Нет! Рыжий, спохватившись, усмехнулся. И головою покачал. И снова усмехнулся. И подумал: нет, Рыжий, не виляй, а лучше-ка давай начистоту! А это чистота такая: горцы тебе никто, а рыки — твои братья, вот оттого ты и не хочешь выступать на рыков, на горцев же — хоть завтра, хоть сейчас…
Р-ра! И Рыжий ощетинился. Нет, дикари ему не братья!.. Н-но, правда, если это действительно так, то…
Кто они ему? И сам он кто такой? И вообще… Да, вот она перед тобой, Книга Всех Знаний, но разве в ней хоть что-нибудь написано о том, как надо бы…
И он сидел, листал страницу за страницей. Шли дни. Войско готовилось к войне, князь пировал с удельными. Встречая Рыжего, он делался задумчив и молчал, а если что и спрашивал, так то о всяких мелких пустяках. А воеводы…
О! Эти все ему учтиво кланялись, справлялись о здоровье, о делах. И нагло, в глаза, ухмылялись. Вот так-то вот! А ведь еще совсем недавно, когда они по одному сидели по своим уделам, а он к ним приезжал и проверял и требовал урок, они тряслись перед ним как последние мыши! А вот теперь сошлись и, сбившись в свору, сразу осмелели. Р-ра! Узколобые! Рыжий вставал чуть свет, отправлялся на Пустырь и там показывал, как надо ладить гати, гнать на огонь, брать языка, вязать фашины…
А воеводы к войску не являлись. И князь ни разу на Пустырь не съездил. А почему? Да потому, что ни в какой Большой Поход они не собираются и все эти учения, весь этот шум — так, для отвода глаз… Нет, р-ра — чтоб дичь поднять! Вот и сошлись они, удельные, подняли, обложили… А брать-то не решаются! И залегли, и ждут загривщика, а тот никак не кажется — сидит в Хвостове и молчит. Р-ра! Пусть молчит, пусть выжидает! Перемудрил Урван, пересидел; ты, Рыжий, р-ра, ну, ты горазд, ты обошел его, перехитрил! Овчар еще три дня тому назад тайно от всех отправлен тобой в Глухов, Овчар уже взял нужный след, Овчар… Вот только бы успел Овчар до срока, до Урвана! И потому теперь, по вечерам, придя к себе, Рыжий садился на тюфяк, брал книгу, но огня не зажигал. Сидел и слушал. Ждал.
В ту ночь он ждал особенно. Еще бы! Ведь завтра — срок, поход!.. Нет, не поход, а просто явится Урван, загривщик, и кликнет клич, и все они тогда…
Так то ведь будет еще только завтра! И то если Овчар до той поры не явится и не поведает князю про след! Так что…
Рыжий сидел, книгу листал, там-сям почитывал… И ждал! Долго ждал. Луна уже давно пошла на склон… И вдруг на лестнице послышались шаги!.. Нет, это не Овчар. И даже не Урван. Рыжий отбросил книгу, весь напрягся…
Князь, неслышно отбросив циновку, вошел к нему, встал на пороге и спросил:
— А что ты это в темноте?
— Так. Нравится, — мрачно ответил Рыжий.
Князь усмехнулся, подошел к нему и сел напротив. Долго, внимательно смотрел по сторонам, как будто он впервые здесь… и наконец спросил:
— Почуял?
Рыжий не ответил. А князь, немного помолчав, опять заговорил:
— Ну, раз молчишь, значит, почуял. И не ошибся ведь! Плохи наши дела.
— А… — Рыжий криво усмехнулся. — А может, все-таки, только мои?
— Нет, наши, Рыжий, наши! — твердо заверил князь. — Правда, мои пока еще так-сяк, ну а зато твои… — князь замолчал и глянул со значением.
Рыжий спросил:
— Что, это будет прямо вот сейчас?
— Нет, завтра, на пиру. — Князь помолчал. — И будет это так. Душила прокричит, что это все из-за тебя, что это ты их, дикарей, поднял, ты их навел; мол, Лес, мол, кровь, сородичи… Ну, и так далее. И вот он это прокричит, а остальные все сразу подхватят. Ты это чуял?
