Читать интересную книгу Великая ложь XX века - Юрген Граф

На следующий день был сложен первый костер и Флосс открыл тайну, как делал костер. Он объяснил, что не все трупы горят равномерно. Есть хорошие и плохие трупы, огнестойкие и легковоспламеняющиеся. Искусство состояло в использовании хороших трупов для сжигания плохих. Судя по его опыту, – очевидно, весьма богатому – старые трупы горели лучше свежих, толстые лучше тощих, женщины лучше мужчин; дети горели лучше мужчин, но хуже женщин. Из этого следовало что лучшими были старые трупы толстых женщин. Флосс откладывал их в сторону наряду с мужчинами и детьми.

Когда было вырыто и рассортировано около тысячи трупов, занялись их укладкой, причем хороший горючий материал клали вниз, а плохой – наверх. Флосс отказался от предложенной ему канистры с бензином и приказал принести дрова. Спектакль должен быть безупречным. Дрова положили под колосниками маленькими кучками, как в лагерном костре. Наступил нужный момент. Флоссу торжественно вручили коробку спичек, он нагнулся, поджег первую кучку, потом вторую и, когда дрова наконец запылали, проследовал своей оригинальной походкой к офицерам, ждавшим в некотором отдалении.

Пламя разгоралось и вот уже добралось до трупов, сперва как бы боязливо, но затем охватило их сразу... Вдруг костер запылал ярким пламенем. Пламя рванулось ввысь, поднялись облака чада, раздался сильный треск, лица мертвецов исказились, мясо стало лопаться. Адское зрелище. Даже эсэсовцы на минуту окаменели и молча взирали на чудо. Флосс сиял. Разжигание костра было лучшим моментом в его жизни...

Это событие надо было отметить. Принесли столы, поставили их напротив костра и наставили бутылок со шнапсом, пивом и вином. День клонился к ночи и высоко пламя костра казалось отражается в вечернем небе, тогда как на горизонт закатывалось великолепным заревом солнце.

По условному знаку хлопнули пробки и фантастический праздник начале. Первый тост был за фюрера... Экскаваторщики вернулись к своим машинам. Когда эсэсовцы с шумом поднимали бокалы, машины пришли в движение: стальные стрелы резким движением пошли вверх, изображая ответное нацистское приветствие. То был сигнал. Мужчины десять раз вскидывали руку и каждый раз звучало «Зиг хайль!» Ожившие машины отзывались на приветствие людей-машин и воздух дрожал от здравиц фюреру. Празднование длилось до тех пор, пока костер не потух После тостов начались песни, зазвучали дико-страшные песнопения, полные ненависти, мерзкие песни в честь вечной Германии".

Историческая наука лишь слегка отретушировала эти рассказы Гросмана и Стейнера. Гросман-де допустил маленькую ошибочку, назвав 3 миллиона убитых; в действительности их было 750 000-900000 (ну пусть 800 000). Другой оплошностью были фразы о камерах, в которых работал пар или из которых откачивали воздух, тогда как истребление производилось исключительно с помощью газа.

Сколько же газовых камер имелось во втором по величине лагере уничтожения?

Согласно нюрнбергскому документу Р8-3311 ни одной. В нем упоминаются только паровые камеры. 13 – по Стейнеру. 10 – по Гёссу Одна, если верить фильму «Шоа» Клода Ланцмана. Парикмахер из Треблинки Абрам Бомба в разговоре с режиссером упоминает только одну газовую камеру. К этому разговору мы еще вернемся.

Как и в случае с Бухенвальдом, займемся арифметикой: суммируем и разделим названные четыре цифры и получим научно обоснованный результат – в Треблинке было 6 газовых камер. Эта цифра в точности соответствует названной на треблинском процессе в Дюссельдорфе и к данному результату суд, несомненно, пришел сходным путем [223].

Анализируя драматические события в Треблинке в июле 1942 – августе 1943 года, мы опираемся на слова Гросмана и Стейнера, а также на три других ключевых источника:

«Нацистские лагеря уничтожения в зеркале немецких уголовных процессов» Адальберта Рюккерля, бывшего директора Центрального бюро по расследованию нацистских преступлений в Людвигсбурге. В этой книге приведены исторические сведения, полученные в ходе строго юридических процессов в свободной и демократической ФРГ.

Сборник «Лагерь смерти Треблинка», изданный Александром Донатом, в котором многочисленные, достойные доверия очевидцы-евреи бичуют жизнь в Треблинке.

