экран, все, даже самые злонравные девчонки на последнем ряду, замерли в восхищении, издавая те же звуки, которыми сопровождается купание не по годам смышленого щенка в диснеевском фильме. Однако меня она оставила равнодушной. Меня не взволновал даже первый танец под песню Мистера Бига «Быть рядом с тобой», во время которого еще присутствовали родители и прочие зрители. Мама Коули не оставила паре возможности потанцевать, потому что останавливала их каждые две секунды, заставляя улыбаться и позировать на камеру, но сколько я ни смотрела на них, выглядели они совершенно счастливыми, хоть и совершенно обдолбанными. Мама Джейми и Рут не отставали, но Джейми уворачивался от их объективов, прячась за других, так что его мать в конце концов не выдержала, прошла прямо через пары на середину зала, схватила Джейми за смокинг и рявкнула: «Почему вы двое не можете танцевать как нормальные люди, чтобы мы могли вас сфотографировать, черт бы вас подрал!»
Родители ушли, и музыка стала значительно быстрее. Джейми выделывал лихие па, в основном комические, но невероятно ритмичные. А потом мы несколько раз пропустили по косячку в третьей кабинке женского туалета, куда мы вчетвером довольно ловко улизнули, хотя обратная дорога заняла намного больше времени. Классные комнаты и коридоры были «официально закрыты», по всей видимости, именно для того, чтобы не поощрять те развлечения, которым мы и предавались. Но глаз на всё не хватало, к тому же фонтан пунша нуждался в постоянном присмотре.
В то время как Джейми вовсю пользовался преимуществами своего черного наряда, незаметно крадясь по коридору, чтобы удостовериться, что горизонт чист, Коули и Бретт беспрестанно целовались, чего никогда раньше себе не позволяли при мне. Виной тому была травка. Но и это не зацепило меня по-настоящему.
И даже не несколько следующих медленных композиций и не то, что Коули согласилась потанцевать с худощавым парнем из БФА, который по уши был в нее влюблен и то и дело заливался краской, не в силах скрыть своих чувств. И даже не то, что Коули пригласила меня на танец. Бретт и Джейми позировали перед камерой для одного из тех черно-белых снимков, которые профессиональные фотографы в маленьких городках так любят вывешивать в витринах своих магазинчиков: ученики старшей школы, все спортсмены, пиджаки наброшены на плечи, руки скрещены, сердитые неулыбчивые лица смотрят прямо в объектив. Другие девушки танцевали парами и группками весь вечер, но «November Rain» была куда медленнее и значительно сентиментальнее, чем те песни, которые обычно выбирают две подружки. Несмотря на картонные звезды над головами и то, что обкурившаяся Коули крепко прижималась ко мне, ничего романтичного в нашем танце я не находила, наоборот, происходившее выглядело до нелепости бессмысленным. Я отдавала себе отчет, что за нами могли наблюдать, и обрадовалась, когда все закончилось.
Тот самый момент наступил примерно за пять песен до того, как диджей поблагодарил всех присутствующих, после чего зажегся верхний свет и мы все, щурясь, огляделись по сторонам, замечая в резком флуоресцентном сиянии, насколько же растрепались наши волосы, какой неаппетитной выглядит еда, да и мы сами были не лучше. До этого момента мы с Джейми сидели на трибуне, а Коули с Бреттом танцевали на липком полу, окруженные только членами Кастерского клуба верных сердец, то есть настоящими влюбленными парочками, у которых все серьезно. Я смотрела на Коули и не могла отвести глаз: голова на плече у Бретта, веки прикрыты, прическа в беспорядке. Она сняла туфли, как и все, и касалась паркета самыми кончиками пальцев, ее безупречные ступни были черны от грязи, но она словно бы парила над поверхностью пола. Во мне еще было достаточно дури, чтобы в красках представить себя на месте Бретта на нашем выпускном балу, где все знают, что мы вместе, услышать, как те девушки в почти одинаковых лиловых платьях ахают от восторга, когда я целую ее. Я надеялась, что в темноте трибуны никто не потревожит мои мечты, но кто-то сверлил мне шею взглядом, и я обернулась. Это был Джейми.
– Господи, Кэм, – сказал он довольно громко. – Постарайся держать своего дружка в штанах.
Сердце бешено заколотилось, словно я только что проплыла двухсотметровку.
– Все мое внимание должно принадлежать тебе, безраздельно? – неловко сострила я, надеясь, что он примет это за чистую монету, но вышло только хуже.
– Ага, конечно, – ответил он.
– Как скажешь!
– В любом случае я не собираюсь обсуждать эту хрень. – Он встал. – Пойду поищу Трентона, может, удастся стрельнуть сигаретку.
Он уже спустился на два ряда вниз, пиджак наброшен на плечи, а лицо злющее, причем видно, что не на камеру, а по-настоящему. Я встала и пошла за ним. Мне было нечего сказать, но и позволить ему просто уйти я не могла. Соображала я туго и совершенно не представляла, как исправить положение.
Я нагнала его, наклонилась к самому уху и заговорила:
– Мне не нравится Бретт, если ты из-за этого взбеленился. Сильно ревнуешь? – Я надеялась съязвить, но у меня и без того не очень это получается, а уж когда я под кайфом – тем более. Я и сама понимала, что звучу до ужаса фальшиво.
Мы вышли в большой вестибюль рядом с тренажерным залом, где стояли автоматы с чипсами, печеньем, шоколадками и витрины с кубками, завоеванными нашей школой в разных состязаниях. Там толпились участники вечера в поникших теперь уже нарядах; свежий, едва ли не холодный ночной воздух свободно проникал в помещение сквозь распахнутые настежь тяжелые входные двери.
– Я знаю. Втрескайся ты в него, все было бы не так плохо, но ведь дело в другом, а?! – Ответ прозвучал громче, чем я ожидала.
Ребята из драмкружка в костюмах времен Ренессанса, позаимствованных из реквизиторской, повернулись, привлеченные нашими голосами. Несмотря на то что их очки, стрижки и брекеты никак не соответствовали эпохе, они показались мне настоящим хором в разворачивающейся трагедии, где главная роль отводилась мне.
Я взяла Джейми за локоть и потащила на улицу, он не сопротивлялся, но дорогу нам преградил замдиректора Хеннитц, который стоял на ступенях, сцепив руки за спиной. Его глаза были устремлены на лужайку перед входом, посреди которой возвышался памятник Джорджу Кастеру[14], отлитый из бронзы на деньги какого-то выпускника в прошлом году.
– А вот и наши лучшие бегуны, – приветствовал нас Хеннитц и улыбнулся. – Повеселились на славу?
– Не то слово, – сказал Джейми, беря меня под руку. – Намахались радужными флагами всласть.
Хеннитц усмехнулся.
– Что, теперь так говорят? – На его лице отразилось неподдельное изумление. – Никак мне не угнаться