— Да, — кивнул Рыжий, — это. И не только.
— А что еще?
— А то, что ты при этом всем будешь молчать. Ведь ты же за меня не вступишься?
— Да, несомненно, — согласился князь, — я не вступлюсь. И не подумаю! Во-первых, как мне возражать? Рыки идут? Идут. Как никогда? Как никогда. А почему? Да потому, что это в первый раз они идут так слаженно, все их удары четко согласованы, это уже не дикари, а… Почему это? Да потому что их ведет большая голова…
— Не узколобая!
— Вот именно. И эта голова — твоя. И есть тому свидетель — пойманный лазутчик, какой-то Бэк из Гиблого Болота, и у него есть от тебя записка, что будто бы…
— Но это ложь.
— Конечно. Но то, что это ложь — одни твои слова. Пустые, между прочим. А этот Бэк — живой. Жива и та записка, там почерк — твой. Крыть нечем, да! И потому я на пиру вступаться за тебя и не подумаю, а… только за себя вступлюсь.
— Р-ра! А ты-то здесь при чем?
— При всем, друг мой. Они придут и спросят: «Где предатель?» А я скажу: «Не знаю, вот ночью был, а утром словно куда провалился».
— Да? — усмехнулся Рыжий.
— Да. Ведь ты вот прямо вот сейчас поднимешься, сойдешь во двор, а там уже каталку заложили, все, кому нужно, спят, никто и не заметит, как ты, друг мой, исчезнешь.
— А куда?
— В Копытов, к Слому и Аге. У меня с ними уже все на этот счет оговорено. Примут тебя хорошо. И вообще: уедешь — будешь жить, а здесь останешься — тебя завтра убьют. А я бы не хотел, чтобы тебя убили, потому что очень скоро ты мне снова будешь нужен.
— Зачем?
— Пошлю тебя с Агой на перевалы. Дружину дам… Вот видишь, я не передумал. Ведь так оно и будет все — по-моему! Ну, завтра покричат, ну, будет даже буча. А после все равно уймутся. И вот тогда-то мы и Бэка приберем — и под ребро его — за ложь, за наговор. Да и не одного его… А после двинем к горцам. Понял?
— Ну, понял. Но…
— «Но» будет после. А пока вставай!
— А если… Если я останусь?
— Зачем?
— А так просто!
— Задумал что-нибудь?
— Да, не без этого.
— А! — кивнул князь. — Понятно. Ты думаешь: не стану я, как подлый вор, бежать — я ж прав. Мало того, да я им завтра всем… Ну а меня, ты думаешь, что слушать?! Стар князь, труслив, вот и виляет, и пытается хитрить, и угодить и тем, и этим. Ведь так?
— Так! — рявкнул Рыжий.
Князь вскочил!..
Но нет, не кинулся — застыл. Стоял, громко сопел… И наконец сказал:
— Н-ну, в общем, так: я тебе все сказал. Предупредил. А ты… теперь как знаешь! — и резко развернулся и ушел, и напоследок громко мотанул циновкой.
Ночь. Тишина. Луна за облаками. Князь… А что князь? Он знает, что такое бунт. Толпа убила его брата и отца, и он, запуганный юнец, был возведен на Верх… О, нет, он вовсе не запуганный, а он… Ох, он хитер, ох, изворотлив, ловок! И если он еще тогда, в тот бунт, сумел всех обойти, а после умудрился усмирить и подчинить, то завтра на пиру усмирит их тем более. Правда, сперва наговорит им всякого с три короба, наобещает и запутает, и даже поклянется, а потом…
А вот ты, Рыжий, так не сможешь, не сумеешь. Он узколобый, да, а ты… Ты просто твердолобый. Таким, как ты, удачи вовек не видать; таких, как ты, всегда будут рвать и топтать, душить и… Р-ра! Вот, например, ты вспомни, это ведь совсем недавно было! Когда Ага еще не уезжал. Так вот, когда Ага увидел тебя с Книгой, он усмехнулся и сказал:
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});