Читать интересную книгу Там, где меняют законы - Юлия Латынина

— А Олечка у нас душа возвышенная и домовитая. Она знала, что уедет на эти деньги в Москву. Купит квартиру, заведет с любимым деток. Ведь хотелось деток, Олечка, а? Ведь у тебя, наверное, и сейчас в кармашке клофелинчик или иное средство для успокоения мужика? Ведь ты сюда не затем пришла, чтобы любовью заниматься? Подсыпала бы тебе порошочек в вино, дай бог, что не излишнюю дозу, и ошмонала бы всю квартиру за милую душу….

Головатый переменил позу, ухмыльнулся и новым, деловым голосом сказал:

— Так где документы?

Попугай Кеша молчал.

— Иннокентий, не серди меня. У тебя дома звуконепроницаемые стены и громкий телевизор. Тебе так или иначе придется ответить на этот вопрос.

— Давай договоримся, — сказал Кеша, — напополам.

— Что? — брови Головатого недоуменно сдвинулись, — ты, жалкий изменник, предлагаешь мне, верному служащему банка, долю в награбленном?

— Никакой ты не верный служащий, — сказал Кеша, — ты эту папку собирал затем же, зачем я. Если Лагин узнает, что она у тебя есть, он тут же тебя и пришьет… И по этой же причине ты тут один. Была бы эта папка законного происхождения, вас бы было тут двадцать человек, начиная с Негатива. И врешь ты все насчет Черяка — не мог ты его пытать, по той же причине…

Головатый ослепительно улыбнулся.

— Видишь ли, на мое счастье Черяк был совершенно не в курсе того, что Вадик потырил из сейфа. И когда Негатив, со свойственной ему проницательностью, обратил внимание на чрезмерно лихорадочные поиски кабеля, — мне удалось объяснить Негативу, что свистнуты были вульгарные баксы, в количестве двухсот тонн, о месторасположении каковых баксов Чиж был осведомлен еще со времени его пребывания в штате Чернореченсксоцбанка.

— А откуда у тебя двести тонн баксов?

Головатый развел руками.

— А это не мои. Это ясак для Негатива. Который Чиж некогда носил Негативу по частям… Согласись, я не мог пропустить такой счастливый случай — баксов нет, а потырил их Чиж.

Ольга сжала зубки. Господи! Если уж Головатый открыто признается, что он скрысил у Негатива деньги — значит, в живых он никого оставлять не собирается.

— Где папка? — процедил Головатый.

— Слушай, нас тут двое, ты же нас обоих не замочишь? Есть покупатель — Извольский, есть виноватый — Чиж, когда бумаги всплывут, все решат, что их Чиж украл. А если ты нас убьешь, то кто угодно смекнет, что Чиж тут не при чем… Тебя же из-под земли выроют…

— А я на Луну улечу, — сказал Головатый, — как мистер Армстронг. И чует мое сердце, что через неделю здесь такое начнется, что всем участникам спектакля станет не до моей скромной персоны. Прав ты, Кеша — надо отсюда уносить ноги, пока комиссии не понаехали…

Ольга скосила глаза. Дверь в прихожую определенно приоткрывалась.

В следующую секунду пистолет в руках Головатого чихнул раз и другой. Из двери в коридор полетели щепки. Дверь распахнулась, и в комнату кубарем вкатился Черяга. «ТТ» в его руках бухнул основательно, на манер отбойного молотка. Головатый выстрелил еще раз, целясь следователю в живот. В этот момент Черяга кувыркнулся, и пуля, слегка оцарапав палец, ударила в пистолет.

Черяга вскрикнул и выронил ствол. Тот заскользил по серому ковролину по направлению к Кеше.

Банкир растерянно смотрел на «ТТ», в замедленном вальсе кружащийся по ковру. Потом почти инстинктивно нагнулся, как нагибается всякий мужчина при виде бесхозного оружия.

У начальника охраны банка «Чернореченсксоцбанка» были плохие нервы. Если бы у него были хорошие нервы, ему следовало бы подумать о том, что попугай Кеша сроду не брал в руки оружия страшнее рогатки, и даже если он возьмет в руки ствол, он не станет самым опасным человеком в этой комнате.

Но Головатого учили стрелять сначала, а думать потом, и ему некогда было рассуждать о сравнительном стрелковом мастерстве Кеши. Все, что он видел, — это трое человек против него одного в заставленной мебелью двадцатиметровой комнате и вальсирующий по полу венгерский «ТТ» со снятым предохранителем.

Головатый нажал на курок. Кеша отлетел к столу и недоуменно поднес руку к животу. Рубашка на животе быстро намокала красным.