«Шоа» Клода Ланцмана. Кто не сумел посмотреть этот фильм, длящийся 9,5 часов, может прочесть его текст в книге, вышедшей под тем же названием в «Дойче ташенбух-ферлаг», в серии «Современная история». На клапане обложки написано: «Это, по общему мнению, – самая тщательная, добросовестная и уникальная документация об истреблении евреев в Третьем рейхе». Сей труд можно самым энергичным образом рекомендовать любому человеку, интересующемуся историей, поскольку Ланцман (французский еврей) собрал под свои знамена суперсвидетелей, сливки: Врбу (это он писал о глазке, в который смотрел Гиммлер), Мюллера (у него описаны младенцы, которые варятся в кипящем человеческом жире) и его святейшество Гильберга, главного жреца холокоста! Последний просто потрясает острым интеллектом, когда говорит, почему нацисты не скрывали движение составов смерти в Треблинку: "меня удивляет, отчего на документе о движении составов смерти – не только на нем, но и на остальных – нет слова «секретно» [224].

Если бы оно имелось, то получатели, естественно, заинтересовались бы, у них возникли бы вопросы, обострилось бы внимание...

Особенно захватывающе звучит в «Шоа» диалог между Ланцманом и парикмахером Бомбой [225]:

Ланцман: «Сколько времени Вы провели в Треблинке?»

Бомба: «Около четырех недель... Вызвали рабочих-евреев и спросили, есть ли среди них парикмахер... Нашли меня, а я назвал других парикмахеров, известны мне... Мы ждали. Нам отдали приказ идти вместе с ними, с немцами. Они довел нас до газовой камеры, находившейся во второй зоне лагеря...»

Ланцман: «Сколько дней Вы непосредственно работали в газовой камере?»

Бомба: «Неделю или дней десять...»

Ланцман: «Ну и что это была за камера?»

Бомба: "Она была невелика, приблизительно четыре на четыре метра. Несмотря на это, немцы набили в помещение много женщин. Они лежали друг на друге. Как я уже сказал, мы не знали, что за работа нам предстоит. Вдруг появился капо: «Парикмахеры, вы должны вести себя так, чтобы входящие женщины думали, будто их только подстригут, затем душ, а потом они опять выйдут». Но мы-то уже знали, что из этого места не выходят, что оно – последнее и живым выбраться из него нельзя... Мы старались, как могли...

Ланцман: «Нет, нет...»

Бомба: «Старались быть людьми... Женщины были раздеты, совершенно голые, без ничего... Дети тоже, потому что они выходили из раздевалок в бараках, где должны были раздеваться, прежде чем попасть в газовую камеру... Я, следуя приказу, срезал волосы, как делал бы парикмахер при обычной стрижке, стремясь уложиться в определенное время... Мы делали мужскую стрижку, наголо не стригли. Должно было создаваться ощущение нормальной стрижки».

Ланцман: «А зеркало было?»

Бомба: «Нет, не было ни зеркала, ни скамеек, ни стульев, только скамейки и 16-17 парикмахеров. А людей было...»

Ланцман: « Сколько Вам нужно было обработать женщин за один заход?»

Бомба: "За раз? Около 60-70 женщин... Когда кончал с одной группой, следующая уже ждала: 140-150 женщин. И немцы уже все приготовили. Они приказывали нам выйти из газовой камеры через несколько минут, минут через пять. Потом пускали газ и всех душили... На другом конце стояла команда, вытаскивавшая трупы. Не все были мертвы. Все было убрано за две, а то и за одну минуту... "

Ланцман: «Что Вы ощутили, увидев впервые обнаженных женщин и детей, что почувствовали?»

Бомба: 'Там невозможно было что-либо почувствовать или ощутить... Когда был парикмахером в газовой камере, прибыл транспорт с женщинами из мое родного Ченстохова... Некоторых я хорошо знал. Увидев, они стали меня обнимать: «Абе, что ты здесь делаешь? Что с нами будет?» Что я должен был сказать им? Что Вы им могли бы сказать? Среди стригущих был один из моих друзей, который моем городе тоже был хорошим парикмахером. Когда его жена и его сестра вошли в газовую камеру...

Ланцман: «Продолжайте, Абе, это нужно».

Бомба: «Слишком ужасно...»

Ланцман: « Прошу, продолжайте...»

Бомба. «Он попытался заговорить с ними, но ни им, ни другим он не мог сказать, что то были последние минуты в их жизни, так как за ним стояли нацисты, эсэсовцы, и он знал, что, сказав хоть слово, он разделит судьбу обеих женщин...»

Бомба не упоминает, сколько человек могла вместить газовая камера, эту информацию дает Элиау Розенберг, другой уцелевший в Треблинке и свидетель на многих процессах. В своем свидетельстве, написанном в Вене в 1947 году, он констатирует [226]:

«Вскоре после того (т.е. после марта 1943 года) были построены новые газовые камеры, вмещавших до 12 000 человек».

Как работал механизм лагеря смерти, рассказывает Рахель Ауэрбах в книге «Поля Треблинки», вышедшей в 1947 году и помещенной на первом месте в сборнике Доната. Согласно Ауэрбах, в августе – сентябре 1942 года в Треблинку каждый день прибывало 6-10 тыс. евреев. Сошедших с поезда ожидало следующее [227]: