Читать интересную книгу Конец земной истории - Инна Бачинская

Он стоял посреди чужой спальни, сунув руки в карманы дубленки, покачиваясь с пятки на носок, меряя взглядом картины на стенах, громадную супружескую кровать под зеленым покрывалом…

Открыв дверь в кабинет, он и тут постоял на пороге, опираясь плечом о косяк. Задержался взглядом на картине с жизнерадостной теннисисткой над письменным столом, на окне, задернутом темно-зеленой портьерой, на книжных полках. Вошел, постоял у письменного стола. Потрогал фигурку неизвестной зверушки на письменном столе, с трудом преодолел искушение покопаться в ящиках….

Телескоп, похожий на кузнечика, казавшийся здесь чужеродным телом. Нагнувшись, Монах заглянул в окуляр. Осторожно направил его вниз – на деревья, на детишек, на собаку. Обнаружил, что там две девочки и один мальчик, что собака приволакивает задние ноги, а старику уже лет сто. Он подумал – как жаль, что нет луны и он не может увидеть разрушенный замок… или что там увидела судья Сидакова.

Потом он посидел на диване, погруженный в раздумья, расчесывая пятерней бороду, вытягивая губы трубочкой. В квартире стояла особая вязкая тишина обезлюдевшего жилья, и он почувствовал, как его стало клонить в сон. Тем более опускались уже ранние зимние сумерки. Он потряс головой, прогоняя сон, и стал похож на большого сенбернара, давеча гулявшего во дворе. Вспомнив про сенбернара, он вспомнил про ружье на стене, которое обязательно должно выстрелить… Легко поднялся и пошел на кухню. Не зажигая света, открутил кран – в трубе засвистело и взорвалось. Монах вздрогнул и застыл, уставившись на ржавую струю, рванувшую из крана. Переждал, налил в чайник воды и отправился в гостиную поливать полузасохшее растение.

Спустя пару минут он сидел на диване, закрыв глаза, раздумывал…

Кажется, он задремал, и снилось ему, что он планирует над зеленым простором не то тайги, не то моря, с одной стороны полыхает оранжевое зарево, с другой бушует голубой огонь, и все это великолепие протыкается металлической трубой со стекляшками линз на обоих концах и всякими блестящими металлическими деталями, и запредельная космическая музыка вливается в тело и душу – чистые радостные звуки фанфар…

…Монах очнулся, когда в комнате было уже темно, а в доме напротив зажглись окна.

Он аккуратно вернул на место бумажную полоску, поплевав на палец и прилепив, и потопал вниз. Пока он сидел на диване, в природе стемнело и на улице зажглись неяркие сиреневые фонари. Монах прикидывал, как связать цепочку событий, имевших место быть на протяжении трех последних месяцев, в одно целое, и ему казалось, что решение брезжит где-то там, на горизонте, некая версия неуклюже проклевывалась птичкой, долбящей клювом скорлупу. Ему предстояло подогнать под свою версию факты, которые, как известно, отличаются упрямством. Но чем упрямее, тем интереснее, подумал он оптимистично. Всякие мелкие фактики, которые при правильном раскладе улягутся каждый в свою ячейку, и проступит неожиданная картинка.

Он плюхнулся на скамейку в опустевшем уже дворе и достал мобильный телефон. Добродеев откликнулся сразу, и Монах с ходу спросил:

– Леша, у нас есть связи в психдиспансере? Или психбольнице… что у нас в городе? Ты о них еще не писал?

– Это нужно тебе лично? – уточнил озадаченный журналист.

Монах хмыкнул и сказал:

– По-твоему, я произвожу впечатление человека, которому нужна психушка? – И добавил: – Это нужно нам, Леша. Обоим.

Он еще посидел на скамейке, пытаясь найти окно судьи. Скользил взглядом по темным и светящимся окнам, соотнося этаж и подъезд. В конце концов ему показалось, что он нашел нужное окно. Там смутно угадывалось дуло телескопа – он увидел блестящие хромированные детали, и ему показалось, что это оружие, готовое выстрелить.

Выходя со двора, Монах столкнулся с мужчиной, который стремительно появился из-за угла.

– Извини, браток! – прогудел Монах, отступая. – Не заметил!

– Бывает. – Мужчина обежал Монаха цепким взглядом и кивнул на дом: – Ты отсюда?

– Ну… – неопределенно ответил Монах. – А что? Ищешь кого?

– Можно и так сказать. Понимаешь, тут такое дело… Присядем? – Он махнул рукой на скамейку, на которой Монах сидел минуту назад.

– Присядем, – согласился Монах. – Отчего же не присесть…

Глава 24

День рождения

– Леша, поедем к Левицким на твоей, а то Жорик ревнует. «Бьюик» ему дороже любимой женщины, – сказал Монах. – Он мне уже всю голову проел, почему я не куплю себе тачку.

– А почему ты не купишь себе тачку? – спросил Добродеев.

– Да как-то… – задумался Монах. – А если я свалю в пампасы? Не сегодня завтра? Если меня достанет ваш город? Куда ее тогда девать?

– Ты собираешься свалить в пампасы? А любимая женщина?

