защищал от вакуума, лишь обеспечивал организм воздухом. Давление в трюме было нормальным, но воздух не прогоняли через рециркулятор.

Я направлялся к острию карандаша, находившемуся далеко от расположенных в машинном отделении гравитронов. По мере удаления от них я чувствовал, как мой вес уменьшается. Еще кадетами мы обязаны были выучить наизусть правило обратного квадрата, по которому изменялась сила притяжения, но ничто не делало его таким понятным, как практическая демонстрация.

Корпус корабля начал сужаться. Я приблизился к наиболее узкой точке носа «Гибернии», забрался на самый верх лестницы и стоял прямо на носу корабля, едва не уплывая с лестничной площадки. Пробежался взглядом по ребристому остову корабля до самого диска.

Живя в диске, в самой гуще людей, я становился невольным свидетелем конфликтов и недовольства, решение этих вопросов входило в компетенцию командира.

Но здесь, на носу «Гибернии», я впервые почувствовал сложное переплетение металла и электроники, составляющее корабль, связанное в единое целое силовыми кабелями, пронизывающими его ткань, и питаемое энергией синтеза.

Мы были странным ритуализированным обществом, все жизненное пространство ограничивалось диском, и забывали о конечной цели нашего путешествия – привести эту громаду со всем ее багажом и пассажирами в порт, где их поглотят быстро растущие колонии.

Я сел на лестничную площадку, свесив вниз ноги.

Многочисленные правила нашего поведения на борту – строгое разделение пассажиров и экипажа, суровая иерархия в чинах от матроса до офицера, особое положение командира – были придуманы для того, чтобы упростить нашу жизнь, свести до минимума принимаемые решения, чтобы, движимые разными стремлениями и желаниями, мы, человеческие существа, привели это великолепное, сложное и чрезвычайно дорогое судно в безопасную гавань.

Без наших уставов и корабельных традиций мы буквально утонули бы в море без конца возникавших перед нами проблем. Проблем иерархии: кто способнее, сильнее, мудрее. Проблем этики поведения: какие взаимоотношения обеспечивают наиболее успешное функционирование корабля. Проблем внутреннего управления: каким стремлениям и желаниям давать ход, а каким – нет.

«Гибернией», этой огромной массой железа и электроники, мчащейся на невообразимой скорости сквозь бесконечную пустоту, не смог бы управлять тот, кто не в ладу с другими и с самим собой.

Поэтому рассуждения Ибн Сауда о репрессиях, сменявшихся терпимостью, вряд ли были уместны на корабле. Чтобы выжить, чтобы не погрязнуть в бесконечной драке за место в корабельной иерархии, на «Гибернии» следовало жестко поддерживать общественный строй. На нашей маленькой планете просто не оставалось места для аутсайдеров, неудачников, одиночек. Необходимо было подстраиваться. А это надо уметь. Даже один выступающий против системы мог погубить корабль.

Не исключено, что нечто подобное случилось и на «Селестине», когда она оказалась за пределами человеческой цивилизации. К сожалению, мы об этом никогда не узнаем.

Без иерархии «командир – офицеры – матросы» невозможно поддерживать структуру, в которой мы функционируем, и защищать нашу общественную систему здесь, куда не доходят лучи нашего Солнца, приходится без посторонней помощи. Я понял наконец, что должен делать, и стал медленно спускаться по лестнице к диску.

15

– Главному инженеру Макэндрюсу подняться на мостик. – Я ходил взад-вперед, не в силах от волнения усидеть на месте. Где бы ни был шеф, он услышит мою команду. Я снова взял микрофон и вызвал доктора Убуру. Вакс и пилот, которые были в это время на вахте, молча наблюдали за мной.

– Вакс, соберите гардемаринов, и, пожалуйста, без лишнего шума. Никто не должен знать, что все офицеры на мостике.

– Есть, сэр. – Он отправился выполнять приказ. Нетерпение мое возрастало. Как только все собрались, я захлопнул люк и скомандовал: