Боюсь, что людям, которые особо не задумывались об этом предмете, моя статья о «последовательности видов» не покажется столь же понятной, как вам. Разумеется, в этой статье теория только заявлена, а не развита. Я уже подготовил план и написал часть труда, охватывающего всю тему… Меня очень порадовало письмо Дарвина, в котором он сообщил, что согласен «почти с каждым словом» в моей статье. Сейчас он готовит большую работу о «видах и разновидностях», материалы для которой он собирал двадцать лет. Он вполне может избавить меня от необходимости описывать вторую часть моей гипотезы, доказав, что в природе нет никакой разницы между происхождением видов и разновидностей; или же он может вынудить меня это сделать, придя к другому выводу; но я в любом случае смогу работать с представленными им фактами.
«Второй частью» своей гипотезы Уоллес явно называл ту идею, которую Дарвин описал как «происхождение»; даже в начале 1858 г. он еще не пришел к идее естественного отбора. Нет смысла искать в письме Дарвина какой-то скрытый подтекст. Оно определенно не вынудило Уоллеса отказаться от развития собственных идей относительно эволюции, хотя в 1855 г. он сам отложил их в сторону, когда дожди прекратились и сбор образцов вновь стал для него приоритетом. Но, прежде чем вернуться к работе, Уоллес записал в одном из своих блокнотов комментарий относительно «баланса видов», упоминаемого Лайелем. Это казалось ему вовсе «не балансом, а борьбой, в которой один часто истребляет другого».
Бо́льшую часть 1855 г., с марта по сентябрь, Уоллес провел, собирая образцы на острове Борнео, где наблюдал за орангутангами — единственным видом человекообразных обезьян (помимо нас самих), обитающим за пределами Африки. Один из его помощников принес ему летающую лягушку, существо с крупными перепончатыми лапами, которые позволяют ему планировать (или как минимум замедлять падение) с деревьев. Это был неизвестный ранее западной науке вид, так что она стала одним из «открытий» Уоллеса, и ее по сей день называют «летающей лягушкой Уоллеса».
Но в самый разгар работ Уоллес повредил ногу и почти весь июль и часть августа провел в доме, пока его помощники продолжали сбор образцов. Это дало ему возможность лучше обдумать проблему видов и перечитать «Общие начала геологии» Лайеля. Уоллес отмечал:
Невозможно сомневаться в том, что нынешнее состояние Земли и ее обитателей является естественным результатом предыдущего состояния, которое изменилось вследствие причин, которые всегда действовали и продолжают действовать до сих пор.
Он также осознал, что новый вид может возникать без вымирания его предшественника:
Теория развития требует только того, чтобы некоторые особи более низкоорганизованной группы появлялись раньше, чем любой из группы более высокоорганизованных организмов.
Даже сегодня находятся те, кто спрашивают: «Если люди произошли от обезьян, то почему тогда обезьяны до сих пор существуют?» Не упоминая о том, что оба вида произошли от общего предка, а не один от другого, в своем комментарии Уоллес развенчивает эту точку зрения как таковую! И он задается вопросом: «Есть ли между ослом, жирафом и зеброй более существенное отличие, чем между двумя разновидностями собак [борзой и бульдогом]?», приходя к заключению, что разновидности собак, кур и прочей домашней живности не считаются отдельными видами, так как нам известно, что они произошли от одной популяции, однако в случае с дикими животными «мы в это не верим». Он дает понять, что эта вера является ошибочной.
Уоллес вернулся в Саравак и провел Рождество с Бруком (который, помимо прочего, тоже страстно увлекался шахматами) и его окружением; в январе 1856 г. он отметил свой 33-й день рождения. Примерно в это же время он получил первое письмо от Дарвина, который попросил прислать ему тушки голубей и других местных птиц. Это было не личное послание, а один из более чем двух дюжин практически идентичных запросов, разосланных Дарвином натуралистам по всему миру. Полученный Уоллесом экземпляр утерян, но во всех сохранившихся копиях есть отрывок, который наверняка присутствовал в письме Уоллесу, и на который тот точно обратил внимание:
На протяжении многих лет я работаю над сложнейшей темой происхождения разновидностей и видов, для чего изучаю эффекты одомашнивания, собирая тушки всех мелких домашних птиц и четвероногих из всех регионов мира.
Это позволяет нам воспринимать письмо Дарвина от мая 1857 г., упомянутое ранее в связи с саравакской статьей Уоллеса, в должном контексте. Дарвин не скрывал, что уже много лет работает над проблемой происхождения видов, и в письме 1857 г. не раскрывал Уоллесу никакой тайны и не планировал его удивить.
Уоллес также тщательно записал свои наблюдения за жуками-скакунами, или тигровыми жуками (которые получили такое название не из-за своего окраса, а потому, что они охотятся за своей добычей), заметив, что они «удивительно совпадают по цвету с белым песком Саравака». Этот факт запал ему в голову и вскоре стал важной отправной точкой для дальнейших размышлений об эволюции.
10 февраля 1857 г. Уоллес покинул Саравак, оставив там Аллена, но взяв с собой слугу Али, который впоследствии стал тем компетентным помощником, в котором он так нуждался. Аллен же попал под опеку местного миссионера и выучился на учителя. Сначала Уоллес направился в Сингапур, чтобы уладить кое-какие дела, а самое главное — получить от Стивенса деньги на продолжение экспедиции. Это заняло гораздо больше времени, чем он ожидал, но дало ему возможность написать пару статей (не по проблеме видов), собрать образцы в сельской местности и познакомиться с ботаником Томасом Лоббом (1817–1894), собиравшим образцы для ботанического питомника Вейча в Англии[35]. В то время как Уоллес занимался делами в Сингапуре, в Англии происходили важные события. Весной 1856 г. Лайель приехал на выходные к Дарвину в Даун-хаус, и хозяин рассказал ему об идее естественного отбора. Лайель, который был одним из немногих, кто оценил значение статьи Уоллеса о саравакском законе, настоятельно рекомендовал Дарвину опубликовать для обеспечения своего приоритета хотя бы обобщающую статью о своей теории, вместо того, чтобы дожидаться завершения работы над книгой. Дарвин частично последовал совету Лайеля. Он не стал публиковать обычную статью, но отложил работу над большой книгой, чтобы написать небольшую, которую