– Любимая женщина… У тебя, Леша, одна любовь на уме, – попенял Монах, – а дел у нас непочатый край. Кстати, ты просился в пампасы, забыл?

– Ну, в принципе я не против. Можно поехать…

– В принципе он не против! Леша, тут не принципы, а страсть! Тоска, жажда, огонь, бзик… назови как хочешь. Подыхаешь, так хочешь к костерку, к звездам… к речке на камнях. А ты мне тут свои принципы. Созреешь – поднимешь руку, и сразу рванем. – Он помолчал и спросил: – Ну что, едем на твоей?

– Меня вообще-то не приглашали, – вспомнил Добродеев. – Неудобно получится.

– Неуместное кокетство прожженного ньюсмейкера. Я тебя приглашаю. Ты старинный поклонник Романа Левицкого, ты прекрасно его знал. Ты знаком с Эллой Николаевной, видел на сцене и всегда восхищался. Покопайся в старых газетах, посмотри, что о ней писали, блеснешь эрудицией. Смокинг и бабочка необязательны. Окинешь свежим взглядом весь виварий, может, что-нибудь надумаешь.

– А подарок?

– Черт! – воскликнул Монах. – Совсем забыл! Давай вместе. Что дарят восемнадцатилетним девчонкам?

– Можно кулон со Стрельцом… она носит золото?

– Откуда я знаю, что она носит? Золота на ней не видел, видел какие-то перья в ушах и деревянные бусы… еще веер и бант.

– Знаешь, Христофорыч, золото – универсальный подарок.

– Лады. Может, купишь сам? Можно пополам, или я один.

– Пополам. Где встречаемся?

…Открыла им Лика. Завизжала, бросилась Монаху на шею, запищала радостно:

– Олежечка! Как я соскучилась!

– Знакомься, девочка! Мой друг Алексей Добродеев, журналист.

– Здрасте! – Лика присела в реверансе. – А я вас знаю! Вы бегаете за Дашкой из нашей группы, я вас видела вместе! Имейте в виду, ей всего четырнадцать.

Добродеев открыл рот и впал в транс.

Монах ухмыльнулся и сказал:

– Лика, угомонись! И не ври, никого ты не видела. Леша, не обращай внимания и добро пожаловать в королевство кривых зеркал.

– Пошутить нельзя! – фыркнула девушка. – Вы не обиделись? – Она схватила журналиста за руку. – По-шли, покажу вам остальных зверушек… в кривых зеркалах.

– Подожди, – остановил ее Монах. – Подарок! Леша!

Добродеев вытащил из кармана крошечный сверток, перевязанный золотой ленточкой.

– Ой! Это мне? – Лика дернула ленточку, развернула шелковистую бумагу и раскрыла коробочку. – Стрелец! Какая прелесть! Спасибо! – Недолго думая она чмокнула в щеку сначала Монаха, потом Добродеева. – Олежка, застегни!

Монах защелкнул замочек на тонкой цыплячьей шейке, и Лика метнулась к старинному тусклому зеркалу, стоявшему в прихожей. Склонив к плечу голову, она рассматривала себя в зеркале, а они смотрели на нее. В зеркале отражалась тонкая размытая фигурка в длинном открытом платье, черном с красными оборками, с волосами, поднятыми на затылок и заколотыми массивным гребнем с блестящими камешками. С золотой фигуркой воина, натягивающего лук, меж тощих ключиц.

– Хороша! – сказал наконец Монах. – Нет слов. Пошли в дом.

– Прошу! – Она пошла вперед. – Кстати, Ирку вчера арестовали. Я думала, арестуют Леньку.

– Ирину арестовали? – не поверил Монах.

– Ну! Она, конечно, не подарок, – Лика скорчила забавную гримаску, – но не убийца. Я думала, что повяжут Леонида. Я же намекала следаку… – Она махнула рукой. – Я называю это мужской солидарностью. Теперь Ленька смотрит на меня волком, его вывернули наизнанку с той фоткой. Я думала, он не придет, честное слово!

– Лика, а ты не заигралась, девочка? Это опасные игры, обещай мне…

Она пожала плечами и перебила:

– Да ладно тебе! Если невиновна, выпустят. Ленька уже нанял адвоката. Пошли! Мои друзья Олег и Леша Добродеев! – объявила громко, входя в гостиную. – Леша – журналист!

Компания, сидевшая за столом, уставилась на новых гостей. Монаха посетило некое дежавю – все те же лица, каждое на привычном месте. Правда, теперь с ними за столом сидела домоправительница Юлия. Бледная, невозмутимая, печальная Юлия – в лиловом платье с ниткой жемчуга на шее. И не было Ирины. Непроизвольно отметил он хмурость и оттопыренную презрительно губу Леонида; старая актриса, сильно накрашенная, с чудовищными смоляными бровями, в красном наряде с цветочной гирляндой вокруг шеи, напоминавшая престарелую Кармен, улыбаясь, смотрела на него в упор, и Монах с ответной улыбкой заговорщика поклонился. Живчик доктор с торчащим седым ежиком помахал ему рукой. Печальная Екатерина и Виталий с выражением подлости на шакальей физиономии сидели рядом, но, как ему показалось, уже не вместе. И Лариса…