Читать интересную книгу Смерч войны - Эндрю Робертс

Вследствие сообщений о немецких парашютистах — и достоверных, и мнимых — участились случаи самостийной расправы со своими же военнослужащими. Генерал Дмитрий Павлов, командующий Западным фронтом, безуспешно пытавшийся связаться с 10-й армией, сбросил на парашютах двух адъютантов, и их расстреляли как шпионов, потому что они не знали пароля, который был изменен накануне[329]. Сам Павлов не намного их пережил. Сталин вскоре отдал его под военный трибунал, и его тоже расстреляли за поражения на фронте.

К концу августа Россия, подобно Польше и Франции, была практически повержена. Больше половины европейской территории и почти половина населения, промышленного и сельскохозяйственного производства оказались во вражеских руках. К счастью, никто не сообщил русскому солдату о том, что Россия почти проиграла войну, и он так и не узнал правду, которая была известна генеральным штабам Британии, Америки, Японии, Германии и некоторым генералам в русской ставке. В конце июля после ожесточенного сопротивления пал Смоленск, отдав немцам 100 000 пленных, 2000 танков и 1900 орудий. Теперь между немцами и Москвой не было значительных городских преград, и с 21 июля немецкая авиация начала бомбить советскую столицу. Панику, охватившую город, подавлял шеф безопасности Лаврентий Берия, сооружая заграждения на выездах из Москвы и расстреливая тех, кто пытался бежать (хотя забальзамированное тело Ленина и звезды с кремлевских башен были тайно вывезены для сохранности в Сибирь)[330].

В Москве работникам физического труда по карточкам выдавали вдень по 800 граммов хлеба, работникам умственного труда — по 600, а всем остальным — по 400 (доноры крови получали чуть больше). Нормы мяса составляли, соответственно, 2,2 килограмма, 1,2 килограмма и 600 граммов на месяц. Все, кто терял продуктовую карточку — или ее крали, — обрекали себя на голодную смерть. Номенклатура — когорта людей, занимавших особое место в обществе благодаря вхождению во власть или заслугам, — пользовалась привилегиями, как это повелось с 1917 года. В условиях, когда зачастую стирается грань между жизнью и смертью, система нормирования продуктов питания, помимо неэффективности и коррумпированности, служила властям инструментом управления человеком, предоставляя возможность решать — кому жить, а кому умирать.

Сражение под Смоленском не закончилось после его захвата Гудерианом 15 июля. В начале сентября Тимошенко и Жуков предприняли контратаки, которые последний не без оснований квалифицировал как «великую победу». Им удалось сдержать дальнейшее продвижение немцев, по крайней мере на какое-то время. По мнению некоторых историков, Смоленская битва, замедлившая движение немецких войск к Москве, дала первый сигнал грядущего разворота войны в обратном направлении. Смоленское сражение длилось шестьдесят три дня, фронт боев растянулся на 390 миль, советские войска отступили на 150 миль, «невосполнимые» потери составили 309 959 человек из 579 400. Если к этой жуткой цифре прибавить 159 625 заболевших и раненых, то уровень понесенных потерь вырастет до ошеломляющих 80 процентов[331]. В Музее обороны Москвы хранятся документальные свидетельства, подтверждающие, что во многих школах только три процента юношей — выпускников 1941 года вернулись живыми с войны. В определенном смысле масштабы жертв не имели особого значения для русских штабов, поскольку потери быстро восполнялись, в то время как немцам делать это было значительно труднее. Один историк Восточного фронта писал: «За первые шесть недель войны — то есть до 31 июля — три германские группы армий потеряли 213 301 человека убитыми, ранеными, пленными и пропавшими без вести. Невосполнимые потери Советов к 30 сентября были в десять раз больше — 2 129 677 человек. Но в отличие от немцев это их, похоже, мало тревожило»[332].

1-я танковая группа Рундштедта прорвала оборону советской 5-й армии, приблизившись 11 июля к Киеву на расстояние десяти миль, но не смогла взять город. Быстрое продвижение немецких войск растянуло линии коммуникаций и материально-технического обеспечения, что создало серьезные проблемы для вермахта, усугублявшиеся к тому же действиями партизан в тылу Партизанские отряды, поначалу неорганизованные и неуправляемые, со временем превратились в грозную, хорошо вооруженную силу. Русские особенно почитают мученицу Зою Космодемьянскую, восемнадцатилетнюю девушку, повешенную немцами за поджог конюшни в деревне Петрищево. Ее пытали, но она не выдала партизан, крикнув перед смертью: «Всех не перевешаете, нас двести миллионов!»[333].

