Балы, маскарады Музыкального собрания, действительно, гремели — «в начале царствования Императора Александра I, — читаем мы такие строчки[281], — в доме Коссиковского находилось Музыкальное собрание, род клуба, в коем были членами все знатнейшее сословие Дворянства. Блестящие балы, посещаемые Августейшею Императорскою Фамилиею, служили средоточием удовольствий лучшего общества и разливали веселость на всю столицу».
Когда Музыкальное общество выехало из дома «с колоннами», дома Чичерина — Куракина — Коссиковского, на его месте водворилось Танцевальное собрание, впоследствии переменившее название на «Благородное собрание». Это танцевальное собрание устраивало между прочим и маскарады, между ними заслуживал внимания маскарад 30 ноября 1817 года[282] в пользу инвалидов. Афиша или извещение о маскараде была составлена очень подробно и заключала в себе небезынтересные для нашего времени подробности. Прежде всего «для маскарада сего присоединяются все комнаты бывшего музеума, предоставленные на сей раз хозяином дома первостатейным купцом Андреем Ивановичем Коссиковским, по уважению благонамеренного сего предприятия без всякой платы, а потому приезд в маскарад назначается к 2-м подъездам, к обыкновенному в собрание с Невского проспекта и к бывшему музеуму с большой Морской». Таким образом, первостатейный купец А. И. Коссиковский вложил свою лепту в пользу инвалидов. Устроители маскарада хотели привлечь как можно более посетителей, поэтому плата была назначена сравнительно небольшая — 5 рублей с персоны и, кроме того, были введены две льготы: первая из них покажется нам немного странною — «гостям не воспрещается на сей раз вход в сапогах». Не надо забывать, что в то время посетители балов должны были быть в башмаках и длинных чулках — разрешением входа в сапогах безусловно увеличивался контингент тех, которые могли пойти на этот маскарад. — Вторая льгота касалась маскарадных костюмов, а именно: «предоставляется на волю каждого маскироваться, кто как заблагорассудит, с соблюдением однакож в костюмах и нарядах должной благопристойности, в шубах, шинелях, сертуках и шлафроках и прочем сему подобном никто впущен не будет». — Первое время на петербургских маскарадах был допускаем только один костюм — домино, и об этом публика извещалась; на маскараде же в пользу инвалидов было разрешено вообще маскарадное платье.
Самый маскарад должен был пройти следующим образом:
«Маскарад начнется в 9 часов вечера и продолжится до 5 часов утра, а в 12 часов по сделанному сигналу известятся о начале бала в большой музыкальной зале, почему желающие заниматься танцами снимают маски (таким образом танцовать в масках не разрешалось), не имеющие расположения к танцам и замаскированные, дабы не стеснять танцующих, выходят из сей залы за колонны и проводят время в прочих покоях, где пожелают. Танцующие длинный польский могут из сей залы проходить чрез все комнаты собрания и бывший музеум и оттуда обратно, для чего в разных местах будет поставлена музыка»: В заключение афиша указывала, что, кроме платы за вход, «с благодарностью принимались пожертвования». Устроители собрания высказывали уверенность, что «старшины сего собрания употребят всевозможное старание, дабы г.г. члены посетители имели полное и беспрепятственное в сем увеселении удовольствие, надеясь, что и они с своей стороны соблюдением порядка и приличия равномерно к сему содействовать будут».
Мы так подробно остановились на этом маскараде главным образом потому, что им было положено начало ежегодных представлений и развлечений в пользу инвалидов, и в этом маскараде должна была проявиться общественная инициатива, — и не забудем, что в тот же год (1817 г.) директор военной полиции де Санглен писал: «Здесь учредились, учреждаются и впредь учреждаться будут общества под видами патриотическими... Я готов согласиться, что мнение антрепренеров может быть хорошо, как и их побуждения: но должно ли в монархических правлениях то позволять — это другой вопрос. В республиках это необходимо; по в монархическом правлении все противно сему. Здесь Государь есть Отечество. Они — нераздельны, от Него (соблюдаем орфографию того времени) нисходит все и в Нем, как в единице, все и соединяется. Счастие и несчастие ниспадает из рук Его, как из урны провидения. Инвалидов кормить есть дело Его. Он — Отечество и никто из частных людей в сие дело вмешиваться бы не долженствовал»[283].
Как видим, директор военной полиции полагал, что частная благотворительность, частная инициатива возможна лишь в республике, в монархическом государстве она неуместна, так как подрывает самый принцип монархизма, и, вспомнив эти взгляды военной полиции, мы должны на устройство маскарада посмотреть совсем с иной точки зрения, чем в настоящее время, — устройство маскарада, очевидно, было большим, требующим многих забот делом».
В 1851 — 1853 годах появилась снова попытка эксплоатировать для музыкальных целей рассматриваемое нами помещение. «Всем известный здесь фортепианный фабрикант Лихтенталь— читаем мы такие строчки в 1851 году[284], — нанял для своего магазина великолепное помещение в доме Коссиковского, в котором был клуб или малое мещанское общество, возобновил эти прекрасные комнаты, устроил в них свои магазин, а залу оставил для концертов. В зале могут помещаться более 600 особ, эту залу Лихтенталь намерен отдавать для концертов только известным у нас артистам, одобряемым высшим обществом». Но несмотря на усиленную рекламу, которая делалась о зале Лихтенталя, несмотря на то, что Лихтенталем приглашались, действительно, выдающиеся артисты — публика плохо посещала концерты Лихтенталя. Эта неудача объяснялась тем обстоятельством, что в этом доме долгое время был знаменитый бюргер-клуб или мещанское общество, и представители нашего beau-mond'a считали ниже своего достоинства ходить в эту залу. Но крайней мере так объяснял неудачу затеи Лихтенталя Булгарин. Указав, что во времена Александра I здесь были «блистательные концерты Музыкального общества (о них мы говорили выше), на которые собиралось все высшее общество столицы», Булгарин писал дальше[285]: «Не знаю, какими судьбами в этих самых комнатах помещался малый бюргер-клуб, но с тех пор, кажется, забыли, что зала построена именно для музыки и имеет большие акустические достоинства. А. Лихтенталь, переехав в эти комнаты, посвятил залу для концертов. Он совершенно возобновил не только залу, но даже и лестницу, и теперь это едва ли не лучшее концертное место. Конечно, несколько тысяч не войдут в залу, но 300 человек удобно в ней могут поместиться. У Лихтенталя давали концерты знаменитый Серве, Лист, Мауер, Рубинштейн, и после этого, кажется, не стыдно ни одному артисту играть в зале Лихтенталя. Малейшие признаки бывшего здесь клуба исчезли»...