Выросшая на отрезанной от мира ферме в Миннесоте, Брунгильда привыкла и полюбила холод. Она наслаждалась чистотой, даруемой низкой температурой. Часами каталась на лыжах под звездами, совершенно не обращая внимания на обмороженные и обветренные щеки. С возрастом она прибавила и в силе, и в росте и еще больше отдалилась от «ничтожных людишек» (так Брунгильда называла человечество, смотревшее на нее, как на уродку). В европейском университете благодаря природному таланту она стала успешной студенткой, даже несмотря на то что часто пропускала занятия. Когда Брунгильде все же приходилось являться публике и терпеть унижение и любопытные взгляды, она еще больше закалялась. Росли амбиции, решительность, жажда величия.
В данный момент она разговаривала по телефону в режиме громкой связи.
— Спасибо за поддержку, сенатор Барнс. Благодаря вашему решающему голосу штат только выиграет. Особенно когда фирма вашего брата возьмется за выполнение контракта. Надеюсь, вы понимаете преимущества работы с нами?
— Да, мэм, понимаю и благодарю вас. Пришлось уладить небольшой конфликт интересов, но мы с братом довольно близки, если вы понимаете, о чем я.
— Да, сенатор. Вы уже говорили с президентом?
— Только что звонил главе аппарата. Белый дом наложит вето на любой законопроект, противоречащий нашим планам. Президент твердо верит, что частный сектор управится с работой куда лучше правительства. Даже если речь идет о тюрьмах, социальном страховании и водоснабжении.
— Законопроект Кинкейда получил поддержку?
— Совсем небольшую, минимум голосов. Мне чертовски стыдно за Кинкейда и его выходку. Он мне так нравился. Теперь войска собрать некому, и наш проект никто не перебьет.
— Отлично. А как поживают остальные законопроекты о приватизации?
— Замечательно. Следите за новостями — и скоро увидите, как водоснабжение по всей стране перейдет в частную собственность.
— Значит, проблем никаких?
— Ну, одна есть... В столице моего штата редактор местной газетенки поднял шумиху. Боюсь, он может спутать нам карты.
Спросив имя редактора, Брунгильда сделала зарубку в уме. На столе она не держала ни ручек, ни бумаги — во всем полагалась на память.
— Кстати, сенатор Барнс, вклад в кампанию по вашему переизбранию оказался достаточным?
— Да, мэм, это очень щедро с вашей стороны, если учесть, что конкурентов у меня практически нет. Когда у тебя под рукой такие средства на ведение войны, противники трусят.
На панели телефона замигал красный огонек.
— Я вам перезвоню, сенатор. До свидания.
Брунгильда нажала на кнопку, и в стене открылась дверь.
Вошли братья Краджик, как всегда в черной коже.
— Докладывайте, — велела хозяйка.
Тонкие губы братьев растянулись в одинаковых людоедских улыбках.
— Мы поджарили Фермера...
— ...и того юриста, как вы хотели.
— Все прошло гладко?
Братья кивнули.
— Власти не станут заморачиваться по поводу гибели Фермера, — заметила Брунгильда. — У юриста вполне могли быть враги. Дальше, есть подвижки по делу о взрыве на нашем производстве в Мексике.
Она коснулась монитора, и на экране всплыли две фотографии. Первый снимок показывал Остина и Завалу в вестибюле фабрики. Второй — их же, только на палубе «Триглы» у берега Энсенады. Посмотрев на широкоплечего беловолосого Остина, Брунгильда перевела взгляд на симпатичного брюнета Завалу.
— Вы знаете этих двоих?
Братья пожали плечами.
— Курт Остин, глава Команды особого назначения НУМА, и Хосе Завала, член этой самой команды.
— Когда приступать...
— ...к ликвидации?
Температура в комнате понизилась еще на пару градусов.
— Если взрыв в Нижней Калифорнии — их козни, они заплатят жизнью. Пока ждем. Есть одно небольшое дело, требующее внимания. — Брунгильда назвала имя редактора газеты. — Все. Можете идти.
Братья спешно покинули комнату, словно спущенные с привязи гончие. Оставшись наедине с собой, Брунгильда откинулась на спинку кресла. Она размышляла о взрыве на подводной станции. Вся работа насмарку, и что еще хуже — пропал запас катализатора. Ее полные ненависти глаза уставились на портреты Остина и Завалы.
Ничтожные людишки, — прорычала Брунгильда и одним движением руки погасила монитор.
ГЛАВА 17
Закрыв кран, Пол еще раз с истинно научным восхищением изучил конструкцию душа: стекая по деревянной трубе, вода распрыскивалась через крохотные дырочки в выдолбленной тыкве. Напором можно было управлять при помощи одного-единственного деревянного вентиля. Отработанная вода утекала через отверстия в дощатом полу. Выйдя из кабинки, Пол обтерся хлопковым полотенцем, завернулся в другое и проследовал в соседнюю комнатку, освещенную глиняными лампами.
Гаме растянулась на кровати с травяным матрасом. После душа она расчесалась, заплела волосы в косы и теперь, завернутая в полотенце на манер римской тоги, ела фрукты из объемистой чаши. Ни дать ни взять жена патриция. Оглядев Пола, полотенце которому было явно мало, Гаме спросила:
— Ну, как тебе здесь, дитя природы?
— Даже в цивилизованном мире я видывал душевые худшего качества.
— А ты знал, что степень цивилизованности прямо пропорциональна сложности водопроводной системы?
— Если забыть про нецивилизованный обычай насаживать отрубленные головы на шесты, то деревенька эта — просто чудо. Ты только посмотри на стены. — Пол провел пальцами по белой оштукатуренной поверхности. — У меня в голове миллион вопросов. Что говорит наша хозяйка?
— Она через Тессу передала, что сначала нам надо отдохнуть, а после мы поговорим. Обсудим некоторые чудеса. Я, например, думала, Тессу схватили чуло.
Богиня сразу ничего объяснять не стала. Поприветствовав Траутов и представив Тессу, она сказала только:
— Прошу, проявите терпение. Придет время, и я расскажу вам все.
Она хлопнула в ладоши, и из-за занавеси вышли, склонив головы, две индианки. Сверкая обнаженными грудями, «фрейлины» проводили Траутов в их комнату, показали, как работает душ и, оставив им чашу с фруктами, удалились.
— Лучше не спорить с белой богиней, — заметил Пол, присаживаясь рядом с женой. — Как она тебе?
— Начнем с очевидного. — Гаме принялась загибать пальцы: — Она, определенно, выросла не здесь. На английском говорит с легким акцентом, умна, дружелюбна и уж точно знает толк во фруктах. Вот, попробуй эти желтенькие. На вкус как лимон, посыпанный корицей.