Читать интересную книгу В окружении Гитлера - Мариан Подковиньский

Первая версия, ставившая под сомнение сообщения о смерти Бормана, появилась уже в июне 1945 года, спустя несколько недель после окончания войны, в американских и английских газетах, в западных оккупационных зонах Германии. Утверждалось, что Бормана якобы видели в поезде между Гамбургом и Фленсубургом и он будто бы намеревался пробраться в Данию.

Через год Бормана как будто бы видели в американской оккупационной зоне, а потом в Австралии, в юго-западной Африке, наконец, в Испании, Чили, Аргентине и других странах Латинской Америки. Ходили слухи, что, мол, видели Бормана в Чехословакии, неподалеку от Хомутова, в 1953 году.

Время от времени в руках полиции оказывались случайные люди, в которых узнавали Мартина Бормана. Так, например, в 1967 году в Гватемале арестовали сельскохозяйственного рабочего Хуана Фалеро Мартинеса, а также итальянца — монаха-францисканца Мартини; в 1971 году в Колумбии — дровосека Иоганна Хартмана. Но, несмотря на некоторые якобы сходные черты, ни один из них, как и многие другие, не был разыскиваемым Мартином Борманом. Решающим доказательством всегда оказывались отпечатки пальцев Мартина Бормана, которыми располагает прокуратура во Франкфурте-на-Майне и сопоставление которых с капиллярными линиями подозреваемых полностью снимало с них все подозрения.

Из сообщений, опубликованных в 1965 году еженедельником «Штерн», из показаний ряда свидетелей, уже давно известных прокуратуре или собранных позднее в ходе следствия по делу Бормана, следовало, что во время бегства из Берлина в ночь с 1 на 2 мая 1945 г. он погиб и был похоронен вместе с личным врачом Гитлера д-ром Людвигом Штумпфеггером. Оба они, видя, что нет никаких шансов выбраться из окружения, якобы приняли цианистый калий. Тела их захоронили рядом неподалеку от Лертер Банхоф, на территории выставок.

Штумпфеггер имел рост 190 сантиметров, Борман — 168 сантиметров. При опознании найденных скелетов были произведены измерения и на основании изучения бедренных костей установлено, что один скелет — останки высокого мужчины, другой — низкого. Однако этого было недостаточно для полной идентификации, которая продолжалась 14 дней. Тогда обратились к сопоставлению зубов.

Идентификация Штумлфеггера не доставила врачам никаких хлопот, ибо прокуратура Франкфурта-на-Майне располагала его историей болезни, которая, как, впрочем, и истории болезни многих других высокопоставленных гитлеровцев, хранилась в Главном управлении имперской безопасности. Сравнение одной из найденных челюстей с данными из истории болезни позволило констатировать, что один из обнаруженных скелетов, вне всякого сомнения, — скелет д-ра Штумпфеггера.

К сожалению, такого рода материалов, касающихся Бормана, не было. Прокуратура располагала лишь схематическим рисунком его челюстей, сделанным сразу же после войны в американском лагере для военнопленных зубным врачом Гитлера и Бормана проф. Гуго Иоганнесом Блашке. Рисунок был сделан по памяти. Описание зубов Бормана совпадало с состоянием зубов второго скелета, правда, за одним лишь исключением: на нижней челюсти был заметен след моста, а Блашке на своем рисунке поместил этот мост на верхней челюсти.

Поскольку Блашке умер в 1957 году, обратились к бывшему зубному технику Фрицу Эхтману, который изготовлял для Бормана мост, посаженный на двух коронках. Заключение Эхтмана было таково; это точно его работа. Все, кстати, совпадает с рисунком проф. Блашке, а в том, что мост на нижней челюсти он на своем наброске поместил на верхнюю, нет ничего удивительного. Когда такие схемы делают по памяти, ошибки подобного рода случаются часто. «Убежден, — сказал Эхтман, — что это — челюсть Бормана».

Доводы в пользу того, что найден скелет Бормана, основывались также и на других фактах. В обоих черепах были обнаружены осколки стеклянных капсулок из-под цианистого калия, с помощью которого Борман и Штумпфеггер покончили с собой. На костях черепа, приписывавшегося Борману, около правой глазной впадины была обнаружена явная деформация. Это след от травмы, которую он получил, попав в серьезную автомобильную катастрофу.

Оба скелета были обнаружены в каких-нибудь 20 метрах от места, где в 1965 году велись поиски трупа Бормана. Тогда ориентиром для определения места предполагаемого захоронения Бормана служили три дерева. Таких деревьев здесь оказалось больше, но не все из них пережили войну. Как бы там ни было, но и на сей раз оба скелета обнаружили в земле тоже неподалеку от трех деревьев, хотя и в противоположной стороне от того места, где искали в прошлый раз.

