— Я склонен считать, что этот виток войны сотрёт с лица галактики Империю, Осколки и Звёздные Королевства. Вместе с тем пропадёт и надобность в Каюрри как в самостоятельном образовании: никаких торговых путей более не будет. А на то, чтобы уничтожить потенциальный нарыв в своих тылах пойдёт и Фо’Ганди. — Визор Палача блеснул алым, а он сам сложил манипуляторы на столе перед собой, «переплетя» мощный стальные пальцы, которыми так удобно было ломать хребты и вырывать трахеи. — Вероятность этого становится тем выше, чем более серьёзным противником представляется Альянс.
— Я изучал похожие выкладки с Каюрри ещё когда мы летели договариваться по поводу линкора. — Хирако кивнул. — Но «настроения» там были совсем другие.
— Ситуация кардинально меняется день ото дня. — Не стал отрицать Палач. — Даже я не берусь предсказывать, что будет через неделю. Слишком существенно всё изменил Альянс, и что хуже всего — изменениям этим нет конца.
Коммодор закрыл глаза, после чего неспешно принял подобающую разумному его положения позу. Иными словами — сел в кресле как должно, а не как хотелось.
— Возможно, есть смысл не отправляться за линкором лично, а выделить для этого дела кого-то из старших офицеров посмышлёнее. Если одобришь, то я попытаюсь прощупать настроения наших «союзников»: была тут парочка предложений от местных флотских. Предлагали обменяться опытом и пообщаться на предмет лучшей организации совместного «быта». Конечно, это было ещё до того, как мы решили окопаться в системе, но такие приглашения так просто не отзываются, верно?..
— Считаешь, что ваши подопечные справятся?
— Уже сколько лет мы их тренируем и натаскиваем? Не всё ж Системе да нам отдуваться. Как раз за экзамен сойдёт: риски невелики, вероятность возникновения форс-мажора мизерная. Справятся.
— Оставлю организацию этого «мероприятия» за тобой, Хирако. Но твоя харизма и способность всюду пролезать без смазки пригодятся в деле установления настроений среди офицеров патрульного флота Пространств. — Бывший пиратский капитан действительно мог похвастать поразительной способностью к добыче информации, и PR-0 считал нерациональным препятствовать высказанному им же желанию, которое могло принести существенную выгоду в кратчайшие сроки. — В остальном я тебя не ограничиваю. Действуй.
Хирако встал и шутовски козырнул:
— Сделаю. Но и ты постарайся не допустить лишних жертв среди наших, лады?
Массовая гибель «своих» органических единиц на данный момент была для Центра Синхронизации невыгодной, так что машина ответила без задействования лишних вычислительных ресурсов.
Потому что ресурсов этих и без того было недостаточно…
Глава 20
И Бездна разверзлась
Система Перикл-22, Империя Гердеон, линия соприкосновения.
60885 год от падения Социума.
Спустя сутки.
Миллионы единовременно несущихся по пустоте снарядов и десятки тысяч ракет. Многие сотни взрывов и бесчисленное количество смертей разумных, каждый из которых о чём-то мечтал и во что-то верил. Две армады столкнулись в битве насмерть на орбите ничем не примечательного имперского мира, и ни одна из сторон не собиралась сегодня отступать. Воины Империи Гердеон знали, что за их спинами прямо сейчас идёт эвакуация последних жителей планеты. То же самое знали и фанатики Альянса Ззод. Правда, цели у них были совсем другие. Прямо противоположные, можно сказать.
Так или иначе, но всё это, — смерти, эмоции и разрушения, — порождало неслышимое смертным эхо, в котором посвящённый культа, Велий Зоркий, сейчас отчаянно пытался не раствориться. Смерть, ужас, страх, крушение надежд — вспышки чужих эмоций подпитывали посвящённого, позволяя ему куда чётче ощущать материальный мир через призму Эфира, но его психика с каждым часом становилась всё менее и менее цельной. Всё чаще он заходился в приступах безумного хохота, всё чаще видел в смертях союзников что-то смешное, а в гибели врагов трагедию и печаль. Иногда он отдавал бессмысленные команды, и предупреждал об угрозах, которые существовали в очень далёком будущем, а иногда своими силами выжигал мозги всему живому на бортах кораблей, которые продолжали дрейфовать, покидая область идущего боя. И под такие удары с попеременным успехом попадали и свои, и чужие: шепчущему безумию всё равно было, чьи жизни приносить в жертву.