Ольга сунула руку в свою крошечную сумочку. Глаза Головатого недоуменно повернулись в ее сторону. Ольга выстрелила — раз и другой. Первая пуля пролетела мимо, разбив стеклянную дверцу хельги и учинив настоящий погром среди стоявших за ней хрустальных ваз. Вторая попала точно в шею.

Головатый загреб ногами и сел на паркет.

Черяга выбил ствол из его руки и наклонился над начальником охраны. В лицо ему брызнула кровь: из перезанной пулей артерии бил настоящий фонтанчик, словно из проколотого садового шланга. Потом воду где-то выключили, и фонтанчик понемногу угас.

— Блин, — растерянно сказала Ольга, — сумочку испортила.

Головатый лежал на ковре, неестественно запрокинув голову, и глаза его стремительно стекленели.

— Денис….

Голос был похож на неисправную магнитофонную запись.

Черяга оглянулся и подошел к своему старому другу. Тот сидел, привалившись к ножке стула, и зажимал руками живот.

— Дениска, — сказал попугай Кеша, — в кухне. За Генисом. Код один и три тройки. Меньше ста штук не проси.

Глаза его закатились, и он обмяк.

Черяга нащупал жилку на шее и стал считать. Пульс становился все реже и реже, а потом и вовсе затих. Черяга посидел на корточках, а потом прошел на кухню.

Кухня в квартире зампреда «Чернореченсксоцбанка» была огромная и навороченная до крайности: бывшая шестиметровая кухонька была объединена с жилой комнатой соседней квартиры: полоска кафеля, выложенная вдоль сверкающих агрегатов, плавно переходила в кедровый пол, на котором расположился огромный обеденный стол в обрамленнии резных стульев.

Ольга растерянно металась от посудомоечной машины к огромному бошевскому холодильнику.

— Что такое Генис? — жалобно спросила она, — это марка или фритюрница какая?

Черяга обозрел кафельно-кедровый пейзаж и уверенным шагом направился к вытяжному шкафу. Справа от шкафа стояла полочка с книгами, и одна из книг называлась: «А. Генис. П. Вайль. Секреты русской кухни». Черяга вспрыгнул на стол и снял книги, а затем и самое полочку.

— Дай нож, — велел он.

Ольга подала снизу нож.

Черяга примерился и поддел ножом тонкую, едва различимую черту, проходившую поперек обоев как раз там, где висела полочка. Стена подалась, в ней открылся маленький прямоугольник, и в нем — стальная поверхность потайного сейфа. Черяга набрал комбинацию, один — три — три — три, — размышляя про себя, что комбинация может быть неправильная или еще что, и как бы ему вместо бумаг не заполучить в лицо полный заряд дроби или чего покрепче. Но все обошлось. Дверца сейфа распахнулась, Черяга запустил внутрь руку и вытащил синюю, с белыми тесемочками папку. Папка была плотно завязана, сверху был приклеен чистый лист бумаги и на нем красным фломастером был написан восклицательный знак.

Черяга повернулся и замер.

С пола кухни на него сверху вниз глядела Ольга, и в руках у Ольги был крошечный и самодельный, сколь мог судить Черяга, револьверчик. Два патрона из него уже было выпущено, оставалось еще три. Как Черяга мог убедиться, стреляла Ольга неплохо. Даже если и печалилась потом об испорченной сумочке.

— У тебя что, крыша поехала? — сказал Черяга.

— Ты что будешь делать с этими бумагами? — спросила Ольга.

Черяга осторожно пошевелился.

— Не двигайся, — взвизгнула девушка.

— Ну хорошо, хорошо, — сказал Денис, — вот он я, неподвижный, как статуя командора и с папкой в руках вместо шпаги.

— Ты что сделаешь с бумагами? — повторила Ольга.

— Ты знаешь, — сказал Черяга, — я в них еще не заглядывал, но первоночально у меня сложилось такое впечатление, что они имеют прямое отношение к судьбе угольных денег. Насколько я понимаю, угольные деньги пилили самые разные люди. И вожак профсоюза. И мэр. Но так как мэра убили, а бумаги своей ценности не потеряли, я полагаю, что они связаны с теми, кто еще остался в живых. То есть с Негативом. Завтра в Чернореченск приезжает группа наших следователей. Они будут рады изучить эти бумаги.

— И сколько тебе государство за них заплатит? — спросила Ольга.

— Ах, Оля! Оно мне зарплату бы регулярно платило, и то я бы счастлив был.

— Тогда зачем ты их задаром отдашь?

— Ты знаешь, Оля, у меня такая работа. И потом мне кажется, что способ употребления чернореченскими властями бюджетных денег, и тот факт, что мне не всегда выплачивают зарплату, — эти две вещи как-то связаны между собой. Несколько опосредованно, но связаны.

— Продай их Извольскому, — сказала Ольга. — Ты слышал, что сказал попугай? Тебе сто кусков дадут.

Черяга покачал головой.