Из массы фактов и показаний свидетелей о бегстве Бормана, известных по обильной литературе, посвященной данной теме, сведений, многие из которых приводятся в книге советского журналиста Льва Безыменского, заслуживает особого внимания рассказ почтового служащего Альберта Крумнова, работавшего тогда в почтовом отделении № 40 на вокзале Лертер Банхоф. Он утверждает, что 8 мая 1945 г. советские солдаты приказали ему похоронить тела двух человек, лежавшие на железнодорожном мосту на Ивалиденштрассе. Крумнов и трое других немцев положили трупы на носилки, которые взяли из бомбоубежища, перенесли их с моста на территорию выставок и тут захоронили. Поскольку при обыске у одного покойного нашли военную книжку на имя врача СС Штумпфеггера, спустя несколько месяцев начальник Крумнова сообщил жене Штумпфеггера следующее: «Ваш муж похоронен 8 мая в парке, где проходили германские выставки».

Судя по всему, это была первая идентификация трупа Штумпфеггера. Опознание второго трупа тогда не производили. Никаких документов при нем не обнаружили. В те же дни, но уже в ином месте нашли кожаное пальто, а в его кармане принадлежавшую наверняка Борману записную книжку, последняя запись в которой была сделана 1 мая 1945 г. и состояла из двух слов: «Попытка выбраться» (из окружения. — Лег.). Следует добавить, что на погребенных Крумновым трупах были только военные гимнастерки; пальто, брюки и ботинки отсутствовали.

Обнаружение скелета и констатация, что Борман действительно мертв, совпали по времени с начатой при довольно-таки странных обстоятельствах публикацией сенсационных материалов о Бормане в английской газете «Дейли экспресс». Их автор Ладислас Фараго, венгр по происхождению, человек, связанный с американской разведкой, предал гласности много документов якобы из архивов аргентинской разведки. Он описал бегство Бормана, прихватившего с собой казну СС, из Европы в Латинскую Америку, рассказал о закулисных связях бывших гитлеровцев с деятелями диктаторского правительства Перона в Аргентине, а также склоняющихся к фашизму режимов в других странах Латинской Америки, утверждая, будто Борман жив, что его охраняют и опекают, что он фюрер гитлеровской эмиграции.

Самые крупные газеты и журналы во всем мире перепечатали сенсации Фараго. Тираж «Дейли экспресс», начавшей их публикацию, тотчас же подскочил на 10 процентов. Фараго получил 700 тыс. марок — первая выплата в счет гонорара.

Случаю было угодно, что как раз в тот день, когда в Западном Берлине откопали оба скелета, Фараго появился в редакции «Штерна», предложив свои документы за 80 тыс. марок. Предложение не было принято. Круг замкнулся.[38]

Вернемся, однако, к Гелену.

Никто из людей здравомыслящих не принял всерьез старческих бредней Гелена. Только крайне правая неофашистская газета «Дойче национальцайтунг» и шпрингеровская «Вельт» попытались превратить их в сенсации. Разумеется, они преследовали собственные цели, ибо мемуары Гелена, содержащие такого рода сногсшибательные сведения, появившись именно сейчас, в определенной политической ситуации, должны были стать своего рода бомбой замедленного действия, подложенной под политику разрядки и международного сотрудничества. А оказались они заурядной провокацией.

«Если бы к моим словам прислушивались в штабе и ставке Гитлера, дело никогда не дошло бы до поражения Паулюса под Сталинградом. Если бы считались с моим мнением, русские не разбили бы нас под Курском и Орлом. Но штаб вермахта оставался глух к моим предостережениям».

Так рассказывает в своих воспоминаниях Гелен о собственных заслугах в составлении оценок военного положения на восточном фронте в ту пору, когда он был ответственным за восточный отдел гитлеровской разведки. При этом он не ссылается на документы, не приводит никаких доказательств. Он сознательно напускает туман, делая вид, будто бы он, один из главных оперативных работников абвера, связан необходимостью хранить тайны, раскрыть которые не вправе даже сегодня, спустя столько лет после разгрома «третьего рейха».

Утверждения Гелена не принимают во внимание, потому что причиной решающих поражений гитлеровских войск на восточном фронте были прежде всего превосходство в стратегии и тактике советского генерального штаба и героизм Красной Армии, солдаты которой встали на защиту своей отчизны, оказавшейся под угрозой уничтожения.