В жертву кому?
Посвящённый знал ответ, но не верил в него, не признавал его и отчаянно надеялся на то, что всё вокруг происходящее всего лишь страшный сон. Что он, больше тридцати лет готовившийся к этой военной кампании, не провалился и не утратил контроль. Что всё ещё можно исправить. Что покровители и ориентиры в деле покорения Эфира своей не чудовища…
— Сектор четырнадцать-три-три-один, выход рейдеров из слепого прыжка через четыре минуты. — Связисты засуетились, передавая информацию дальше, но посвящённый, коротко вздрогнувший и застывший, точно каменное изваяние, этого уже не видел. Его зрачки расширились до предела, а ополоумевший взгляд начал плавать по мостику, черты и рублёные углы которого расплывались и искажались, превращаясь в тягучее, противоестественное желе. Буйство красок и кладезь самых разных форм играючи одарили бы обычного человека сенсорным шоком, но посвящённый, с самого детства натаскиваемый на работу с Эфиром, держался. Даже осознание того, что вокруг никто не паниковал, не восклицал и не кричал не поколебало его уверенности, не заставило выйти из транса, отдав буйству эфирных энергий весь корабль, если не флот.
Словно маяк на крохотном островке посреди бушующего океана, разум посвящённого исправно выполнял свою работу, структурируя и усмиряя ставший невообразимо чудовищным поток Силы, лопающий космические корабли имперцев точно ребёнок мыльные пузыри. И пусть удары эти с каждым разом становились всё менее направленными и всё более хаотичными, мужчина не сдавался. Во флоте каждый разумный, будь то цийениец, человек или кто-то ещё, безукоризненно и не щадя себя выполнял свою работу.
И посвящённый не должен был стать исключением из этого правила, даже если ему придётся возложить на алтарь победы всего себя.
Что, впрочем, кое-кого вполне устраивало.
— Посмотри на меня, Велий. Не отводи взгляда от того, в кого верил всю свою жизнь. — Мягкий, мелодичный голос взорвался в голове мужчины тысячью искр, и последние осколки самоконтроля обратились в ничто. Отчаянные попытки не смотреть прекратились, и более человек не собирался противиться ни приказам, ни даже просьбам идеального существа, снизошедшего до его скромной персоны.
Эфир избавился от оков, и проходящий мимо линкор Альянса захлестнула волна потустороннего пламени. На мостике раздались крики, засуетилась охрана, но Велий, первый среди равных, уже не замечал этого. Его прежде плавающий взгляд сосредоточился на необычайной красоты гуманоиде, замершем напротив. Высокий и гармонично сложенный, с белоснежной кожей и водопадом ниспадающих по плечам иссиня-чёрных волос, он взирал на материальный мир пронзительно-яркими пурпурными глазами, а на посвящённого смотрел словно родитель на любимого ребёнка.
С гордостью, глубоким удовлетворением и умилением.
Белоснежная, пульсирующая силой и затянутая в закрывающую лишь три пальца перчатку ладонь коснулась виска вздрогнувшего мужчины, в голове которого тут же расцвёл цветок эйфории, смывший последние крохи человеческого самоосознания.
— Ты достоин, Велий. Достоин того, чтобы открыть свой разум Эфиру так, как должно. Твоя воля непоколебима. Тебе подчиняются энергии, недоступные даже лучшим из смертных. Открой разум, Велий. Сделай шаг в Эфир…
Велий, в котором к этому моменту не осталось ничего от самого Велия, с готовностью открылся потокам Эфира. Вспышка — и вот уже разум, суть и душа фанатика обратились в ничто. Испарились, распались ворохом нематериальных частиц, органично влившихся в общий поток энергий.
А на освободившееся место встал тот, кто доселе присутствовал в материальном мире лишь в качестве проекции. Глаза «Велия» пыхнули сверхъестественным пурпуром, и неконтролируемое буйство Эфира в непосредственной близости от сражающихся улеглось. Лёгкое движение руки — и несколько десятков имперских кораблей разом раскалывает на части, поджигает, замораживает и измельчает в пыль. Эхо смертей и первобытного ужаса, рождённого непониманием происходящего, первый Воплощённый вдохнул с невообразимым прежде удовольствием.