Да и жители рвались работать, в большинстве своем. Я нисколько не сомневалась, что родственники меня не бросят, но как же мне не хотелось опять зависеть от кого-то! И вообще, одно дело помочь внезапно найденной родственнице, которая и сама прилагает максимальные усилия, и совсем другое, когда эта родственница еще и в подоле принесет. Кроме того, дети – это надолго и дорого, к тому же их сразу двое. А как и кем я буду работать без образования?
Логичнее всего было обратиться к их отцу. Но неизвестность, в которую я решила не лезть в самом начале нового витка наших отношений, удерживала меня от этого шага. Я предполагала, что у Агиля таки есть семья, а я – не то чтобы развлечение, нет. Он и правда меня любил, я чувствовала это, если только не выдавала желаемое за действительное. Но связать со мной жизнь он, видимо, не мог. А еще эта несовместимость… В общем, вариант сдаться Агилю я оставила напоследок. И если совсем недавно я ждала его и скучала, то теперь молилась, чтобы он не пришел в ближайшие дни.
В назначенное время я явилась в перинатальный центр. Пожилой мужчина-врач выслушал меня и покачал головой. Как мне показалось, осуждающе. Придется терпеть. Врач объяснил мне, что исследования на здоровье плода обычно проводятся при плохой совместимости супругов. Могу ли я доказать, что мы с отцом ребенка имеем коэффициент совместимости ниже 50 процентов? Я не могла, потому что не хотела называть имя отца ребенка. Врач почему-то решил, что я его не знаю, и его взгляд стал совсем холодным.
– Вы стали жертвой изнасилования? – дал он мне последний шанс, – Тогда мы можем и назвать вероятного отца, в этом случае такое исследование бесплатно. Дальше этим будет заниматься полиция.
– Я сказала, что не могу называть имя отца, а не то, что я его не знаю, – обиделась я, – Я знаю, кто отец, и знаю, что его нет в списке моих совместимых партнеров, совсем нет. Этого недостаточно?
Врач пожал плечами. Но, видимо, на такой случай у него инструкций не было, поэтому он выдал мне направление на минимальное бесплатное обследование.
Дальше ко мне относились более приветливо, они же не знали, что я тут с нагулянными детьми и ищу повод избавиться от них. Процедуры были неприятными, хотя, может быть, сказывалось мое отношение к процессу. Через час меня уже отправили погулять, сказав вернуться после обеда.
Время ожидания я провела в большом парке, за столиком в кафе. Впервые я не выбрала столик с хорошим видом. Я села спиной ко всем остальным посетителям и просидела несколько часов, глядя в чашку чая. Я даже пить его не стала, горло как сдавило спазмом на выходе из перинатального центра, так и не отпускало. В голове метались мысли, пытаясь найти выход из тупика, в котором я оказалась. Насмешливый внутренний голос напевал внутри меня: “Ну что, гордая независимая самостоятельная женщина? Что ты теперь будешь делать? Ты не справилась! Не справилась! Ты просто бездарность, слабая и никчемная! Возможно, ты сейчас избавишься от детей, но это не отменяет того факта, что без помощи ты ничего не можешь и никогда ни с чем не справишься!”
На данный момент это было правдой. Я не справлюсь сама. И от этого факта мне становилось очень горько. Мне казалось, что я так хорошо выстроила свои защиты. Я принимаю помощь только временно и только при условии, что это не помощь, а займ. Я ничего не требую в отношениях, мы вместе, пока нам хорошо, я даже не спрашиваю твою фамилию и не требую от тебя отчета. Я сама, все сама. А теперь два сгустка клеток в момент разметали все, что я нагромоздила вокруг себя. И я осталась на всех ветрах беспомощная и жалкая.
Конечно, если бы у меня было время… Немного времени, еще два или три года, я бы встала на ноги. И тогда я, возможно, справилась бы. Но не сейчас. Не сейчас.
Звонок связного браслета заставил меня очнуться от горьких размышлений. Меня приглашали за результатами обследования. Я пошла и дорогой все пыталась понять, чего я хочу больше – чтобы с детьми все было хорошо или плохо? Если с ними хорошо, то плохо мне. Если плохо с ними, то у меня есть шансы продолжить свою привычную жизнь. Ну… почти. Почему-то горько мне было при обоих раскладах.
В перинатальном центре меня принял тот же врач, что и в начале. Я молча уселась в кресло напротив него. Врач, неприязненно посмотрев на меня, развернул ко мне экран планшета. Я всмотрелась – цифры-цифры-цифры.
– Я не понимаю, – сказала я, – Что это означает?
Врач повернул планшет обратно к себе и пробурчал, отправляя документ на печать:
– С вашими детьми все в полном порядке. Такого не бывает при несовместимости партнеров. Что-то было бы – непропорциональность строения, склонность к миопии, аллергии. Хоть что-то было бы. У ваших же детей ничего нет. Возможно, какие-нибудь мелочи еще появятся, но основная информация есть уже сейчас. Вы обманываете, когда говорите о несовместимости с отцом детей. Ну, или вам фантастически повезло, хотя я о таком не слышал никогда. Заберите результат обследования и удачи. Кстати, у вас мальчики, однояйцевые близнецы.
Он толкнул ко мне несколько листов и сделал вид, что меня не существует. Оглушенная, я взяла распечатку и вышла из кабинета.
Я шла по улице и соображала. Надо сказать, соображала с трудом. Миллион мыслей и чувств теснились в моей голове. Дети здоровы. Совсем-совсем здоровы. Как атлеты. Как олимпийские чемпионы. А такого не бывает. Но результаты – вот, в моей руке. Значит, нам повезло. Мне и детям повезло. Потому что они здоровы и потому что они мальчики. А это тут при чем? Ни при чем. Просто ваша мама, дети, сходит с ума. От радости, от горя, какая разница. Кому еще повезло? Может, вашему папе, дети? А вот этого я не знаю. Не уверена, что он будет рад. Что же нам делать, дети, а?
В смятении чувств я слишком поздно спохватилась, что делаю то, что запрещала себе последние дни – разговариваю с детьми. Теперь они уже не были зародышами, а были мальчиками. Маленькими мальчиками. Маленькими беспомощными мальчиками. Гораздо беспомощнее меня. Черт, черт, черт!
Вернувшись домой, я обнаружила в двери свернутую записку. “Приходил, ждал, больше не могу. Приеду завтра. Поздравляю с окончанием учебного года. Агиль.” А, у меня же каникулы… Как все это