Однажды она встретила шейха Мухаммада Таваккуля, и пригласила его зайти в лавку. Вежливо приняв его, спросила:
— Вы наверняка знаете, какие проблемы меня тревожат…
Тот любезно ответил:
— Да будет Аллах вам в помощь…
— Однако вы единственный, кому известна вся правда…
— Правда?
— Правда об обвинении.
— Я знаю только то, что выявило следствие…
— Но он поклялся, что невиновен.
— Установлено, что он убил девушку и сбежал.
Махасин в отчаянии вздохнула и попросила:
— Расскажите мне о семье моего мужа.
Мухаммад Таваккуль улыбнулся:
— Род их ведёт начало из самого сердца лидеров клана прошлых времён. О них рассказывают прямо-таки чудеса, однако сам я не доверяю фантазии жителей нашего квартала, ибо они уверены, что началось всё с добра, которое так же и закончилось в неясном прошлом. Они не отличат правду от вымысла, думают, погружённые в свои эмоции, и судят обо всём, исходя из собственного бедственного положения. Они верят, что иногда ангел спускается с небес, чтобы защитить того или иного из числа их предков…
— Аль-Фулали один из них?
— Нет. Эпоха, когда они были лидерами клана, закончилась. Больше ни один из них об этом и не помышляет. Большинство из них сегодня либо бедняки, либо ремесленники. Ваш муж принадлежит к единственному богатому семейству среди них. Его дядя — мастер Хидр — один из крупнейших торговцев, как и его родной брат. Вы желаете передать им детей?
Она быстро ответила:
— Нет. Я не стану избавляться от своих детей. Мне никто не нужен. А вас я расспросила только ради того, чтобы знать о том, о чём следует…
— А если они однажды придут и потребуют ваших детей себе?
Махасин горячо возразила:
— Я буду охранять их, пока это в моих силах…
Шейх поднялся, и уходя, сказал ей:
— Да будет Аллах вам в помощь…
44
Со временем Хилми Абдулбасит стал клиентом лавки. Неужели наблюдение за ней было в его планах? Однако хватит уже обманывать себя: эти голодные взгляды не принадлежали шпиону. В жизни своей она не сделала ничего, что бы заслуживало такого пристального наблюдения. Он ходил вокруг неё, увлечённо поглядывая и любезно улыбаясь. Его смущение выдавало скрытые намерения. Интуитивно она уже знала, что это означает, но игнорировала его, испытывая отвращение, однако избегала окончательного решения. Меж тем, тревога за будущее росла день ото дня.
Однажды он заявил:
— Да простит его Аллах…
Она с любопытством посмотрела на него, несмотря на то, что и так знала, что у него на уме. Он сказал:
— Оставил тебя одну с тремя детьми…
Она ничего не ответила, и он добавил:
— Даже если бы ему было суждено спастись от виселицы, тебе всё равно придётся ждать ещё восемь лет…
Она нахмурилась, и он с уверенностью заявил:
— Но ему не суждено спастись…
Она с грустью ответила:
— Аллах на стороне угнетённых…
Он настойчиво повторил:
— В жизни своей не слышал, чтобы убийце удалось избежать верёвки палача.
45
Тянулись тяжёлые, похожие друг на друга дни, обременённые нескончаемыми усилиями и досадой. Бременем ей служило ещё и то, что не было на этот раз человека, что наполнил бы её жизнь. Сложно ей было заниматься поставкой товаров в магазин, так что выручка снизилась, хотя пока что её было более чем достаточно. И она стала винить Самаху, осуждать его за то горе, что свалилось на неё. Особенно сильно это проявлялось в те моменты, когда на неё наваливалось раздражение и муки одиночества. Большую часть времени Руммана, Курра и Вахид убивали на улице без всякого присмотра, пока однажды местный шейх не заявил ей:
— Ваши дети подвергаются дурному влиянию, госпожа Махасин…
Она с сожалением ответила:
— А что я могу поделать? Они ещё не достигли того возраста, когда годятся для работы в лавке.
— Разве не лучше было бы для них, чтобы они учились торговому ремеслу, хотя бы для того, чтобы удержать их от влияния улицы?
