Читать интересную книгу Привал на Эльбе - Петр Елисеев

— Шутка шуткой, а кушать это мясо не разрешаю. А то положу вас в санчасть, и будете сухари грызть.

— А веревка там есть? — сделав серьезное лицо, спросил Кондрат Карпович.

— Зачем? — удивилась Вера.

— Чтобы привязать, — заметил Михаил, — а то сбежит.

— Ох, друзья, беда мне с вами.

В комнату влетел дневальный, звякнул шпорами.

Задыхаясь от бега, доложил:

— Товарищ командир эскадрона, тревога!

— Седлать! — крикнул Михаил и бросился в дверь. — Вы останетесь в санчасти, — сказал он отцу.

— Что? Казак воюет в поле, а не в бабьем подоле! — гаркнул Кондрат Карпович и выскочил за сыном во двор.

Эскадрон выстроился в условленном месте, в балке. Михаил поскакал к командиру полка. Конь споткнулся, Михаил вылетел из седла. «Ротозей», — отметил про себя Кондрат Карпович, досадуя на сына, за которым наблюдал.

Тревога была учебная. Вскоре кавалеристы вернулись на свои места. Кондрат Карпович зашел в хату с плеткой. Он сел на конец лавки и кусал усы. Немного спустя открыл дверь Михаил. Старик, ничего не говоря, тяжело ударил сына по плечу толстой шестигранной плетью.

— Папаня, за что?

— Молчи! Не ватрушки жевать приехал. Как упасть мог? Меня, старого казака, позоришь. Поводья надо натянуть, когда скачешь. Тогда конь не споткнется, — снова замахнулся он плеткой.

— Перестаньте! — крикнул Михаил. — Человек не лошадь, можно и словом побить.

— Словом, — передразнил Кондрат Карпович. — Лучше бы я месяц просидел на губвахте, чем видеть такой срам. Елизарова сын, офицер кавалерии, с коня упал.

— Папаня, не будет этого больше, — как маленький, заверил Михаил.

— Меня отец чембурами учил, и спасибо ему, Десять годов я службу нес» ни разу не клевал землю. Думаешь, сладко мне, что ты осрамился перед всем полком? — старик закрутил цигарку, протянул кисет сыну и вышел.

Вбежал Элвадзе. Михаил бросился к нему, будто месяц не виделся. Он зажег спичку, увидев, что Сандро взялся за папиросы.

— Разрешите начать серьезный разговор, товарищ комэск.

Михаил насторожился.

— Ты почему ходил за «языком»?

— Я не ходил, он сам пришел, — улыбаясь, Михаил пожал плечами.

— Я тебя серьезно спрашиваю, — Элвадзе повысил голос. — Почему пошел без разрешения Пермякова? Если бы убили тебя, эскадрон без командира остался. Понимаешь?

Михаил не верил, что Элвадзе говорит всерьез. Но парторг наступал все резче и резче. Елизаров тоже не сдавался. Спор разгорался. Михаил всегда ценил мнение парторга, считался с ним, советовался по всем вопросам. Но сейчас не мог с ним согласиться.

— Я просто прогуляться пошел с отцом, — сказал Михаил.

— Это ты для близиру так сделал.

— Скажи по правде, почему вспылил? — уже дружески спросил Михаил. — Может, я подорвал твой авторитет, что не ты, а я достал «языка»?

— Неправильно понимаешь меня. Придется перенести наш разговор в другое место.

Командира и парторга эскадрона вызвали в штаб полка. Пермяков часто проводил совещания командиров подразделений совместно с парторгами. Он разобрал результаты тревоги, предупредил, что с часу на час может быть приказ о выступлении дивизии. Перед личным составом надо ставить задачи абсолютно точные, чтобы каждый понимал и знал свои действия. Больше храбрости, больше военной хитрости.

Затем Пермяков объяснил, что нужно делать парторгам, чтобы желание казаков, достойных быть в рядах партии, исполнилось.

Совещание закончилось. Элвадзе и Елизаров подошли к Пермякову. Парторг рассказал ему о споре. Командир полка, слушая доводы Элвадзе, строгим взором смотрел на Михаила. Он не знал, что за «языком» ходил сам командир эскадрона.

— Я всегда приветствую вашу инициативу, товарищ Елизаров, но приказ о захвате «языка» был отменен. А вы все-таки пошли. За самовольный уход из подразделения объявляю вам выговор. Правильно говорит парторг, что нам надо беречь командиров. Это отлично знает любой солдат.

Михаил был обескуражен. Он злился на Элвадзе, но не оправдывал и себя.

В комнату вошла Вера. Она сказала, что пора ужинать. Пермяков пригласил собравшихся на ужин. Элвадзе отказался, сказав, что ему надо приготовиться к политбеседе. Михаил тоже стал отпираться, но командир полка не отпускал его. Вера, незаметно дернув Михаила за рукав, шепнула:

— Вас ждет девушка…

— Девушка? — удивился Михаил. — Кто?