Гитлер сравнивал войну с партизанами с борьбой со вшами в окопах. «Завшивевший солдат, — говорил он, — должен сначала прикончить паразитов». Он надеялся, что партизан и подпольщиков в городах жандармерия «вырвет с корнем»: «Бандитов надо отлавливать по отдельности, как рыбу. Если британцы смогли справиться с кочевниками в северо-западных провинциях Индии, то мы должны сделать то же самое здесь»[334]. 22 июля 1941 года Гитлер сказал хорватскому министру обороны маршалу Славко Кватернику: не ему, а Сталину уготована судьба Наполеона[335]. Безусловно, его преследовал призрак императора, маячивший в русских степях. Геббельс отметил проблему Бонапарта для операции «Барбаросса» в марте 1941 года: «Реализация плана связана с определенными трудностями психологического порядка. Ассоциации с Наполеоном и т.д. Но мы их быстро преодолеем антибольшевизмом»[336]. По мнению Йодля, Гитлер выбирал путь вторжения в Россию, «инстинктивно боясь пойти той же дорогой, по которой шел Наполеон; упоминание Москвы вызывало в нем etwas Unheimliches (дурные предчувствия)».

5

Размах операции «Барбаросса» не сравним ни с одной из военных кампаний, имевших место в истории. Один исследователь писал:

«За один день немцы уничтожили четверть всей советской авиации. За четыре месяца они оккупировали 600 000 квадратных миль территории России, взяли в плен три миллиона красноармейцев, убили бесчисленное множество евреев и мирных граждан других национальностей, остановившись в шестидесяти пяти милях от Москвы. Но в последующие четыре месяца вермахт потерял 200 000 солдат и офицеров убитыми, 726 000 ранеными, 400 000 пленными и 113 000 — обмороженными».

Поразительное количество самолетов — 43 100 из 88 300 — за годы войны русские потеряли не в боях, а в результате неадекватной подготовки пилотов, недисциплинированности экипажей, поспешного ввода в строй новых типов истребителей и бомбардировщиков, безалаберного отношения к технике во время учений, производственных дефектов[338]. Таким образом, половину своей авиации русские угробили по собственной вине, другую половину разбомбили или сбили немцы.

Не везло русским и с танками, пока они не сосредоточились на производстве превосходного Т-34. КВ-1 с броней 75—95 мм (сконструирован в 1939 году и назван инициалами Клима Ворошилова) был недосягаем для снарядов большинства немецких танков, но уязвим для ударов с воздуха, как и почти все танки Второй мировой войны. К тому же он уступал немецким танкам в маневренности, и экипажам нередко приходилось самим его подрывать. КВ-1 имел 76-мм пушку, три 7,62-мм пулемета, экипаж из пяти человек и двигался со скоростью 35 километров в час. В равной мере тихоходным был и КВ-2: 52-тонный монстр с 75-мм броней, тремя пулеметами, 152-мм гаубицей и экипажем из шести человек. К сожалению, русские изготовили всего около тысячи таких «тяжеловесов». Более легким и соответственно более быстрым был 46-тонный ИС-2 (названный в честь Иосифа Сталина), несмотря на броню 90—120 мм и 122-мм пушку. Самоходные орудия напоминали танки, но они были дешевле, поскольку не имели подвижных башен. Самоходка СУ-152 стреляла 49-килограммовыми снарядами (одна гильза весила двадцать килограммов), которые сносили башни «тигров» и «пантер» на пятнадцать ярдов, и ее по достоинству прозвали «зверобоем». Жозеф Котин конструировал ее в январе 1943 меньше одного месяца, после того как Сталин в своей по обыкновению угрожающей манере объяснил, насколько необходимо такое орудие Красной Армии.

Нехватку оружия Сталин компенсировал угрозами. 28 июля 1941 года[339] он подписал известный приказ № 227 «Ни шагу назад». Все, кто отступал без особого на то распоряжения или сдавался в плен, объявлялись «изменниками Родины», а их ближайшие члены семьи отправлялись в исправительно-трудовые лагеря. Не избежал этой участи и сын Сталина, капитан Яков Джугашвили, командир артиллерийской батареи гаубичного полка 14-й танковой дивизии, захваченный немцами под Витебском в середине июля: его жена провела в заточении два года[340]. (В 1943 году Якова застрелили на периметре концлагеря для военнопленных при попытке к бегству, реальной или инсценированной для того, чтобы покончить с собой.)

После отступления советских войск из оккупированной Польши, Украины и Прибалтийских государств обнаружились ужасающие факты садистского насилия органами НКВД над людьми, совершенного перед приходом немцев. Ричард Оувери пишет: «Когда советские войска ушли и двери тюрем открылись, перед глазами очевидцев предстало жуткое зрелище: повсюду зверски изуродованные тела заключенных. Сотни узников были замучены до смерти, а не убиты, как обычно, выстрелами в спину или в голову. В одном случае на Украине энкавэдэшники динамитом взорвали две камеры, переполненные заключенными-женщинами. В другой тюрьме полы были усеяны вырванными языками, ушами, глазами»[341]. В Львове органы НКВД расстреляли четыре тысячи человек, в том числе почти всех заключенных городской тюрьмы, которая затем была сожжена.