Она мрачно заявила:
— Я никогда не оставлю их на милость людей, которым не доверяю…
От всего этого её раздражение и тревога лишь удвоились.
46
Хилми Абдулбасит так и не перестал обхаживать её. И вот однажды он нежно сказал ей:
— Мне жаль вас, госпожа Махасин…
Она твёрдо заявила:
— Я сильная и преуспевающая женщина.
— Но вы не свободны.
— Что вы имеете в виду?
— Вы всё ещё связаны с верёвкой палача.
— Я и так вполне довольна, — сказала она, нахмурясь.
— Но вы должны стать свободной для вашего блага и блага ваших детей.
Что он хочет этим сказать?
— Женщина, что находится в таком положении, как ваше, требует от мужа развода.
Она язвительно засмеялась, а он сказал:
— А что, если вашей руки попросит один порядочный мужчина, ведь вы и впрямь настоящая жемчужина?
И с этими словами он покинул её лавку, дабы избежать ответа, который не понравился бы ему.
47
Спустя несколько минут после его исчезновения до ушей её донёсся вопль, потрясший её до самого сердца. Она словно обезумев, выскочила из лавки, и увидела Вахида, катающегося в пыли, с лицом, истекающим кровью, а вдали двух мальчишек, что улепётывали оттуда в ужасе. Вынужденно игнорируя этих малолетних преступников, она подняла сына на руки и завопила, едва только внимательно рассмотрела его лицо:
— Ребёнок лишился глаза!
48
Сгустились тревожные тучи и с неба полился дождь треволнений и уныния. Досада заполонила всё вокруг. Нашёптывания искушения словно радуга проявлялись в полном блеске.
49
Перед лавкой остановилась двуколка. Махасин поднялась со своего места с любопытством. Из двуколки вышли двое — мужчина средних лет и юноша, оба облачённые в плащи из верблюжьей шерсти. Они подошли к ней, и мужчина спросил:
— Госпожа Махасин?
Получив положительный ответ, мужчина продолжил:
— Я Хидр Сулейман Ан-Наджи, дядя вашего супруга Самахи, а это — его младший брат Ридван…
Сердце её застучало в бешеном ритме. С трепетом она предложила им сесть и пробормотала:
— Добро пожаловать, вы оказали мне честь.
Хидр сказал:
— Нам следовало познакомиться друг с другом раньше, однако новости дошли до нас лишь вчера.
— Я хорошо вас понимаю…
Ей хотелось сказать, что ей многое о них известно, но тут же отказалась от этой идеи.
Хидр добавил:
— Мы родственники вашего мужа, и почтём за честь познакомиться с вами и с его детьми и будем рады служить вам.
— Это заслуживает благодарности, мастер Хидр…
— Мы верим в Божью помощь. Несправедливость, творимая над угнетённым, прекратится, — сказал Ридван.
— Самаха всё мне рассказал. Но разве вы не можете доказать его невиновность?
— Мы рискуем своей жизнью ради этого безнадёжного дела.
— А где дети? — спросил Ридван.
— В школе.
Она сразу же изменилась в лице, добавив:
— Младший в драке с другими детьми потерял один глаз.
Хидр и Ридван прониклись эмоциями и расстроились, что стало заметно по их лицам. Хидр сказал:
— Тяжело вам нести такое бремя, госпожа Махасин.
Она осторожно ответила:
— Я не слабая, просто это всё невезение.
Хидр и без того читал её мысли, однако заметил:
— Как вы представляете своё будущее?
— Они будут трудиться в лавке.
Хидр обвёл глазами лавку:
— Хвала Аллаху, средств к существованию тут более чем достаточно…
И мягко добавил:
— Может быть, если они будут у нас, им предоставится лучший шанс?
Она пылко ответила:
— Я не хочу отказываться от них!
Он пояснил:
— Мы не навязываем вам то, что вам неприятно, однако разве это справедливо лишать их лучшей жизни?
Она принялась кусать свои ноги, сама того не ведая, а Хидр меж тем продолжил:
— Мы не навязываем вам то, что вам неприятно…