Но Вера не ответила.

Они вошли в небольшую теплую и уютную комнату, где квартировала Вера. Михаил был здесь впервые. Стоя у порога, он осматривал комнату. Возле двери висели на гвоздике шинель и медицинская сумка. Столик накрыт накидкой кремового цвета. На одном углу были вышиты буквы «ВУ» — инициалы Веры Усанейко.

Михаил невольно вспомнил подарок Галины Николаевны, достал его, развернул и положил на стол.

— Вам нравится эта вышивка?

— Шелковая роза, какая красивая! — восхищалась Вера. Она отлично знала, чей это подарок, — он уже однажды говорил ей об этом. Но виду не показала.

Михаил принялся расхваливать девушку, подарившую шелковую розу, обрисовывать ее портрет. Говорил он увлеченно, не уставал восхищаться.

Вера оборвала:

— В таких случаях говорят; влюбился по уши.

Девушка вышла, чуть хлопнув дверью. Михаил до сих пор не мог ей простить, что она когда-то стояла рядом с Пермяковым, улыбаясь ему. Хотел помириться, но гордость не позволяла сделать этого.

Михаил расхаживал по комнате. Глаза слипались.

С тех пор как его назначили командиром эскадрона, он никогда не высыпался. Когда шли бои, бились круглые сутки. Наступило затишье — день и ночь точат клинки. Днем он казаков обучает, вечером готовится к занятиям, утром — командирская учеба, служба. Так каждый день. Михаил посмотрел в окно. Чуть темнело. Взор его задержался на рисунках мороза. Ему захотелось запомнить их. Он взял записную книжку, что-то записал.

Вошли Вера, командир полка и девушка в шинели с медицинскими погонами.

— Галина Николаевна! — удивился и обрадовался Елизаров.

— Здравствуйте, Михаил Кондратьевич! — воскликнула девушка, протянув ему руку.

Галине Николаевне после окончания аспирантуры разрешили отправиться на фронт. Ее назначили в полевой госпиталь, находившийся не очень далеко от кавалерийской дивизии. Она приехала повидаться со своим другом Пермяковым. Михаил помог ей снять шинель. Она одернула гимнастерку, подтянула ремень, стала зачесывать волосы, не успевшие еще отрасти после модной стрижки «под польку».

Михаил смотрел на уральскую девушку в офицерской форме. «Только бы глядеть на нее, — уговаривал он самого себя, — на что Вера красивая, но не сравнить с ней». Галина Николаевна была чуть выше Веры, волосы у нее чернее, чем у белоруски, лицо чистое, белое, а у Веры — обветренное, щеки впалые и бледные. Галина Николаевна румяная, глаза большие, черные, с длинными ресницами. «Счастливый Пермяков, — с какой-то завистью подумал Михаил, — любит его такая красавица и умница».

Пермяков увидел на столе шелковую розу — радостно воскликнул:

— Ты привезла для того, чтобы мы вспомнили веселые прогулки?

— Ты еще не видел ее? — взяла Галина Николаевна шелковую розу в руки. — Михаил Кондратьевич, — неодобрительно сказала она, — какой вы невнимательный! Я же просила вас показать подарок этому уральцу, — прижалась она к Пермякову.

— Понятно! Шелковой розе не хочется быть на уральском морозе, стремится на Дон, — с иронией заметил Пермяков.

Галина Николаевна взяла Пермякова за мочку уха, пригрозила:

— За такие слова уши дерут.

— Не подумай, что ревную. — Пермяков взял со стола записную книжку.

— Читать нельзя, — покраснев, предупредил Михаил.

— В обществе не может быть секретов, — заинтересовался Пермяков. — О, и здесь о шелковой розе!

— Тогда читай, — с любопытством стала смотреть Галина Николаевна в записную книжку: «Рисунки южного мороза пусть серебрятся на стекле, а уральская пусть роза на донской цветет земле».

— Слыхали аллегорию? Пишет о цветке, а думает об уральской девушке, — сощурил глаза Пермяков. — Почему, товарищ поэт, прямо, по-фронтовому не сказать: мне нравится уральская роза, но роза эта — вы.

— Тогда не роза, а репей получится, товарищ капитан, — отпарировал Михаил.

— Очко в пользу Елизарова! — воскликнула Галина Николаевна.

Вера стояла покрасневшая, обидевшаяся. Чтобы скрыть свое смятение, предложила:

— Прошу за стол.

Вбежал Тахав, чем-то явно озабоченный. Он приготовил на полковой кухне угощение для знакомой уральской девушки и теперь думал, что бы сказать такое смешное: это принято, когда башкиры приглашают гостей.

— Хотел сварить утку — гостей многовато. Хотел сварить гуся — гостей маловато; по числу гостей сварил костей, — он поставил на стол кастрюлю, из которой торчали голые кости.